За кулисами балагана (анатомия люмпен-революционера)

И человек, и зверь – так или иначе, оба чего-то хотят от жизни. Желания зверя регулируются инстинктами, приложенными к окружающей среде. Например, зверь хочет покушать – и съедает то, что есть. А если ничего нет – то зверь и не кушает. А что он, зверь, сделает? Он и лапами развести не умеет… В целом зоопсихология формирует определённый набор требований, которые, по сути своей, вектора инстинктов, скорректированные конкретной средой пребывания. Вот этот набор зоологических чаяний (животные инстинкты особи + особенности среды её пребывания) известен нам как «рыночный либерализм». Что касается «человека разумного» (наше видовое имя, не знаю, заслуженное ли!) – то он, формулируя требования к миру вокруг себя:

-Говорит не от имени биологической особи, а от имени коллективного разума.

Задумайтесь, какая глубина ОБОБЩЕНИЯ мысли находилась за простейшими, с виду, требованиями – «земля крестьянам», «заводы рабочим» и т.п.

Вот есть я. И мне – лично – нужен кусок земли, потому что (так получилось) я с неё ем. С точки зрения либералов, я и должен говорить о себе! Что конкретно мне нужны конкретно сорок десятин пахотной земли! Как же я, с точки зрения либералов (лишённых абстрактного мышления) могу требовать ВСЕЙ земли ВСЕМ крестьянам?!

Она ведь и так, если подумать – ВСЯ У ВСЕХ. Ну, переделят её, а где гарантии, что меня и при новом переделе не обойдут?! В предыдущем-то обделили, хотя 100% пахотной земли в руках 100% землевладельцев, то есть вся она у всех, вместе взятых…

Поэтому бытовой либерализм (не обязательно политический, не всякий бытовой либерал голосует за либеральные партии) неспособен выдвигать обобщённых идей в рамках абстрактного мышления. Либерал не может вывести право куда-то от себя, чтобы оно действовало вне и помимо его биологической особи.

Революция прогресса исходила из лозунга «дайте человеку то, что человеку для жизни нужно». И в этом способствовала жизнеустроению цивилизации, благодаря способности к широкому обобщению идей, мыслей. Либеральная деволюция исходит из лозунга «дайте мне то, что мне для жизни нужно», вытеснив этой стяжательской конкретикой всякую абстрактную идею жизнеобустройства «человека вообще».

Либерализуясь, человек выпадает из широты пространства и долготы времени. Ему нужно устроить себя и сейчас, он рассматривает «заманчивые предложения» разных жуликов, обещающих лично ему «золотые горы».

-Перебегай к нам, стране и народу твоим хана, конечно, зато ты будешь в шоколаде…

Зоологическая схема мотивации: «дай – пойду».

Ведь либералу, зацикленному на себе, безразлично, где вы возьмёте то, что ему от вас нужно.

Может быть, у его соседа, плевать, ведь он не сосед.

А может быть – методом грабежа колоний, плевать, либерал живёт не в колонии.

А может быть, изъяв средства у перспективных долгосрочных программ – плевать, либерал биологическая особь, и не собирается жить вечно.

Катастрофа через 100 лет его не волнует, через 100 лет его уже не будет…

+++

Городской люмпен-элемент, деклассированные слои размножились в наше время в невероятных для классической политэкономии количествах. Это люди бесструктурные, живущие случайными, неопределёнными, а главное – бесполезными для общества и будущего заработками. Деклассированный люмпен сочетает в себе худшие черты угнетённых и угнетателей: босячество и паразитизм.

Босяк-паразит в той же Белоруссии не боится повредить производственным силам – ибо чужд им, параллелен, не занят в производственных процессах – и таких босяков-паразитов (креативного прекариата) развелось, увы, очень и очень много: словно в садке для откармливания преступных тунеядцев.

Люмпенизация заработка (всё более и более деклассированного, случайного, всё более и более в бесчисленных конторках похожего на милостыню, а не на трудовой хлеб) – приводит массы городских паразитов к люмпенизации мышления.

Город-паразит, живущий на горбе трудового города, в определённый момент идеологически вычёркивает своих доноров из списка полноценных людей, объявляет их «рабами, недочеловеками, лузерами» и т.п. Настоящие же люди с настоящим мнением и правами – только люмпен-слои, у которых есть и время, и возможность митинговать месяцами (ибо не нужно идти на работу).

Люмпен-идеология свой внутренний глубинный паразитизм выражает в том, что (кажется, искренне) подменяет труд по жизнеобеспечению на конкурс симпатий в своём понимании политики.

Люмпены слишком тупы, чтобы обсуждать экономические или оборонные шаги своего президента, они всё сводят к обсуждению усов, сроков пребывания у власти, внешности, возрасту и прочим инфантильно-слабоумным придиркам. «Похож на крысу!».

