МЕХАНИКА «МАШИНЫ ГОРЯ»

Александр Леонидов Общество 104

В солидарной системе чужой успех является твоим собственным, или хотя бы его прологом. Например, если есть только одна квартира, а вас два претендента, и общество выделило квартиру не вам – вы, несмотря на тактическое поражение, продвинулись в очереди. Пусть эта квартира не ваша – следующая будет вашей. Чем быстрее двигается очередь – тем для вас лучше. Развитие любого предприятия в солидарной системе – есть ваш успех, даже если вы там не работаете. Общее развитие производительных сил помогает каждому повысить жизненный уровень, прямо или опосредованно.

Некоторые неумные люди переносят такую схему мышления на рыночное, конкурентное общество, не понимая, что там не действуют ни правила очередей, ни правила общего роста. А ведь это же очевидность, которую взрослому человеку стыдно не видеть!

Если вы находитесь в состоянии войны с каким-то государством, то любой его успех – делает вам не лучше, а хуже. Точно так же, если вы находитесь в состоянии конкурентной борьбы с другими людьми, их успех – залог вашего горя, воспроизводимого в обществе бездумно, механически, по принципу машины.

Р. Рейган говорил, что «прилив поднимает все лодки», имея в виду, что рост экономики, экономический бум благотворно действует на каждого, расширяет возможности всех. Однако американские профсоюзы ещё в 80-е годы возражали ему, что одного роста мало, надо ещё посмотреть, в чьи карманы пошёл рост.

Если строится много квартир, но нет распределения по очереди, то что мешает захватившему первую из них, захватить и вторую, третью, и так далее, пользуясь своими властью и влиянием? А потом сдать их вам, другим бедолагам, пользуясь вашим горем бездомности?

Существует не только вполне понятный, арифметический смысл деления благ: чем больше одному, тем меньше другому. Кроме него, однако, есть и иерархический принцип искусственного поддержания нищеты.

Допустим, материальных благ уже столько, что доминирующая особь от них устала, не желает ими пользоваться за полным излишеством для неё новых приобретений. Такая ситуация в современной экономике очень и очень возможно, ибо современная техника – поистине рог изобилия.

Казалось бы, удовлетворившая все свои потребности доминирующая особь должна стать равнодушной к благам, направить чрезмерную массу благ нищим. Так и было бы, если бы не иные, иерархические мотивации.

Мы с вами взрослые люди, и должны понимать: благополучие у зависимого человека – это и его свобода, и его оружие. Свободу он использует, чтобы меньше подчинятся тому, от кого зависим, а оружие – может использовать попросту для борьбы с ним. Верхушка, которая делает свой народ благополучным – получает народ и свободный, и требовательный. Это снижает власть верхов над низами, равно как и уменьшает пропасть между обычным и завидным положением в обществе.

Если нищие стали обеспеченными – то их властители из олимпийских богов превращаются в обычных людей, теряют доминирование, или, по меньшей мере, подчёркнутый характер своего доминирования. А это проблема, которая не имеет уже никакого отношения к материальному миру, к миру вещей и продуктов.

Одно дело, если ты на авто, а все вокруг пешеходы. И совсем другое, если все на авто, а у тебя лишь марка авто символически более «крутая». Это совсем иной уровень доминирования. И возникает парадокс: технически, материально – твой автомобиль улучшился. А социально и психологически ты опустился. Человек на «мерседесе» среди «хундаев» уже не так доминирует, как человек на «запорожце» среди жертв автобусных давок.

Простая подделка подрывает его психологическое доминирование: хитрец поставил на капот «хундая» значок «мерседеса», подделал внешние формы престижного авто – и вас уже не отличишь. У вас, допустим, ролекс на руке, который стоит как целая квартира; а хитрец купил китайскую подделку под «ролекс», копеечную, но с виду точно такую же. И что?

Вас уже воспринимают на равных: контрафакт – оружие демократизации! Вы ведь не у ювелира похвастаться ролексом хотели, а перед всем обществом – а оно тонкие экспертизы проводить не будет.

Доминирование очень ревниво цепляется за свои преимущества, но когда класс явлений стал вседоступным, попытка «выезжать на марке» уже скорее смешная, чем величественная.

