В продолжение «культурной темы»

Итак, в предыдущем  посте – посвященном явлению «великого перелома– было сказано, что двадцатый век начиная с Революции 1917 года стал периодом радикального изменения социально-экономических основ общества. (Даже с учетом гибели первого в мире бесклассового государства СССР.) В том смысле, что произошла полная переоценка явления неравенства людей, которое из безусловно положительного явления перешло в разновидность вещей, мягко говоря, сомнительных. Разумеется, можно было бы сказать, что подобное «переосмысление» имело место и ранее – с не менее значимого 1789 (условного) года – что, безусловно верно. Поскольку запущен данный процесс был именно со времен революции Великой Французской. Однако в течение более, чем целого столетия он существовала «неявно», «растекаясь» по головам наиболее радикальных представителей рода человеческого.

При этом подобное явление могло порой переходить и в действительные общественные изменения – вроде отказа от рабовладения или роста популярности демократических реформ. Но только с 1917 года началась очевидная его «экстериориза́ция», превращение в господствующую социальную норму. В ту самую, которая до сих пор является основной в нашем общественном сознании, заставляя даже самых «ярых» сторонников неравенства «маскировать» свои идеи то под меритократию, то под «неработу демократии». Тогда, как лет полтораста назад сам факт решительного превосходства одних представителей человеческого рода над другими был настолько очевиден, что не требовал никаких объяснений. (Более того, тут надо было доказывать, почему это некоторые люди – вроде негров или папуасов – вообще должны считаться людьми, а не высокоорганизованными животными.)

До того у «обеспеченных господ» всегда существовала прекрасная возможность «сбросить напряжение» и в виде многочисленных борделей и «свободных» проституток, кои считались обычной профессией. (Хотя и презирались «высшим обществом», но не больше, нежели иные простолюдины.) И в виде разнообразных представительниц «низших сословий» — всех этих белошвеек, горничных и иных представительниц прислуги – соблазнить которых джентльмену было проще простого. А почему бы нет, если любой, самый ничтожный представитель «образованного класса» получал в несколько раз больше, нежели представитель «черни».

Ну, а если данное соблазнение по какой-то причине не могло состояться – скажем, если горничная или белошвейка оказывалась неожиданно «строптивой» и не соглашалась продать свою честь «за мелкий прайс» — то у благородного господина существовал и еще один путь. Да, несколько более рискованный, нежели покупка «любви», однако так же вполне имеющий право на существование. Речь идет о насилии. Да, именно так – поскольку даже в этом случае доказать что-то потерпевшей было очень тяжело. Дело в том, что в «допороговое время» судебная система была поистине … состязательной. В том смысле, что в ней осуществлялся не поиск истины – как это принято считать сейчас – а прямое соревнование истцов в приведении доказательств своей правоты.

В котором, как нетрудно догадаться, побеждал тот, кто мог позволить себе наиболее опытного юриста, способного привести больше доводов в свою пользу. Наверное, нетрудно догадаться, что у обеспеченного джентльмена всегда было больше возможностей в данном смысле, нежели у бедной девушки. Впрочем, это относится не только вопросов сексуального насилия – но и вообще, всех случаев столкновений интересов. В том смысле, что «юридическая защита» работала только за деньги и на деньги – благодаря чему богатые и знатные могли существовать в совершенно ином «правовом пространстве», нежели бедные и простые. Причем, что интересно, это не зависело от типа правовой системы, т.е., от того, применяется ли в стране континентальная или британская система права. Иначе говоря, бедняки были бесправны и в Великобритании, и во Франции, и в США, и в Германии, и в Российской Империи.

Единственное, где ситуация была несколько иной – так это в колониях. Где к «экономическому бесправию» прибавлялось еще и «национальное» бесправие вместе с расовым. В результате чего «белые господа» могли позволить себе буквальные издевательства над местными жителями, а последние вынуждены были бесправно выносить все это. Не имея возможности противостоять давлению хозяев жизни – поскольку любые возмущения беспощадно подавлялись.

