Наследие цивилизации и его транжиры

Если мы говорим про обходчика путей на одном из железнодорожных полустанков, то мы понимаем, что он может быть каким угодно. Человеческая личность, конечно же, не сводится к обходу железной дороги. Обходчик может быть грубым и злым, он может быть развратником и безобразником в личной жизни, он может поколачивать свою семью, пьянствовать по выходным, иметь дурацкие хобби, странные привычки и т.п. Наградив нашего обходчика всеми земными пороками, мы противопоставим ему совершенно ангельскую личность. Она хороша в каждом своём проявлении, за исключением одного: быть обходчиком дистанции пути она не умеет, не хочет, и не занимается этим. Во всём же остальном – душка и милашка. Но все его великолепные личные качества – ничего не значат для поезда, который сойдёт с рельсов…

Основная функция цивилизованной власти (системы, политического режима) – СОХРАННО-ПЕРЕДАТОЧНАЯ функция. Это главный смысл механизма, деталями которого служат государство и право, семья и школа, наука и культура. Это главное, чем человеческое общество отличается от животного стада.

Суть в том, что все мы, такие разные с виду – получаем НАСЛЕДИЕ, которое, если грубо говорить, «заливает» в наш личный орган мышления КОЛЛЕКТИВНЫЙ РАЗУМ человечества. Это «коллективное сознательное» существует безотносительно биологических носителей мозга. Мы читаем книги мёртвых людей, пользуемся знаниями предыдущих поколений, которых, в биологическом смысле – уже нет. А их знания, опыт – есть. Носители преемственно меняются, а цивилизация остаётся прежней: она пополняется новыми знаниями, НО СТАРЫЕ НЕ ДОЛЖНЫ ТЕРЯТьСЯ.

Если мы свой личный опыт внесём, но предыдущий выкинем, и так же поступят наши дети, внуки – тогда чем мы будем отличаться от животных?

Коллективный разум человечества довлеет над биологической индивидуальностью человека. Он – коллективный разум – значительно больше личного, он живёт гораздо дольше, он не имеет границ телесности, он преемственно передаётся и поступательно пополняется.

То есть новое знание вноси – старое утрачивать не имеешь права. Потеряешь часть наследия – преступник в глазах цивилизации. Это сурово, но иначе нельзя, иначе цивилизации быть просто не может.

Вся научно-техническая усилительная аппаратура цивилизации неразрывно связана с КОЛЛЕКТИВНЫМ РАЗУМОМ. Если будет утрачено знание, создавшее технику – то люди не смогут воспроизводить, чинить, использовать сложную технику. То есть знание о механизме, ясное представление о его работе – первично, механизм же (любой) – вторичен.

Дегенерат, потерявший знания предков, потеряет и их техническую мощь. Она превратится в «таинственные руины великих древних», известные нам по фантастической литературе и по современной Украине, где процесс общечеловеческой деградации идёт быстрее, чем где-либо ещё.

+++

Понимая это (а ведь это очевидно, когда изложишь, правда?!) – мы понимаем, что главная функция государства – СОХРАННО-ПЕРЕДАТОЧНАЯ. Оно принимает народ в некоем готовом виде, в том или ином состоянии, и должно сделать так, чтобы народ не вымер, не одичал, чтобы демографическое и культурное достояние народа было передано следующим поколениям.

Как государство это делает, какими способами – уже второй вопрос. Методы, конечно, могут быть грубее или мягче, тоньше или жёстче, гибче или твёрже. Но главное – сделать дело, а как – второстепенная проблема.

Обходчик путей может быть добрым или злым, умным или глупым, знать много стихов – или вообще не читать поэзии. Конечно, когда он добрый, умный, поэтичный – лучше. Но главная его задача – чтобы поезда ходили и локомотив не сошёл с путей! То есть он обслуживает железнодорожное полотно, и в первую очередь надо смотреть именно на это, как он справляется с главной функцией, а не на его личные качества. Которые могут быть сколь угодно хороши или сколь угодно дурны, но остаются его личными качествами. А не тем делом, которому, главным образом, он призван служить.

Вопрос же не в том, комфортно вам с ним или некомфортно! Очень комфортно Макаревичу со старым Горбачёвым петь песни под гитару и гонять чаи. И они даже мило смотрятся в телевизоре – если оставить в стороне главный вопрос: а страна ваша где?! Пока вы песни поёте и друг другу комплименты говорите – у вас поезд под откос ушёл, вы это понимаете?!

