Воздушный змей для броненосца: первые шаги морского воздухоплавания

«Русалку» долго и безуспешно искали традиционными для той эпохи способами, всматриваясь в воды Финского залива с борта кораблей. Столь же безуспешно пытались применять тралы и даже водолазов. Тогда-то и решили привлечь для поисков воздухоплавателей – полтора месяца в море выходила шхуна «Самоед» с привязным аэростатом. Наблюдатели в его корзине поднимались до 400 м в высоту и пролетели над морем в общей сложности 200 миль, или более 370 км.

Тем летом в небо с борта «Самоеда» поднялись почти полсотни офицеров Балтийского флота. Хотя воздушная новинка затонувший броненосец так и не нашла, но убедила моряков в полезности аэростатов для обнаружения мин и отмелей – в безветренные дни и при отсутствии больших волн с высоты можно было различать объекты на глубине до 20 м.

В следующем году по примеру Балтики провели учения по поднятию аэростатов с наблюдателями над броненосцами Черноморского флота. Однако парящий над мачтами воздушный шар так и не стал неотъемлемым признаком флота – именно тогда у огромных баллонов, надутых газом, в небе над волнами появился маленький, но сильный конкурент. И то был еще вовсе не аэроплан.

«Змеиная» хитрость против аэростата

«Все офицеры были на стороне воздушных шаров, но командующий флотом находил их детской забавой» – так в самом начале Русско-японской войны писал о знаменитом адмирале Макарове лейтенант Михаил Лавров, первый начальник «воздухоплавательного отделения» в Порт-Артуре. Командовавший Тихоокеанским флотом адмирал, однако, не был ретроградом – просто вместо воздушных шаров он хотел использовать воздушных змеев. Тогда эти прообразы современных дельтапланов нередко еще именовали «летательными змеями».

Первые аэростаты были дороги и крайне сложны в эксплуатации, особенно на кораблях в открытом море. Потому на рубеже XIX и XX веков Черноморский и Балтийский флоты провели опыты с использованием для воздушного наблюдения «летательных змеев». Благо морские ветра и скорость судна почти всегда позволяли запускать такие конструкции в небо.

При Морском министерстве Российской империи даже создали особую комиссию по их испытанию. В январе 1904-го, буквально за несколько дней до начала Русско-японской войны, она утвердила доклад «О применении воздушных змеев для подъема наблюдателей с судов флота» с категоричным выводом: «Применение таких змеев на судах флота не только желательно, но даже необходимо».

Самолет братьев Райт взлетел лишь за месяц до выхода этого доклада, да и то преодолел лишь считанные сотни метров. Предсказать тогда скорое рождение массовой авиации и ее молниеносный прогресс было вне сил человеческого мозга. Именно в те несколько лет в самом начале прошлого века «летательный змей» казался в морском деле перспективнее воздушного шара.

Относительно простой и небольшой летательный аппарат, известный еще в Древнем Китае, был дешевле в изготовлении, не требовал сложного «газопроизводящего» оборудования, да и просто был безопаснее для корабля, чем гигантский баллон с водородом. Словом, адмирал Макаров сделал выбор в пользу «змеев» – доживи он до появления в ближайшие годы первых удачных аэропланов, наверняка стал бы горячим сторонником их применения на флоте.

Однако этому не суждено было случиться – адмирал погиб на броненосце, подорвавшемся на японской мине. Ту минную постановку могли бы обнаружить с воздуха, но в Порт-Артуре не оказалось ни аэростатов, ни готовых «летательных змеев», хотя приказ о создании «Морского воздухоплавательного отделения» в главной базе Тихоокеанского флота был подписан еще в 1902-м.

Отправленный в конце 1903 года из Петербурга в Порт-Артур пароход «Маньчжурия», везший на Дальний Восток аэростаты и все их оборудование, в самом начале войны перехватили японцы у берегов Китая. В итоге прибывший в Порт-Артур первый командир «Морского воздухоплавательного отделения» лейтенант Лавров оказался без ничего. На местных складах он с удивлением обнаружил вполне современный аэростат, несколько лет назад захваченный у китайцев, когда наши войска подавляли их восстание, но без должного ухода трофейный шар пришел в негодность.

