Континент «матерого льда»: 200 лет назад русские моряки открыли Антарктиду

©World History Archive / Vostock Photo

В 7 часов вечера 28 января 1820 года привычный снег неожиданно прекратился – в Южном полушарии все же стоял разгар лета, и полчаса хорошей погоды позволили увидеть нечто. «Встретили матерый лед чрезвычайной высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря с саленгу, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение», – запишет один из командиров экспедиции, лейтенант Михаил Лазарев.

Салинг – площадка на вершине мачт. Для шлюпа «Мирный», которым командовал Лазарев, это не менее 30 метров над водой, чуть выше стандартного для нас 9-этажного дома. Видимый горизонт с такой высоты превышает 20 км, а отдельные крупные объекты доступны невооруженному глазу и за все 30 верст. Этот нудноватый расчет необходим, чтобы понять, могли ли вообще увидеть материк Антарктиду русские моряки в тот день 200 лет назад.

Ведь эти две сотни лет идет, то затихая, то разгораясь с новой силой, спор о приоритете открытия – спустя двое суток после русских, 30 января 1820 года, антарктические земли увидел британский моряк Эдвард Брансфилд. Англичанам посчастливилось уткнуться в материк за пределами Южного полярного круга, на самом кончике самого длинного и самого теплого полуострова Антарктиды. Там, где к еще неведомому материку 30 января приблизился Брансфилд, порой даже растет трава, поэтому британцы могли рассмотреть выглядывающие из-под снега скалы. Русские же, как всегда, оказались там, где холоднее, уткнувшись 28 января в шельфовый ледник на 500 км ближе к Южному полюсу, где не растет ничто и никогда и ближайшая земля уже миллионы лет не видна под слоем замерзшей влаги.

«Слышали крик пингвинов…»

Антарктические льды титанических размеров, нечто почти сказочное и вечное, – это более 60% всей пресной воды на Земле. Ведь на Южном полюсе толщина ледяного панциря над почвой материка достигает 3 км, на востоке материка – 5 км, у западных же берегов Антарктиды ледяной щит уходит на километры в океанскую глубину. Вот уж воистину «матерый лед» из записей лейтенанта Лазарева.

Расчетные координаты маршрута экспедиции нам известны – 28 января 1820 года два парусника, «Восток» и «Мирный», полгода как вышедшие из Кронштадта, оказались, говоря языком современных географических карт, у Берега принцессы Марты Земли королевы Мод, где море Уэдделла смыкается с морем Лазарева. Берега и прилегающие к ним воды там покрыты шельфовым ледником, вечной коркой льда, в которую и уткнулись наши моряки.

Примерно там (а сотня-другая километров для Антарктики – это не расстояние, это совершенно рядом) сегодня расположена южноафриканская антарктическая станция SANAE IV. Чтобы в том краю увидеть первые нунатаки – так ученые-гляциологи, специалисты по изучению природного льда, именуют выступы скал из навеки замерзшей воды, – русским морякам следовало пройти пешком еще сотню морских миль по сплошному ледяному панцирю. Понятно, что скрытую льдом и снегом сушу они в тот день так и не увидели. Но теоретически могли наблюдать покрывающие их лед и снег с верхушек мачт.

Как записал 28 января 1820 года командующий русской экспедицией Фаддей Беллинсгаузен: «Мы увидели, что сплошные льды простираются от востока чрез юг на запад, путь наш вел прямо в сие льдяное поле, усеянное буграми… В продолжение последних суток слышали крик пингвинов».

Однако ни русские, ни англичане в том январе 1820-го не были уверены, что открыли именно материк, а не какие-то острова, затерянные в вечных льдах. Ведь то, что мы сегодня именуем Антарктидой, два века назад по примеру Арктического севера называли Южным Ледовитым океаном. Для того чтобы доподлинно уяснить наличие здесь скрытого льдами огромного материка, потребуется еще не одно исследование, и лишь техника XX века даст окончательный ответ на вопрос, так интересовавший царя Александра I.

Монарх – покровитель кругосветок

Тем, что два века назад русские моряки первыми оказались на ближних подступах к Южному полюсу, мы обязаны императору, которому так везло при жизни и весьма не везет после смерти. «Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой…» – кто же не помнит эти злые и едва ли справедливые строки молодого бунтаря Пушкина.

