Долг, не подлежащий списанию…

​Как писал классик – «купола в России кроют чистым золотом»… Вот и представьте, что с целью позолотить многочисленные купола огромного храма доставлен мешок золота. После того, как он перешёл в руки мастеров – возможны разные варианты. 1. Все, как один, горят желанием выполнить свою работу. 2. Некоторые хотят выполнять работу, а некоторые хотят украсть мешок и сбежать с ним. 3. Все, как один хотят украсть золото и сбежать.

Первый случай понятен, как понятен и его результат. Во втором случае работа может быть сделана, а может быть и не сделана. Есть те, кто побежит с мешком, но есть и те, кто, хотя бы теоретически, могут их остановить, помешать хищению. В третьем же случае совершенно очевидно, что купола крыть чистым золотом никто не будет. Поскольку украсть материал для куполов хотят ВСЕ – то вопрос уже не в куполах, а только в том, КТО ИМЕННО унесёт мешок, а кто – останется с носом.

Этот пример в простых и очень понятных, житейских и бытовых деталях даёт нам понять, что такое в политологии центростремительная и центробежная силы. Государство складывается там, где центростремительная сила оказалась сильнее центробежной (то есть мешок у воров отняли, самих воров наказали энтузиасты купольного дела). Нетрудно понять, что государство разваливается там, где центробежная сила оказалась сильнее центростремительной.

Если честные мастера не сумели помешать хищению золота, то золотых куполов не видать, как своих ушей. Конечно, похищенное может переходить из рук в руки, могут быть интересные детективные сюжеты, как вор ворует у вора. Мешок может перемещаться на запад, на восток, на юг или на север – вариантов много. Однако это уже для читателей Конан-Дойла и Агаты Кристи…

Общность создаётся людьми, для которых служение абстрактной священной идее важнее личной выгоды. Пока такие люди есть – общность существует. Эти люди ведут борьбу за цивилизациию на три фронта. Всегда! Они сражаются с враждебными стихиями, силами природы. Далее, они сражаются с негодяями-мародёрами, пытающимися растащить построенное. И, наконец, то, что церковь называет «духовной бранью» — они сражаются с энтропией в себе, с дегенеративными соблазнами и похотями, заложенными в каждом человеке.

Из этого можно понять, что жизнь носителей цивилизации весьма нелегка. Строй, защищай построенное, да ещё и внутри себя занимайся строительством полноценной человеческой жизни, борьбой с внутренним зверем, как будто внешних зверей мало…

Но такие люди необходимы даже для простейших форм государства.

Если их стало слишком мало, или они вообще перевелись – тогда обществу просто нечем быть скреплённым и оно разлетается во все стороны бешеными осколками…

+++

Но что интересно: либерализм сам по себе есть центробежная сила в чистом виде! Он ничего не может соединить, и наоборот – любое единство разваливает. Свободные частные собственники могут объединяться только в ситуационные группировки, которые автоматически распадаются, когда задуманная от временного альянса выгода получена.

Пик популярности либерализма – это последние годы советской агонии. Советские «скрепы» имели два очень существенных недостатка. Во-первых, эти сакралии имели в себе токсичное ядро (атеизм, дарвинизм, классовая теория и др.), которое своей неадекватностью госстроительству отравляло любое единство, сложившееся вокруг него. Во-вторых, советские сакралии навязывались очень грубо, бестактно, с сектантским начётничеством, со старообрядческой узостью и косностью – порой вызывая протест не столько своим содержанием, сколько той изуверской формой, в которой оно преподносилось.

Конечно, даже советские идеологи, как бы ни были они сжаты в рамках узости мысли КПСС – понимали, что государство и общество не могут быть выстроены на цинизме, вещизме и разоблачённых временем лжепророчествах (соответственно, атеизме, материализме и теориях формаций классовой борьбы).

Но человека, который имел бы глубину и мужество сойти с проторенной колеи, КПСС найти так и не смогла до своего финала.

Чем ниже падала «звезда голодных», мечта раннего коммунизма о простой сытости и минимальной обеспеченности – тем выше поднималась звезда либерал-фундаментализма.

То, что мы имеем сейчас, даже в самых патологических проявлениях (Украина, например) – лишь слабый отсвет того накалённого и фанатичного шкурничества, сакрализации продажности, которые мы имели в 1990-м году (ещё при живой КПСС).

И это не случайно. Уже приходилось писать, что либерализм – паразит, он не может жить сам по себе, не разрушая чего-то, ему чужеродного. Можно либерализовать что-то строгое и однозначное, но нельзя либерализовать сам либерализм.

Либерализм проявил способность разрушать самые разные сакралии, но собственных создать он не в состоянии: ведь это всё равно, что поверить в неверие! Если не верующий – значит, ни во что не веришь, а если во что-то веришь, значит, уже не неверующий…

Точно так же нельзя освободить свободных, если они уже свободны. Для того, чтобы их освободить – их придётся сначала поработить… Либерализм «раскрепощает» самых разных закрепощённых, но не знает потом, что делать с раскрепощёнными: слишком уж они получаются звероподобными…

Пока у либерализма была удобная кукла для битья – КПСС с её токсичным ядром базовых смыслов веры – либерализм торжествовал. Но при попытках возложить ответственность за страну на сам либерализм – он сломался и поломал всё государство, буквально распылив его в ничто[1].

+++

Мы обязаны понять принципиальное тождество государства и цивилизации в целом с крытыми золотом куполами храма. Причём мало золотить, надо ещё предотвратить хищение золота при кровельных работах, с точки зрения личной выгоды не имеющих никакого смысла. Ну, будут купола сиять в вышине, а что получит от этого неверующий шкурник на земле?

Официоз, формализм – бессильны предотвратить растаскивание общественных фондов, потому что мудрую римскую поговорку «кто будет сторожем над сторожами?» никто не отменял.