Еще раз напомню, что подобные вещи происходили не в какой-то там древности, а, в историческом плане, буквально вчера. Скажем, в начале ХХ века. То есть, в то время, когда создавалось или уже было подавляющее число «великих культурных ценностей», начиная с литературы и заканчивая наукой. Тех самых, которые так восхищают нас. Можете представить себе: Шекспир, Пушкин и Бальзак уже стали историей, а реализм в живописи сменился импрессионизмом или, вообще, кубизмом. Уже был создан двигатель внутреннего сгорания и осуществлен управляемый полет аэроплана, открыта геометрия Лобачевского и уравнения Максвелла, разработана эволюционная теория развития жизни на Земле и открыты первые элементарные частицы (электроны), ну и т.д., и т.п. Но при этом бельгийский колонизатор в Конго спокойно отрубал руки местному жителю за ничтожный проступок. А американский белый обитатель Южных Штатов с не меньшей легкостью линчевал заподозренного в мелком воровстве негра. Несмотря на результаты Гражданской войны.

На этом фоне такие мелочи, как вывески «собакам и нижним чинам вход в парк воспрещен» в той же Российской Империи выглядели детскими шалостями. Поскольку они лишь обозначали общеизвестное – то, что есть «белые люди», и есть люди «черные». (Невзирая на их цвет кожи.)

В общем, можно еще раз указать на то, что подавляющая часть т.н. «культурного комплекса» нашей цивилизации в действительности была создана при условии бесправной и нищей жизни подавляющей части ее представителей. Разумеется, можно было бы сказать, что это ни на что не влияло, что художники, писатели и поэты всегда существовали в некоей «башне из слоновой кости», не оскверняясь указанным неравенством – но это будет неверно. Так как невозможно жить в обществе и быть свободным от его установок. Правда, можно сознательно отрицать последние, проводя всю жизнь в постоянной борьбе с имеющейся несправедливости, однако, понятно, что это касается не всех. Поскольку необходимость затрат сил на борьбу вместо «положения» их всех на творчество позволяет предположить, что наиболее великие произведения создавались людьми, которые указанной борьбой не увлекались.

Но культура не ограничивается исключительно «художественным творчеством» в той или иной форме. К культуре относится и столь «любимая» мной архитектура – которая соединяет творчество в традиционном понимании и утилитарную, практическую работу. (Дом, построенный архитектором – это и произведение искусства, и необходимый для функционирования глобальной производственной системы элемент.) К культуре относится и научная, а так же инженерная деятельность. К культуре относится медицина. (Кстати, тема связи между социумом и способами лечения – очень и очень интересная и неоднозначная.) К культуре относится, наконец, создание разнообразных философских систем – т.е., способов формирования общественного сознания. И вся эта поистине колоссальная работа, весь этот фантастически обширный корпус созданных человечеством знаний, по сути своей, неизбежно должен нести в себе «печать» влияния указанного выше разделения. Разделения, в рамках которого одним людям было уготована возможность установления цели всякой деятельности. А другие должны были быть бесправными исполнителями, за ничтожную плату – а порой и просто бесплатно – должными вводить в реальности замыслы первых.

Наверное, после этого становится понятным, что проблема «культурных ценностей» в нашем мире стоит очень и очень остро. На самом деле гораздо острее, на порядки острее, нежели это кажется на первый взгляд. В том смысле, что современное состояние одного из самых важных социальных механизмов оказывается противоречащим тем базовым основам, на которых воздвигнуто само здание «человеческой цивилизации». И разумеется, простых рецептов разрешения указанного противоречия не существует. В том смысле, что мы не можем отвергнуть подобный массив культуры – так как именно он и делает нас людьми. Но одновременно – не можем его однозначно принять из-за указанной проблемы.

Ну, а непростые рецепты? Ну, а о непростых надо говорить уже отдельно.