+++

Оттого дело не только в том, что квартир на всех не хватает, и их разбирают самые хищные, пронырливые и агрессивные особи (хотя и это тоже, конечно). Дело ещё и в том, что собственное жильё повышает независимость человека на порядок. Одно дело – если он при вас на «птичьих правах», и по любой вашей прихоти может всё разом потерять. Другое дело, если у него много безусловно-своего, что размывает механизм зарплатного рабства, по сути, ведёт к аннулированию иерархии доминантов.

Чем больше развиваются наука и техника, тем меньше в нищете естественной нехватки благ на всех. И тем больше в её фабрикации тёмного, демонического начала с формулой «можем, но не хотим». Первобытный вождь, даже самый благородный, не мог дать всем еды вдоволь, потому что еды было ещё очень мало. И потому он, скрепя сердце, вынужден был раздавать лучшие куски тем, кто наиболее ему полезен, а остальные питались по остаточному принципу.

Современная власть страдает не от нехватки материальных благ, а, наоборот, от их избытка, который своим напором размывает её престижность и зоологическое доминирование. Подчеркнуть своё превосходство в обществе людей, имеющих всё необходимое для жизни, трудно, и вызывает злость, отвращение у них. Та естественность, с которой сытый добивался завистливого уважения голодных, пропадает.

+++

Что есть экономика? Огурцы, растущие на грядках? Или же место, отвоёванное в дыму и пламени, силой и хитростью, настойчивостью и удачей в борьбе с себе подобными?

Советский тип экономики, если брать его в предельном обобщении – это именно экономика грядки огурцов. Обустраивается место, которое затем начинает плодоносить всем на радость. За ним обустраивается другое место, пятое, десятое, и все они, будучи обустроенными, плодоносят, не мешая друг другу.

Конечно, прилагая эту теорию к практике, мы сталкиваемся со множеством проблем. Разведение огурцов может столкнутся с нехваткой земли, или нехваткой ума у агрономов. Обустройство грядки может пойти неверным путём, в итоге не обустроив, а испортив землю, отведённую под грядку. Можно применять правильную технологию – но в неправильном месте: взять кукурузу в тёплом штате США – и пытаться теми же способами разводить её за полярным кругом. Понятно, что и земля бывает холодной, суровой, и мозги – тупыми. Любое сырьё можно не только обработать до продукта, но и испортить до брака. И если продукт дороже сырья, то брак – это мусор, он дешевле сырья, он вообще ничего не стоит.

Например, талантливая рукопись дороже пачки чистой бумаги, но связка макулатуры – дешевле пачки чистой бумаги. И никого это не удивляет. Ибо сырьё можно доделывать до блага, или портить до отбросов.

На практике с советским типом экономики всё оказалось очень сложно, и тому масса как объективных, так и субъективных причин. И судьба подвела, протащив через невероятной интенсивности войны, и климат, оказавшийся самым суровым из всех европейских наций, и тупость целого ряда вождей, на которых напала малоизученная ещё наукой болезнь ничтожества…

Но, смиренно принимая все горькие уроки истории – мы, тем не менее, должны понимать, что стратегически – иного пути, кроме общественной солидарности, нет. Люди – как бы трудно на первых порах ни пришлось – должны совместными усилиями делать жизнь лучше день ото дня, последовательно и поступательно.

Путь конкурентной вражды людей, предлагаемый нам рыночной экономикой – это путь во мглу и в ад. Совершенствуясь в пакостях и взаимных ударах, конкуренты отрабатывают технологии человеконенавистничества, которые день ото дня становятся всё эффективнее. Успех одного предприятия в рыночной экономике – это не успех для всех. Это горе и несчастье для предприятий-конкурентов. Чем лучше одному человеку, тем хуже становится другому, и уже не качество труда, не разумное рачительное хозяйствование – а лишь успех в бою определяет ваше место в жизни.

Ваша задача не в том, чтобы сделать людям что-то хорошее, а в том, чтобы максимально навредить конкурентам, сжить их со свету. А у них – такая же задача относительно вас. Уже не производительность труда, не количество и качество хлеба важны для рыночного хлебороба, а цены на хлеб. Высокие урожаи, дар божий, о котором раньше люди молились – в рыночных условиях… разоряют крестьян! Потому что при изобилии хлеба цена на него падает, и его покупают ниже себестоимости, разоряя селян.

Так, стало быть, не хлебное изобилие, а наоборот, жесткий голод благо для рыночной нивы! Чем хуже станет положение в городах, тем успешнее сможет спекулировать производитель продуктов, и наоборот.