При этом сама политика остаётся за пределами обсуждения люмпенов – потому что она за пределами их понимания. Они искренне полагают, что быт и заработок, защита от уничтожения или обнищания человека – не продукт политики лидера, а нечто непреодолимо-естественное. Что, например, рабочее место, или жилище, или право не быть раздавленным танком – у них просто есть от природы, а не политиком организовано. Расскажите такое, ребята, в Донецке или Карабахе! Как это «само собой так получилось», что вас танками в жижу не давят…

Неспособность люмпена понять устройство жизни (начиная с элементарного выживания) – приводит его при попытках объяснить жизнь к карикатурно-лубочным, плоским и нелепым картинам мира. Главная черта в которых – подмена фактов оценочными суждениями. Человек не устанавливает истину, а объявляет ею своё мнение.

Человек не задаёт себе вопроса, который обязан задавать каждый умный человек: «а не дурак ли я?». Насколько моих знаний о жизни и способностей к анализу хватает, чтобы судить, например, о «пользе ухода Лукашенко для Беларуси».

+++

Объясняю, как социопатолог:

Критическое мышление порождено ударами натуральной среды по мечтам производителя.

В процессе сложного производства человек научился видеть, что далеко не всякое его представление о жизни запросто воплощается в жизнь. Природа отвечает мечтателю, и отвечает болезненно. Приспосабливаясь к законам объективной реальности – человек учился критически относиться к своим фантазиям.

Человек делает, и в процессе делания корректирует свои представления о мире, учится основательности мнения. Так производство рождает критическое мышление.

А люмпен майданной толпы – паразит, чуждый производству. Через то он чужд и критическому мышлению. Ведь он живёт не в реальном, а в придуманном мире, в фантазиях, покорных его прихотям.

Человек разумный понимает, что изобилия мало хотеть: его ещё нужно произвести в продуктовом виде и отстоять военным путём от расхищения.

А для люмпена-майдауна нет ни производства, ни обороны: он чего-то захотел, вынь, да положи!

С точки зрения критического мышления, богатые люди – это люди, которые очень много знают и умеют, очень многому научены, и при этом настолько сильные, что ни у кого силой отобрать их имущество не получается. Убери хотя бы один пункт – и богатые станут бедными.

Люмпен же связал изобилие со свободой – просто по принципу «приятного с приятным». «Приятно же ничего не делать, ни в чём не напрягаться, и при этом всё иметь! Вот я так и буду делать!»

+++

Оформляясь в виде кусочкового, клипового мироощущения, лоскутная идеология люмпенов, деклассированных масс уже может быть изучена на исторических примерах.

Её основные отличительные черты, стабильно выявляемые каждым майданом, где бы он ни шёл:

Беспочвенность и бессодержательность

Эмоциональная экзальтация и чувственная обострённая истерия

Беспамятливость и шаткая переменчивость, неустойчивый выбор, внезапные, как у психопатов, перемены настроений и целей.

Крайняя расплывчивость выражаемых позиций – аморфность, размытость, неопределённость, пустословие.

А знаете, почему?

Потому что люмпен пытается совместить в речи:

• Формально-абстрактную фразеологию добра и прогресса
• Следование косматому зову внутренних зоологических низших инстинктов.

Чего хочет майдаун? Хапнуть и доминировать. Чтобы он всеми командовал, а ему никто не смел возражать. Но не может же он об этом сказать в таких словах! И он начинает всё это своё звериное настроение облекать во всякие «свободы, выборы, честные суды, борьбу с коррупцией» и т.п.

Но всё это беспочвенно и бессодержательно, всё сводится у майдауна к личному оценочному суждению: что лично он считает, свободой, честностью суда или коррупцией.

По сути, майдаун стремится заменить и выборы, и суд, и власть и правоохранительные органы… самим собой. Предлагая принимать его оценочное суждение – как «окончательное и обжалованию не подлежащее». С точки зрения рациональной логики это очень странно (вести на площади в толпе следствие или подсчитывать голоса на выборах), но с точки зрения зоопсихологии – понятно. Потому что зверь сам для себя – окончательная инстанция, и всех этих институтов развитой человеческой цивилизации – не понимает. Зверь не различает своего субъективного мнения от объективной реальности, полагая: «что мне кажется – то и есть истина».

+++

Самый глубинный и фундаментальный подрыв человеческой цивилизации – это подрыв абстрактного мышления. Именно способное к обобщениям абстрактное мышление выступило источником, протяжённостью и целью цивилизации. Разум, способный отвлечься от конкретного носителя, выйти в своём рассмотрении мира за пределы своей биологической особи-носителя, и лакейского обслуживания её биологических интересов – вот первоначало человечества, выделившегося именно этим (наличием коллективного Разума) из животной среды.

Но именно практика обобщения идей подвергается деструкции и глуму в рамках неолиберализма. Возвращение ума обратно, к роли лакея при телесном организме, к роли клыков и когтей, то есть орудия урвать своему носителю кусок послаще – гарантированно сотрёт разумные формы бытия.