Научная экспедиция во главе с Фаддеем Беллинсгаузеном шла к ледникам еще неведомой Антарктиды на деревянных парусниках

World History Archive / Vostock Photo

Впрочем, в последующих, куда менее известных четверостишиях гений русской поэзии именует Александра I «царем царей». По состоянию на 1820 год император Александр Павлович действительно был царем царей – победитель Наполеона по праву считался могущественнейшим монархом Европы.

И хотя позднее в сознании русского общества главную роль в разгроме французов отведут Кутузову и иным бравым генералам, но некое «скромное» участие самодержца будут хоть как-то помнить. Зато роль Александра I в развитии русского флота и русской морской экспансии нашим обществом забыта напрочь. Хотя именно при этом царе русский флот не только впервые вел бои непосредственно за Дарданеллы, вожделенные черноморские проливы, но и впервые по-настоящему вышел из внутренних морей в Мировой океан. Не случайно именно на годы царствования Александра I приходится пик русской океанской экспансии, когда русские поселения появятся даже в Калифорнии и на Гавайях.

Первая русская кругосветная экспедиция стартовала в 1803 году при деятельном участии Александра I в ее подготовке. Для той эпохи по степени сложности и уровню материальных расходов такая экспедиция – вокруг земного шара под парусами – вполне сопоставима с современными космическими полетами. До Александра I такое было по плечу лишь старым морским державам, Россия вошла в «клуб» именно при этом императоре. И не просто вошла: годы правления Александра Павловича – это почти два десятка кругосветных экспедиций, стартовавших ежегодно. Краткий перерыв пришелся лишь на самый разгар борьбы с Наполеоном, но уже в 1813 году в плавание вокруг Земного шара ушел фрегат «Суворов» под командованием лейтенанта Лазарева, который спустя несколько лет станет одним из первых представителей человечества, увидевших берега Антарктиды.

Экспедиция к Антарктиде стала восьмой по счету русской кругосветкой – восьмой в нашей истории, восьмой при царе Александре I. Если имя капитана Крузенштерна, руководителя первой русской кругосветки, известно сегодня всем, то роль самодержца в тех легендарных событиях известна лишь узким специалистам. Хотя царь отнюдь не был статистом и свадебным генералом. Он не только провожал и встречал все корабли кругосветок, некоторые решения, требовавшие особо крупных расходов, принимались лично им. Именно таким было решение об отправке «дивизии» к Южному полюсу.

Немцы русские и нерусские

Историки потратили немало времени в архивах, чтобы выяснить авторство идеи экспедиции в Антарктику. Среди авторов неизменно фигурирует Иван Крузенштерн, капитан первой кругосветки. Но выделить на подготовку 2 млн руб.  (гигантскую сумму для той эпохи) мог только один человек. Ведь размах задуманной экспедиции был поистине планетарным: в 1819 году одна «дивизия» из двух парусников отправлялась из Кронштадта к Северному полюсу, и одновременно вторая из двух кораблей – к Южному.

Притом та, что шла к Южному, к еще неизвестной Антарктиде, была, пожалуй, и первой чисто научной экспедицией, не преследовавшей материальных и практических целей. Все предыдущие русские кругосветки были очень рациональны, совершенствуя не только изучение навигации в Мировом океане, но и логистику русских владений у берегов Камчатки и Аляски. «Дивизия», ушедшая в 1819-м к Северному полюсу, в случае успеха тоже могла дать очень практичный результат – короткий путь от русских тихоокеанских гаваней в Атлантику.

И только экспедиция Беллинсгаузена и Лазарева, отправившаяся на шлюпах «Восток» и «Мирный» к гипотетической Антарктиде, вообще не имела приземленных целей, кроме чисто научных и, как сказали бы сегодня, «пиарных». Ведь пятилетка после окончательного разгрома Наполеона – это череда международных конгрессов, на которых монархи Европы рулили послевоенным миром. И царь Александр I явно хотел изящно продемонстрировать венценосным коллегам, что первенствует не только на суше. Послать корабли одновременно к двум полюсам, объять разом Земной шар было трудно не только Австрии или Пруссии, но даже богатейшей Британии. Так что «властитель слабый и лукавый» знал толк в международном пиаре и «мягкой силе».