+++

Вне каких-то субъективных злобы и ненависти, бездумно и автоматически, рыночные отношения запускают машину горя, механику которой далеко не все понимают. Зло производится не по злому умыслу хулигана, а вытекает из самих экономических отношений.

Рынок антисоциален, антиэкологичен, он разрушает и общественное благо, и окружающую среду. Он портит качество продуктов – чтобы снизить их себестоимость и повысить сроки их хранения. Он порождает взаимное озлобление, вражду и подлость – необходимые для выживания в его условиях. Рынок антинаучен – потому что его продажи строятся на тёмных сторонах психологии, на грубых и низших инстинктах, а не на рационально-научных основаниях[1].

Но если всё это так очевидно, в чём тогда секрет непреодолимого обаяния рыночной модели для огромной совокупности людей? Разгадка коренится в зоологических инстинктах человека.

Это идущий из глубин подсознания хватательно-поглотительный инстинкт, рождающий крайнее недержание в потреблении, стяжательстве и собственничестве. И это инстинкт доминирования, порождающий жажду демонстрировать превосходство с максимальным отрывом.

Оба инстинкта, «вшитые» человеку в подкорку, возникали ещё до человека, как регуляторы поведения низших биологических видов. Стремление не просто покушать, а обожраться, не просто взять нужное тебе, но ещё и сгрести всё ненужное – в зоопсихологии оборотная сторона страха перед неведомостью мира и непредсказуемостью будущего.

Этот страх постоянно преследует любое животное на протяжении миллионов лет. В рационально-обустроенной системе он и излишний, и разрушительный. Там, где возникли гарантии необходимого – исчезает смысл в жажде излишеств. Эта жажда была связана именно с отсутствием гарантий необходимого – но ведь с инстинктом невозможно говорить рациональным языком.

Инстинкт не исчезает вместе с причиной, его породившей, он имеет долгий характер затухания в той среде, какой он уже больше не адекватен. Причина исчезла (появилась научная организация жизни), а инстинкт остался.

Сочетаясь с инстинктом животного доминирования, он доводит человека до исступления в хищениях, давно потерявших материально-вещественный смысл. Как простейшие организмы бездумно размножаются, пока не выжрут всю питательную среду, в которой живут, так и инстинкты бездумно расширяются, пока смерть не остановит их очумелого накопительства.

Тёмные звериные инстинкты человека – главная опора тяги его к рыночным отношениям. В условиях равенства и разумной достаточности животному неуютно, страшно, тоскливо – оно воет на равенство и разумную достаточность, как волк на Луну. Я, как человек 1974 года рождения, прекрасно лично помню, что в 80-е равенство было весьма условным, далеко не абсолютным, и это было равенство отнюдь не в нищете, а в достатке[2].

А по определённым потребительским позициям – даже равенство в изобилии[3], разбавленное тем, что оно было примерным, допускало неравенство в 2, 3, даже 4 раза.

Почему же в этом обществе, кстати сказать, весьма поклонявшимся науке и научному мышлению – восторжествовала тёмная и звериная тяга к неограниченной частной собственности и рыночным отношениям? Почему эта тёмная страсть подавлять друг друга одолела и научность, и культурность, и массовое чтение, и престижность образования, духовности?

В качестве второстепенных причин укажу нелепости и перегибы советской власти, некие откровенно-глупые её нормы и поступки, связанные с тем, что руководство в определённый момент оказалось не на высоте и не в тех руках. Возможно, наше падение было бы мягче, если бы нами управляли люди более компетентные, с более широким кругозором, чем Хрущёв, Брежнев и тем более Горбачёв.

Такие люди, кстати сказать, были очень близко от руля управления – например М.Попов, но по целому ряду роковых причин не они, а полубезумный подкаблучник с химерами в пятнистой голове прокладывал лоции народного маршрута.

Однако вспомним и то, что в отборе руководителей наверх нет случайности, хотя иной раз он и кажется случайной лотереей. Общество подчиняется только тем, кому настроено подчиняться – судьбы Николая II и Горбачёва тому яркие свидетельства. Ни сакральный статус помазанника, ни полнота полномочий уже не помогают – если общество отвернулось от более не устраивающего его лидера.