Попытки сделать аэростат из подручных средств («из дамских юбок» – как невесело шутил сам Лавров) в осажденном Порт-Артуре провалились. Главным препятствием стало отсутствие водорода. Для его производства требовалась в значительных объемах серная кислота. Еще в 1903-м из Порт-Артура в Главный морской штаб ушел запрос о доставке «воздухоплавателям» кислоты, на что буквально накануне войны был получен изумительный по бюрократичности ответ: «Оная кислота имеется в Японии в большом количестве и недорого». В итоге первый командир «Морского воздухоплавательного отделения» Тихоокеанского флота погиб в сухопутном бою с японцами, так ни разу и не поднявшись в небо.

«Со змеями ничего не успели сделать…»

«Летательные змеи» тоже не взлетели над броненосцами Тихоокеанского флота. Хотя 2 апреля (20 марта по старому стилю) 1904-го столичный журнал «Воздухоплаватель» с энтузиазмом писал: «Известный знаток воздушных змеев лейтенант Шрейбер, проходивший в этом году курс в офицерском классе учебного воздухоплавательного парка, по требованию вице-адмирала Макарова отправлен в Порт-Артур для производства подъемов наблюдателей с судов флота. В хорошую погоду со змея можно увидеть в море на 30–40 верст. Это будет первое применение воздушных змеев для военных целей».

Лейтенант флота Николай Шрейбер и его «змеи» доехали до Порт-Артура всего за несколько дней до гибели адмирала Макарова. Вскоре наш флот оказался прочно заперт в гавани, и «змеев» Шрейбера перенацелили на сухопутную разведку, к которой они оказались мало приспособлены – расстреливались японскими солдатами из винтовок. «Со змеями ничего не успели сделать… Их запустили, но, как только пять штук были в воздухе, неприятель сосредоточил по ним такой прицельный огонь, что людям пришлось ретироваться. Никого, благополучно, не ранили, а змеи летали и расстреливались старательно часа полтора», – писал Шрейбер о первой и последней попытке воздушной разведки в небе над Порт-Артуром весной 1904 года.

«Не успели» – вообще ключевая характеристика русских усилий в той войне. Для эскадры адмирала Рожественского, что вскоре погибнет у Цусимы, готовили специальный «аэростатоносец» для обеспечения дальней морской разведки. Но не успели. Летом 1904-м за миллион рублей, пожертвованных графом Строгановым, в Германии спешно купили пароход. За два месяца его переоборудовали под эксплуатацию аэростатов, смонтировали газовое оборудование и радиостанцию – как тогда говорили, «газовый завод» и «беспроволочный телеграф».

Судну дали новое имя – «Русь». Фактически это был первый в России и один из первых в мире прообразов авианосцев, специально оборудованный всей техникой для «воздухоплавания». На корабле впервые электрифицировали весь цикл обслуживания аэростатов, от получения водорода до подъема и спуска.

В октябре аэростатоносец «Русь», несший девять «летательных аппаратов» немецкого производства, должен был уйти на Дальний Восток вместе с новой Тихоокеанской эскадрой. Но тут выяснилось, что корабль, спешно оснащенный новейшим воздухоплавательным оборудованием, покупали тоже в спешке – его двигатели и котлы слишком «побиты и поношены». Их доводка затянулась до начала 1905-го, и на войну носитель аэростатов не успел.

В несчастном для нас Цусимском сражении русская эскадра участвовала без воздушной разведки, тогда как японцы пытались применять наблюдение с аэростатов. Впрочем, воздухоплавание тогда все же сыграло роль в спасении одного из наших кораблей. Эскадренный миноносец «Бравый»,  в ходе боя, несмотря на попадание тяжелого 203-миллиметрового снаряда, спасший из воды полторы сотни моряков утонувшего броненосца «Ослябя»,  сумел ночью прорваться сквозь Цусимский пролив и вражеский флот.