Официальный приказ о начале экспедиции в Антарктику гласил: «Кампания, предпринимаемая по повелению государя, имеет целью приобретение полнейших познаний о нашем Земном шаре». При этом плавание к Южному полюсу задумывалось именно как международная научная экспедиция, но исключительно на русских кораблях. Планировалось везти к еще неведомой Антарктиде трех профессоров – русского и двух немцев, по одному от подданных Австрии и Пруссии.

Среди русских ученых недостатка в добровольцах не было, а вот приглашенные немецкие «натуралисты», Густав Кунце и Карл Мертенс, поначалу согласившись, отказались. Европейские мэтры не сразу поняли, что это будет не просто кругосветная экспедиция – на кругосветку были согласны, а вот плавания к смертельным льдам испугались. Немецкие профессора отказались в последний момент, когда наши корабли уже перешли от Кронштадта в Копенгаген, и взять на место немцев двух русских ученых не было времени.

Впрочем, не все немцы были так боязливы – русские немцы, остзейские бароны той эпохи труса не праздновали. Начальник экспедиции Фаддей Фаддеевич (он же Fabian Gottlieb Benjamin) Беллинсгаузен был рекомендован царю Иваном Федоровичем (т. е. Adam’ом Johann’ом) Крузенштерном, благо будущий начальник антарктического похода служил у Крузенштерна мичманом в ходе первой русской кругосветки. О том, как австро-прусские немцы испугались плавания во льды, русский немец Беллинсгаузен высказался дипломатично, но зло: «В продолжение всего путешествия мы всегда сожалели и теперь сожалеем, что не было позволено идти с нами двум студентам из русских, которые того желали, а предпочтены им иностранцы».

Он сказал: «Посмотрим!»

Накануне похода, в июне 1819 года, император пригласил капитана Беллинсгаузена в Петергоф, и кое-что из той приватной беседы нам сегодня известно. Экспедиция длилась свыше двух лет, более года в открытом море, и начальник не мог не поделиться со спутниками подробностями встречи с царем. Позднее один из мичманов так передал рассказ Беллинсгаузена: «Капитан осмелился изложить свое мнение, что в настоящее время все моря исследованы и невозможно уже сделать особенно великие открытия. На что император изволил сказать только: «Посмотрим!».

Вот это царское «Посмотрим!» при всей разнице эпох и ситуаций напоминает знаменитое гагаринское «Поехали!» И два парусных шлюпа «поехали» к загадочному Южному полюсу Земли 16 июля 1819 года. Еще раз повторим – два столетия назад это было равносильно полету в неизвестный космос, к другой планете.

Портрет Ивана Крузенштерна, рекомендовавшего царю талантливого капитана Беллинсгаузена в качестве начальника этой экспедиции

Niday Picture / Vostock Photo

Поэтому и подготовка была соответствующей, по самым высоким технологиям той эпохи. Большинство из тех навыков прочно забыты – кто сегодня вспомнит петербургского мастера Акинфа Обрескова, готовившего солонину для всех первых круго-светных плаваний русского флота. Его мясо, засоленное в особых дубовых бочках, не портилось годами ни в тропиках, ни у полюса. В эпоху, когда производство консервов еще не вышло из стадии экспериментов, подобная технология была на вес золота.

На «Востоке» и «Мирном» пре-дусмотрели все возможные мелочи, вплоть до огромного запаса нательного белья для каждого на борту, чтобы можно было переодеться в сухое в условиях полярного холода и вечной морской влаги. Не забыли и материальную сторону путешествия – помимо романтики и служебных перспектив всех участников похода, офицеров и рядовых, подкрепляло многократно увеличенное жалованье. За год риска и труда в неведомых льдах Южного полюса царская казна платила, как за 9 лет обычной морской службы!

Экипажи ушедших в Антарктику шлюпов были по-имперски интернациональны, начиная от двух капитанов – прибалтийского немца Беллинсгаузена и владимирского уроженца Лазарева – и заканчивая рядовыми матросами. Конечно, среди последних великорусские имена преобладали, но рядом с Иваном Шолоховым и Ефимом Гладким на «Востоке» служили Юсуп Юсупов из поволжских мусульман, поляк Ян Яцылевич и прибалт Христиан Ленбекин. А на шлюпе «Мирный» рядом с матросами Егором Берниковым и Павлом Моховым тянули такую же флотскую лямку Габидулла Мамлинеев, Симон Таус и Адам Кух из разных народов и с разных концов великой империи.