Если нет людей, которые государственное дело, общественный интерес воспринимают как своё личное — тогда государство, общество и цивилизация обречены. Причём не на уровне казённых обязанностей, а на уровне эмоциальном, вероисповедном: «моя страна — это я, её боль — моя боль, её расчленение — это отрезание мне пальцев» и т.п.

Если в обществе все психологически настроены на растаскивание, приватирство – то любая контрольная или охранная служба станет частью этого растаскивания. Мешая воровать другим, поможет воровать себе.

Обсуждать это не имеет смысла, это тысячу раз проверено практикой. Например, мощнейший аппарат защиты социалистической собственности, включавший множество институтов от КГБ до Народного Контроля – не предотвратил, а катализировал приватизацию в России…

Для того, чтобы храмовое золото не разворовали – нужны неформальные, пылкие, от души, от себя, а не по принуждению охраняющие храм служители. Если говорить проще – храму нужны верующие. Нет верующих – не будет и храма: или на кирпичи растащат, или в конюшню превратят.

Но – когда мы говорим «храм» — то лишь для удобства представления воображаем здание. Вообще-то, в первую очередь, храм – это идея служения[2]. Любые каменные сооружения – лишь тень идеи, как рисованная икона – лишь изображение святого[3], лишённое самосвятства.

Государство и общество – есть (как и храм) – продукт борьбы веры с неверием. Неверие потешалось и насмехалось, вера упорно строила. Неверие унывало и опускало руки – вера преодолевала все преграды. Неверие предлагало бросить – вера тащила на себе всё, включая и неверующих. Неверие отрицало – вера утверждала. Верой достигается мечта, неверием и цинизмом не достигается ничего.

Чем больше трудилась вера – тем богаче может быть добыча падальщиков торжествующего неверия. Шакалы и гиены растаскивают то, что сами никогда не сумели бы собрать и расточают то, что сами никогда не сумели бы скопить. Циничный криминал может украсть «Норникель» или «Юкос» — но создать такого он, конечно же, не в состоянии.

+++

А потому теория государства и права должна начинаться не тем, чем её начинают олухи, а совсем другим. А именно: святыня создаёт общество, а когда святыня угаснет – общество сожрёт само себя.

Пост-советская государственность всегда рассматривалась всеми её активными акторами как средство личного обогащения на чужой беде. Порождённая либерал-ренессансом конца «перестройки», пост-советская активность изначально была патологической, разрушительной, неспособной к созиданию. Это была ситуация 3 из нашего примера о золотых куполах – когда проект намечен к разворовыванию уже на стадии проекта, причём всеми участниками. В России эта инфернально-серная кислота оказалась разбавленной сложным компотом самых разных, порой наивных и отрывистых верований, блокирована некоторыми скрепами, которые не сумела разъесть[4].

А вот в Прибалтике, на Украине, в Средней Азии, в Закавказье инфернально-серная кислота уголовных мотиваций, тоталитаризм хищений – разъел сразу и всё. Сходные процессы происходят и в Европе. Прошу понять меня правильно: речь не о том, что у общества ничего нет, а о том, что общественное достояние вдруг становится никому из живущих не нужным, общественное благо – никому не интересным.

Возникает ситуация дележа краденой позолоты со множеством острых сюжетных поворотов, но о том, чтобы золотить купола – речь уже не идёт. Суть в том, что центробежная сила победила центростремительную, да в сущности, искренней центростремительности (не инерционной, не для «галочки») – уже и не осталось в людях.

Армия, которая всем составом не верит в то, за что воюет, и видит в своей службе только возможность стырить интендантский припас – обречена. При этом не так важно – насколько она велика, насколько современное и мощное оружие у неё в руках, по каким параметрам она превосходит противника и т.п.

А что такое государство? В сущности, это пространство между казармами армии, отвоевавшей ту или иную часть суши. Всё, что есть в государстве, существует только до тех пор, пока оно не захвачено чужой армией. Или не растащено мародёрами разбегающейся собственной…

Но если личные цели людей будут поставлены над стратегической необходимостью общей обороны – всё рухнет само собой!

+++

Это однажды случилось в жизни моего поколения.

Наш долг – во имя всего святого – сделать так, чтобы вернуть обществу общественное, вернуть мыслям людей способность обобщать идеи, и подняться с современного пещерного доисторического уровня либеральных интересов личности. Иначе – не останется ничего…

[1] Мы реже, чем следовало бы, вспоминаем, что современная Россия, при всех её недостатках – собрана  из народных воспоминаний и  симпатий, буквально на наших глазах. Реальная власть Ельцина не простиралась дальше московского Садового Кольца, а «вся королевская конница, вся королевская рать» в 90-х проиграла войну половине Чечено-Ингушской АССР…

[2] Многократно подчеркивает это Св. Писание. Например -Мф.16:18 – «…и Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее…». То есть верующий человек есть камень в основании храма. Мф.18:20 – «…ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Обратите внимание, не сказано, в каком здании собралась церковь, а сказано лишь о единомыслии верующих.

Евангелие от Иоанна, глава 2: 20. «…Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его… На это сказали Иудеи: сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его? А Он говорил о храме тела Своего». В Ветхом Завете говорится о том же: «Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил имени Твоему» 3-я Царств 8 глава. И т.п.

[3] Потому в Православии недопустимы иконы, на которых не написаны имена изображённых на них святых – чтобы святость видели в святом, а не в его изображении.

[4] К которым относится неожиданный для либералов ренессанс Православия, оказавшийся неприятным сюрпризом, побочным и нежеланным эффектом «декоммунизации», всенародная память о Великой Победе, особые, невидимые «ромейские» качества русской личности – имперство, монархизм в крови и многое иное.