Но уже на подходе к Владивостоку на миноносце закончился уголь, а еще примитивной рации не хватало мощи, чтобы связаться с базой. Тогда антенну «радиотелеграфа» подняли на дополнительную высоту посредством воздушного змея – лишь так сумели установить связь и вызвать помощь.

«Мы не были огорчены потерей шара…»

В ходе Русско-японской войны применять аэростаты на практике попытались лишь крейсеры, базировавшиеся во Владивостоке. Первые опыты с ними на кораблях в столице Приморья провели 19 апреля 1905-го, а уже через пять дней крейсеры пошли к берегам Японии. Аэростат нес броненосный крейсер «Россия».

В теории все выглядело эффектно – разведка с воздуха поможет нашим морякам охотиться за японскими транспортами. На практике в морском походе эксплуатация надутого водородом «шара» оказалась крайне сложной, хлопотной и непредсказуемой.

«В начале шестого часа стали готовить шар к подъему. Приготовление занимает весьма значительное время, что считаю безусловным недостатком, в особенности на судне… За время приготовления ветер засвежел, и когда начали травить концы, то один лопнул, и шар был вынесен ветром за левый борт крейсера, причем корзина с мичманом Гудимом несколько раз окуналась в воду и ударялась о борт крейсера. Поэтому подняли шар снова на палубу, отложив дальнейшие опыты до другого дня» – так контр-адмирал Иессен, начальник владивостокских крейсеров, рапортовал о первой попытке поднять аэростат в открытом море.

На следующий день «шар», за цвет оболочки прозванный матросами «желтой опасностью» (намек на распространенный тогда антияпонский мем), все же сумели поднять ввысь, наблюдатель даже разглядел далекие берега Японии. Но 27 апреля 1905-го при подготовке к смене водорода аэростат, привязанный канатами к корме крейсера, оторвало и унесло в море.

Как вспоминал мичман Платон Панаев: «Вдруг налетел верховой порыв, почти не ощущаемый на палубе. Раздался звук, похожий на отдаленный выстрел; я обернулся – шар бился о воздух, путаясь в массе веревок. Не прошло и пяти секунд, как лопнул и второй канат, и шар начал свой свободный полет. Мы не были очень огорчены потерей шара, т. к. от него не было никакой пользы, а было много неприятностей и стеснений: прежде всего от него ужасно пахло, во-вторых, он загромождал палубу и, в-третьих, мешал действию кормовой артиллерии… Матросы тоже были довольны, стали прибираться на корме и говорить воздухоплавательной команде: Ну, ребята, убирай вашу снасть».

Словом, отношение к первым, еще далеким от совершенства «воздухоплавательным» аппаратам у большинства моряков было скептическим. Да и наполнявший «желтую опасность» водород тогда получали при помощи воздействия серной кислоты на цинк – образовавшаяся газовая смесь имела не просто плохой, а крайне отвратительный запах.

Вообще с аэростатами царскому флоту не везло. Первый специализированный аэростатоносец «Русь» продали на металлолом сразу по окончании конфликта с Японией.

Уже во время Первой мировой войны, накануне 1917-го, в Англии купили четыре крупных дирижабля – они предназначались для Черного моря и потому получили официальное наименование «Черноморы». Способные нести свыше тонны бомб и находиться в воздухе много часов, эти аппараты предназначались для поиска и уничтожения подлодок. Однако два «Черномора» потерпели аварии в первых же полетах, третий сгорел в порту, а четвертый даже не был собран.

Впрочем, к тому времени небо уже стремительно осваивала крылатая авиация. И там же, на Черном море, наш флот успешно применял против турок плавучие носители летающих лодок, первые гидроавиатранспорты. Тогда же за рубежом, именно в ходе Первой мировой, появились и настоящие авианосцы, с палуб которых могли взлетать боевые самолеты – разведчики, бомбардировщики и торпедоносцы. В ту эпоху такой тип кораблей у нас чаще именовали «авиаматками». Но это уже совсем другая история, далеко выходящая за рамки рассказа о первых, еще неловких попытках морского флота использовать небо.