Лишь научный состав экспедиции был этнически однороден. Из-за отказа немецких профессоров молодой профессор Казанского университета Иван Симонов очутился в уникальной ситуации, но и сам был вполне уникален – в XIX веке он стал первым в Российской империи, кто получил ученую степень, не будучи дворянином. Случай для сословной и все еще феодальной страны почти беспрецедентный. Дворянский герб с созвездием Южного креста Иван Симонов получит именно по итогам «вояжа» в Антарктиду.

Русский след капитана Кука

Русский поход под парусами к Антарктиде стал второй в истории человечества научной экспедицией в ту часть света. Первыми были англичане знаменитого капитана Кука – в 1773 году он пересек Южный полярный круг. Но кроме айсбергов, британец ничего не нашел, углубиться в льды не решился и с разочарованием писал: «Риск, связанный с плаванием в этих не обследованных и покрытых льдами морях, настолько велик, что ни один человек никогда не проникнет на юг дальше, чем удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы».

Экспедиция, отправленная Александром I, должна была опровергнуть это британское «никогда». Но, что удивительно, в самом плавании Кука есть отчетливый русский след. И, что еще поразительнее, в самой России об этом русском следе вообще мало знают вне узкого круга специалистов-историков. В биографии человека, ходившего с Куком за Южный полярный круг в качестве официального летописца и первым написавшего книгу о той экспедиции, есть лишь одно-единственное место учебы – «Петришуле», поныне существующая старейшая школа Петербурга.

Георг Форстер, родившийся в Польше немец шотландского происхождения, попал в Россию совсем мальчиком – его отца, известного протестантского пастора и ученого-орнитолога, пригласила Екатерина II для составления проектов по привлечению немецких колонистов в Поволжье. Так отец и сын Форстеры оказались в России, и хотя Форстер-старший вскоре рассорился с царскими чиновниками, его сын выучил русский язык и, похоже, на всю жизнь сохранил если не симпатию, то явный интерес к огромной стране. Уже будучи в Лондоне, юный Георг Форстер впервые перевел на английский труды Ломоносова по русской истории – те, в которых гений нашей науки спорил с «нормандской теорией».

Мечту капитана Кука через 47 летвоплотили отец и сын Форстеры

World History Archive / Vostock Photo

В 1772 году именно отец и сын Форстеры оказались в составе группы ученых, участвовавших во втором кругосветном плавании капитана Кука к Южному полярному кругу. Форстеры числились официальными научными летописцами той круго-светки, но в итоге поссорились и с британскими чиновниками. По возвращении из полярных льдов их отстранили от составления официального отчета, и тогда Форстер-младший написал свою книгу о плавании, вышедшую ранее книги, подписанной Куком. Лондон сотряс большой скандал – хорошо, что в Англии XVIII века еще не было моды искать во всем «русский след», иначе страшно представить, что бы написали британские газеты, когда капитана Кука наконец «съели».

В России на скандал с Форстерами отреагировали по-своему: бывшего ученика петербургской школы пригласили стать научным руководителем первого русского кругосветного плавания, задуманного еще при Екатерине II. Георг Форстер с радостью согласился, но проект сорвала очередная Русско-шведская война. Капитан Григорий Муловский (кстати, незаконный внук Петра I), который должен был впервые вести русские парусники вокруг Земного шара, погиб в бою у берегов Швеции в 1789 году. К счастью, в том сражении выжил его ученик, юный гардемарин Крузенштерн – будущий руководитель первой русской кругосветки и наставник Фаддея Беллинсгаузена.

«Пингвинная охота»

И вот в январе 1820 года, спустя 47 лет после Кука, вторая в истории человечества научная экспедиция во главе с Беллинсгаузеном пересекла под парусами Южный полярный круг и двинулась дальше, к ледникам еще неведомой Антарктиды. Это лишь звучит романтично, в реальности была надрывная и страшная работа. Деревянные парусники шли там, где трудно и опасно даже современным кораблям.

«Мы скитались во мраке туманов, между бесчисленным множеством огромных плавающих льдин, беспрестанно в страхе быть раздробленными сими громадами, простирающимися иногда до 300 футов (около 90 м. – «Профиль») в вышину над поверхностью моря. Холод, снег, сырость, частые и жестокие бури беспрестанно нам сопутствовали в местах этих. Одно только полярное сияние пленяло взор наш и в восторг приводило душу», – вспоминал астроном Иван Симонов.

