Баллада о барине и его поместье

Фото отсюда

Недавно благодаря поддержке моей дочки  увидела свет моя книга «Этюды. Времена года» 
Книга это уникальна, как по структуре, замыслу, так и по содержанию и технике, но очевидно попросту канет в неизвестность, не замеченная ни литературными критиками (которых уже и нет в стране), ни читателями, которые тоже исчезают на наших глазах. Это когда-то страна была «самой читающей в мире», а нынче — нынче в погоне за благами материальными вкус к духовным начисто отшибли. Да и с чего бы несколько десятков печатных экземпляров или нераспиаренные экземпляры электронные стали известны широкому кругу…

Для творческого человека пожалуй нет страшнее, чем видеть, как его творения, да ещё и благословлённые свыше, безнадёжно годами, да что там, при всей их актуальноси — десятилетиями! — пылятся в медленно уходящем в прошлое архиве невостребованными…
Кроме вышеупомянутой книги написано ещё очень много, несколько книг давно подготовлено к печати, порою к свёрстанному добавляешь новые материалы, да так они продолжают лежать неподвижно, безнадёжно ожидая своего читателя. Это, к примеру «Баллады», к которым так лежит душа, или философская «Ad majorem Dei gloriam…»  Вот и сегодня добавил к «Балладам» ещё одну, только что написанную.

За речкою быстрой, горой и лесами,
Под теми же, что и у нас небесами,
В земле то ли Азии, то ли Европы,
Жил в замке Хозяин, а в избах — холопы.
И существовало такое поместье
Возможно лет сто, а возможно и двести
А то и побольше в нём ели и пили —
В историю корни его уходили.
В аллеях и между картофельных грядок
Здесь всюду царили покой и порядок,
Холопы безропотно землю пахали,
Что скажет хозяин — то враз выполняли
И только желали от жизненной доли
Чтоб барин их сыт был, и пьян, и доволен.
А он был суров и в речах, и на деле,
Холопскую массу держал в черном теле,
Не балуя подданных лишней наградой,
Но даже за кость те служить были рады.
Старались, бедняги, в лохмотьях и мыле,
Чем больше порол — тем сильнее любили.
Такая любовь уж у них — по холопски,
Хоть корочка в горле, а зад — на полоски.
Вот так бы ползла жизнь их слева направо,
От черной работы до барской забавы,
Но как-то хозяин полночи резвился,
Встал с левой ноги и не опохмелился,
А тут вдруг лакей ещё сделал промашку
И кофе горячий пролил на рубашку!
Взъярился хозяин, лакея — ногою!
Споткнулся — и врезался в стол головою,
Поплыло в глазах, с головою чего-то…
Натужно бранясь, вышел он за ворота,
А там холопьё, ставши в ряд, ожидает:
Чего Наше Фсё в этот раз пожелает?
Тут барин припомнил и черта, и Бога
(Болит голова а в желудке изжога,
Ещё и толпа неумытая бесит),
Ногами затопав, вскричал: Всех — повесить!
И что-то невнятно добавив про мать,
Назад повернувшись — ушёл досыпать.
Холопы вначале опешили сразу:
Ещё не слыхали такого приказу,
Да деться куда, раз уж барин велели?
Судили, рядили, слегка погудели,
И чтоб не накладно хозяину было,
Всё сами сыскали — верёвку и мыло.
Проснулся хозяин, похлопал глазами:
Царит тишина непривычная в замке,
И там, за окном, непонятно и дико —
Ни скрипа телеги, ни птичьего крика,
Лишь солнечный зайчик в проёме оконном.
С кровати он встал, осмотрелся с балкона:
Над грядками спаржи, свеклы и укропа
Висели холопы…висели холопы…
……………………………..
Уносятся быстро года в поднебесье,
На месте поместья давно мелколесье
Да стая собак одичавшая воет.
Сам барин уехал в поместье другое.
Но так же, от центра до самых окраин
Всё те же холопы, всё тот же хозяин.