Не сомневаюсь, что со Сталиным Макаревичу было бы куда менее комфортно, чем с Горби. И далеко не одному Макаревичу. Больше скажу: им было бы очень хреново, с личной точки зрения. Но единственная объективная оценка для власти – результат. Всё остальное – вкусовщина и субъективщина. Если страна расширяется, население растёт, заводы и дороги строятся, пульс жизни мощный и напористый, а не «нитевидный», как после инфаркта – значит, власть справилась с главной задачей своего создания и существования.

Что она при этом делала – не так важно, как результат. Потому что если (упаси Бог!) вас морят голодом в «лагере смерти», то материт вас конвоир или вежлив, бьёт прикладом по зубам или педантично-корректен – уже не важно. Если вы лишаетесь средств к существованию, то уже неважно, в какой обстановке это происходит: всё едино по итогам смерть.

Тот, кто пинками и зуботычинами вёл вас к жизни и будущему – безмерно умнее и ценнее того, кто безвольно и тупо улёгся умирать рядом с вами, потакая вашему – «не могу идти, нет сил, оставьте меня в покое».

+++

В либерализме главное – человек и его субъективные ощущения. Если они приятны – то человек радуется, даже если при этом они смертоносны, и он знает об этом. Если они неприятны – то не сумевший повзрослеть либерал-инфантил отказывается от них, даже если понимает, что они необходимы для выживания.

Погоня за удовольствиями личности в либерализме формирует наркомана в широком смысле слова, то есть того, кто своё движение к гибели, к смерти – оправдывает краткосрочными наслаждениями «кайфа».

С цивилизацией и её ОБЪЕКТИВИЗМОМ это несовместимо в принципе. Потому что сохранно-передаточная функция делает, условно говоря, «яйцо всем, а курицу – ничем». Приятно курице нести яйца или неприятно, больно ей или не больно, хочется или не хочется – курицу никто не спрашивает. Равно как и не желала ли бы она заняться с петухом «безопасным сексом», когда и ей приятно, и завязи никакой. Курица, может быть, и желала бы, с её-то куриными мозгами – но на кой чёрт строить птицефабрики для кур, неспособных нести яйца?

Сохранно-передаточная функция цивилизации спрашивает только о том, сохранили ли вы наследие предков и передали ли его потомкам? Как вам лично дался процесс сохранения-передачи – ваши проблемы. Может быть, вам хотелось в детстве играть в футбол с ребятами, а не математику зубрить. Может быть, вам хотелось мармелада, а не учится читать по слогам. Это не только может быть, но, скорее всего и было.

Припомните своё детство золотое! Нет?

Но если бы вы в детстве, потакая своим удовольствиям, жрали бы только мармелад с шоколадом, вместо математики и чтения, то кем бы вы выросли и выросли бы вы вообще? Неужели не очевидно, что с подходом «удовлетворения желаний», «запретом на запреты» — человек не то, что будущим поколениям ничего не передаст, да ведь и до взрослого возраста-то вряд ли доживёт?!

+++

Экономический, культурный тупик современного Запада, его демографическая яма, превращающаяся в могилу белой расы – связаны, прежде всего, с тем, что Запад повернулся «лицом к человеку», и, соответственно, встал задницей к сохранно-передаточной функции цивилизации.

На протяжении нескольких десятилетий, шаг за шагом, Запад шёл по пути заискивания перед человеческим низом. Он сделал это и своим оружием в борьбе с пафосом коммунизма, и просто своим бытовым выбором.

Человеку постоянно предлагается делать то, что лично ему приятно и привлекательно – а последствия не просчитываются. И в этом подходе потакания греху – истоки разложения школы и образования, семьи и родительства, власти, ставшей безответственной, и закона, ставшего гуттаперчевым.

Посреди необходимости человек вдруг включает «дурочку желаний», и чем он дурнее, тем чудовищнее последствия его хотелок посреди выживательной необходимости.