Экспедиция была долгой. Чтобы полностью обойти неровную ледяную шапку Южного полюса, постоянно пытаясь проскочить как можно дальше на юг среди айсбергов и ледяных полей, потребовалось два года. В январе–марте 1820 года шлюпы «Восток» и «Мирный» находились в Восточном полушарии, пробираясь по краю шельфовых ледников скрытого замерзшей водой континента. Когда закончилось короткое антарктическое лето, парусники ушли к еще диким берегам Австралии и Новой Зеландии, а на исходе года вновь двинулись к Южному полюсу уже в Западном полушарии.

На этот раз скрытые вечным льдом следы суши удалось найти, и почти детективным способом! Мелкие камешки случайно обнаружили в желудке пингвина, трофея полярной охоты. «Стало быть, пингвин этот был недавно на неизвестном берегу, потому что самые ближайшие острова удалены от нас более чем на 2000 миль», – записал один из офицеров шлюпа «Мирный».

Пингвины и, на языке самих мореплавателей, «пингвинная охота» стали главным источником свежей пищи для затерянной во льдах экспедиции. «Мы просто брали за шею стоящих подле нас пингвинов и клали в большой мешок. Сначала они безвредно защищались своими длинными носами, потом искали спасение бегством, но на первом шагу теряли равновесие, падали и ползком хотели избегнуть от похищения. Мы часто и сами падали вместе с ними на льдину и со смехом наполняли мешки этой дичиной», – вспоминал позднее Иван Симонов. Пойманные пингвины долго жили в каютах шлюпов среди матросов. Дотошный немец Фаддей Беллинсгаузен в своей книге напишет, что этих водоплавающих птиц при качке палубы все же тошнит от морской болезни.

Среди льдов непосредственно у берегов Антарктиды русские парусники в общей сложности проведут 122 дня. Все это время температура в жилых каютах, несмотря на переносные чугунные печи и даже дополнительные «обогреватели» в виде раскаленных пушечных ядер, не будет превышать 10 градусов. Если экспедиция Кука, находившаяся по большей части дальше от полюса, в более теплых водах, страдала от цинги и повальных болезней, то русским морякам благодаря тщательной подготовке удалось избежать этих неизбежных спутников долгого плавания в суровых водах.

Земля Александра I

Материковый лед экипажи «Востока» и «Мирного» впервые рассмотрели 28 января 1820 года, но собственно землю – выступавшие из вечного снега темные скалы – смогли увидеть лишь год спустя, 29 января 1821-го, обойдя Антарктиду почти по окружности. Свое открытие русские моряки назвали Землей Александра I – в отличие от многих других названий, это имя и ныне сохраняется на карте Ледяного континента. Хотя бы так история отблагодарила царя, чьи заслуги в развитии русского флота столь недооценены потомками.

Казанский профессор Иван Симонов стал первым академическим ученым, который своими глазами увидел землю Антарктиды, – здесь отечественное первенство бесспорно и несомненно. Эпизод же 200-летней давности все еще остается предметом той истории, что является «политикой, опрокинутой в прошлое».

Спор о приоритете открытия Антарктиды особенно обострился в годы холодной войны. Но и в наши дни на Западе не прекращаются попытки всячески доказать вторичность русской экспедиции. Самый свежий пример – изданная в 2014 году книга британца Рипа Балкли, вполне грамотного и знающего русский язык советолога еще старой школы. В получившей престижные награды монографии «Беллинсгаузен и русская арктическая экспедиция, 1819–1821» Балкли после массы комплиментов морскому искусству русского капитана слишком многословно и старательно пытается доказать, что именно 28 января 1820-го экспедиция из России не могла увидеть льды над Арктикой. Все сводится именно к этой дате – ведь 30 января того года Арктику узрят англичане капитана Брансфилда.

Примечательно, что в книге Балкли, изданной старейшим научным издательством Британии, не обошлось без курьезов – с первой страницы единственная в книге фраза на русском языке зияет бросающейся в глаза опечаткой. Все же кириллица отомстила британским ученым за русского немца Беллинсгаузена… Мы мстить не будем, просто вспомним тех, кто 200 лет назад с верхушек деревянных мачт «Востока» и «Мирного» старался рассмотреть вечный лед над шестым континентом.