Мы изменили бы диалектике, если бы видели в абстрактных идеях и сакралиях коллективного разума только его сильные стороны, не замечая, игнорируя его слабостей. Тех, что вытекают из самой природы обобщённых идей.

В чём проблема ОБОБЩЕНИЯ?

В том, что забота обо всех (отрицание геноцида) – означает одновременно:

-Колоссальный рост затрат

-Скудость среднестатистического результата.

Получается, что у тебя и затрат гораздо больше, и при этом результат в среднем гораздо скромнее по итогам!

Это очень простая арифметика, и я хочу, чтобы все её поняли, осознали, просчитали на столе, на спичках, на счётных палочках!

Если у вас в стране 10 млн жителей, и вы ЗАБОТИТЕСЬ ОБО ВСЕХ (исключаете вымирание какой-то части соплеменников), то это:

-10 млн обедов ежедневно.

-А в порции только то, чего хватает всем.

Понимаете, 100 тыс. роскошных обедов обойдутся достаточно дешевле, чем 10 млн скромных, даже скудных пайков?!

То есть у 100 тыс. избранных появятся всякие рябчики, ананасы, осетры да фуа-гра, а по цене это дешевле, чем 10 млн. тарелок макарон с котлетой!

+++

Когда мы говорим, что либералы предают свой народ – мы имеем в виду не то сознательное предательство, которое совершили Брут или Иуда, не тот акт предательства, который осознан и оплачен.

Либералы предают свой народ в том прямом и буквальном, неосознанном, непродуманном виде, в каком чеховский злоумышленник, таскавший гайки с железной дороги – предавал свою страну. Он не хотел крушения поезда и гибели множества людей – он хотел лишь украсть гайку на грузило.

Заключает ли либерал договор со шпионскими центрами? Не всякий. Получает ли он деньги за предательство? Не всякий.

А что делает всякий либерал?

Он пытается обустроить свою крысиную нору – не понимая и не желая понимать себя в контексте государственности и гражданства. Например, целью дезертира не является падение Москвы! Целью дезертира является лишь спасение своей шкуры, представляющей для дезертира абсолютную и непревзойдённую ценность. Дезертир не может и не хочет думать – падёт Москва или не падёт в результате его дезертирства. Это слишком обобщённый, слишком абстрактный вопрос для его локального мышления.

Поэтому либерал может совершенно искренне думать, что он никакого народа не предавал – потому что акта предательства, акта «приёмки-передачи 30 сребреников» не было.

— Где моя подпись? Покажите!

Нет твоей подписи. Как нет и подписи дезертира под капитуляцией армии.

Причинно-следственная связь не всегда актирована.

Либерал предаёт свою страну и свой народ:

-Своим нежеланием или неспособностью понимать

-Каким образом его личное обустройство по личной выгоде

-Скажется в итоге на их исторических судьбах.

Ты скушаешь грант, попляшешь и сдохнешь, оплаканный благодарными наследниками; а твои страна и народ погибнут – потому что ты за грант делал несовместимые с их выживанием поступки.

Может быть, понимая.

А может быть, и бездумно.

Если идиот не понимает, что его за понюшку табаку послали отравить колодец – это не значит, что колодец не будет отравлен.

Это значит лишь то, что идиот – является идиотом.

+++

Теоретик может искусственно усложнять вопрос о человеческих желаниях и возможностях, а мы не будем. Потому что, при всём богатстве экзотики и исключений, в общем и целом, на протяжении многих веков, стабильно и неизменно:

-Человек хочет удобств, изобилия, уважения к своим интересам и соблюдения своих прав.

Человек этого хотел как в XII-м веке, так и в XVI-м, и в XIX, и в XXI веке. И вопрос не в том, чего человек хочет (ибо хочет он, в общем и целом, всегда одного и того же), а в МОЗГАХ.

Потому что если человек умён, то он не только хочет, но и знает, как сделать желаемое действительным.

А если это наш современник-либерал, то все его «хотелки» упираются в беспомощно-манипулируемую умственную немощь, в инфантильно-детское бессилие различить правду от лжи.

Люди оказываются в феодализме и в рабовладении – не потому, что они хотели там оказаться. Они, конечно, не хотели. В том смысле, что планов таких не ставили. Этика христианства в средневековой Европе идеально подходит под коммунизм, но она совершенно не подходит под феодальные отношения, хоть и официальная идеология.

А почему идеал не соответствует практике?

Да потому что люди не знают, как его воплотить. Нет ни инструментов, ни подходов, ни технологий.

И в итоге желающие жить при коммунизме затворяются за стенами монастырей, и живут там в осаде, и без семьи – потому что семьи в средневековом варианте коммунизма не прокормишь.

Идиотизм не то, чтобы запрещает человеку мечтать о лучшей жизни – он просто не даёт идти к этой самой лучшей жизни.

Хотеть-то ты её хочешь, а как дотуда добраться через феодальные трясины и топи – никто не ведает.

(Продолжение следует)