То человеку вдруг в очереди за колбасой стало «вломы» стоять, и он сделал колбасу без очереди ценой многомиллионного геноцида соплеменников, «не вписавшихся в рынок». Ну и хрен с ними, главное – теперь я колбасу без очереди покупаю! То ему семью создавать неохота – и куда ж деваться, ведь на то его свобода личности! Детей рожать неохота – ну, не заставлять же его! Воевать ему неохота, вылез из окопа и ушёл домой, обрушил фронт обороны – но виновато командование: не сумело его должным образом развлечь и ублажить на фронте! Понятно, что ему учиться и развиваться неохота, и он объявил глупым не себя, дурака, а чтение книг. Мол, я эталон ума, а кто на книги время тратит – тот глуп.

Из самовлюблённых идиотов вырастают майдауны и чайлдфри, содомиты и каннибалы, а главное – могильщики цивилизации и всего её наследия. Они утратили главную функцию, бесконечно прислушиваясь к собственному бурлению в кишечнике: функцию сохранять и передавать наследие, невзирая на любые трудности и неудобства.

Они говорят: «не мы для государства, а государство для нас». Но задумайтесь – разве кто-то станет строить такую гигантскую и затратную систему как держава ради краткоживущей биологической особи, к тому же ничего из себя не представляющей, ничем, кроме заносчивости, не знаменитой?

И потому «государство для нас» — лишь псевдоним «государства не будет». Оно просто развалится, потому что его не поддерживают, а наоборот, хаотично выдёргивают из его конструкции кирпичи и прогрызают, как крысы, дыры для личного удобства.

+++

Главная особенность психологии «локалиста»[1] в том, что он приходит в мир тешить свои животные инстинкты и похоти. Более ни за чем. Отношение локалиста к вам двояко. Он воспринимает вас как:

— Досадную помеху (если вынужден делить с вами то, что мог потратить на себя)
—Невидимое ничто (если вы ничем ему не угрожаете, и потому абсолютно ему безразличны).

Поэтому локалист рвётся к власти, чтобы:

-Отнять всё у тех, у кого есть что отнять.
-Не замечать в упор ни жизни, ни смерти тех, у кого отнять нечего.

+++

Оба отношения к людям вступают в катастрофическое противоречие с сохранно-передаточной функцией цивилизации, то есть с базовой и основной её функцией. Ведь задача сохранять людские жизни не ставится, и задача наполнять их знаниями тоже не ставится. И выживание и образование конкурентов ни к чему локалисту – выживание делает их конкурентами, а образование – сильными конкурентами.

Отсюда отношение локалиста к Знанию (главному достоянию цивилизации). Оно делится:

— на прикладное, которое можно использовать непосредственно;
— и фундаментальное, не содержащее в себе очевидной немедленной выгоды.

Соответственно:

— фундаментальное сбрасывается, ликвидируется как неактуальное, как недойная корова или нестреляющее ружьё. Ему присваивается статус испорченной вещи, ненужного хлама.
-прикладное засекречивается (коммерческая тайна, патентование, авторское право и т.п.), чтобы пользоваться им монопольно, чтобы им не могли воспользоваться другие.

Итог:

Локалист фундаментальное наследие цивилизации теряет сразу, а прикладное – исчезает вместе с его биологической смертью, как его секрет, который он стремится унести с собой в могилу.

Можно ли это отделить от отношения к людям как к досадной помехе или невидимому ничто? Нет, это не отделяется. Одно вытекает из другого. Предельный прагматизм мышления порождает геноциды, а геноциды – предельный прагматизм мышления.

Здесь надо добавить, что всё это не является для локалиста отчётливо сформулированным мировоззрением, которое он сам понимает. Наивно думать, что он в состоянии так же сформулировать словами своё отношение к жизни, как я сейчас это сделал.

Ведь я описывал результат господства биологических инстинктов, которые формировались до возникновения человека, членораздельной речи, лексикона. Это зоолог классифицирует медведя как медведя, но сам-то медведь не знает, что он медведь. Сам медведь – это уникальное «Я» особи, противопоставляющей себя «не-Я» окружающей среды. «Я», следуя инстинктам, извлекает из среды приятное, и опасается, сопротивляется всему неприятному.

Локализм психики, в чём его отличие от эгоизма – это не выбор, сделанный сознательно, а органическое строение мышления, перед которым уже не стоит никакого выбора. Существо делает то «единственно-правильное», на что алгоритмически настроено. Можно упрекнуть в эгоизме человека, но нельзя упрекнуть в эгоизме механизм. Механизм следует своей конструкции, и никакой свободы выбора у него нет.