+++

Второстепенных причин «заворота кишок» обратно к примитивной, зоологической стихии «свободного рынка» можно называть много, и некоторые из них будут весьма экзотическими.

Но главная причина – вой и жажда звериных инстинктов в глубинной сути человеческого организма.

Вид «человек разумный» отличается от животных разумом, что и подчёркнуто в его видовом имени.

Но «человек разумный» не отличается от животных инстинктами, общими для всех биологических организмов. А вот это не учли, и трагически не учли!

Если разум выделяет человека из животного мира, из дикого леса, из первобытной саванны, то инстинкты, наоборот, задвигают человека обратно туда. Зверь, попадая в антропогенный ландшафт, мечется, мучается, страдает, тревожится, изводит и себя и других. В мире, созданном людьми и наукой, в мире разума – всё кажется зверю неправильным, извращённым, искусственным, всё пугает его несоответствием той среде, для которой его сформировала мать-природа.

Что льву или медведю делать в центре каменного города с его магистралями и многоэтажками?! Они там или спрячутся от ужаса, или, наоборот, движимые своими смутными страхами, станут вести себя гиперагрессивно.

«Социализм» — всего лишь слово, и, на русское ухо, не слишком благозвучное. То, что мы в быту называем «социализмом» — говоря научным языком сущностных понятий – ЕСТЬ РЫВОК ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РАЗУМА ИЗ ЖИВОТНОГО МИРА.

Разум попытался вырваться из той иррационально-маразматической среды, где все всех жрут, ничего не развивается и не созидается, всё идёт по кругу, возвращаясь в исходную точку, где гордятся не умом, а силой, не подвигом служения, а возможностью паразитирования.

Разум попытался жить в проекте, в котором будущее рассчитывается заранее, знание помогает заранее планировать гарантированные достижения, жизнь движется не по кругу, а по восходящей линии.

Разум попытался превратить человечество из плесени, паразитирующей на влажной поверхности одной из планет – в творца геологических и космических процессов, способного в перспективе создать новую, рукотворную планету и зажечь новое, рукотворное Солнце.

Всё это нельзя в науке заменить коротким словом «социализм», которое переводится всего лишь как «общественничество», коллективизм, которые, если задуматься, имеются и у пчёл, у муравьёв и в волчьей стае.

Торжество разума над паразитической природой биоса, превращение человека из туповатого потребителя «полуфабрикатов» биосферы[4] в творца миров – по сути, раскрытие генетической программы вида «человек разумный». Это тот самый ген, который отличает человека от четвероногих «братьев меньших».

+++

Но, рванувшись к звёздам, человек разумный позабыл, что он, словно в кандалы, закован в биологическое тело. В этом теле животного происхождения он сожительствует со зверем, с рептилией, живущей в его спинном мозге.

И у зверя прав на это тело не меньше, может быть даже, больше, чем у абстрактного разума. Человек Разумный нанёс зверю в себе очень тяжёлые травмы своей «ноосферизацией», а самое трагичное – не понял этого, не проанализировал. Обезумев от боли, зверь отомстил. Он отомстил рынком. Ельцин, Собчак, Чубайс – это проявления мести зверя своему обидчику-человеку.

Егор Гайдар – это месть зверя Аркадию Гайдару.

Зверь в человеке победил – но победив, проиграл.

Потому что, закрыв будущее для человека, закрыл его и для себя.

Чем дальше идут мёртвые годы звериного торжества уголовщины над «знатоками», тем отчётливее мы видим, что на зоологических низших инстинктах ни мы, ни американцы, ни европейцы далеко не уедем. Лестница наверх рухнула.

Мы тридцать лет наблюдаем «собачьи свадьбы», урчание, рычание и страшный рёв победившего зверья. Мы давно уже поняли, что несмотря на всю опасность крупного хищника (он может растерзать любого из нас) – он всегда бездарен, безлик, безумен.

Всё, что смог выдавить из себя многими уважаемый журнал The New York Times в 2019 году в статье «8 способов жить умнее» — так это звериные советы «Хвалить себя, ничего не делать и предаваться стыдным удовольствиям».

«… Гонка за продуктивностью… может привести к выгоранию, усталости, болезням, вызванным стрессом и другим неприятным последствиям… в любой непонятной ситуации старайтесь не делать вообще ничего. Это сложно, но как и с любым навыком — чем больше практики, тем лучше результат» — советует нам победивший либерализм.

«К так называемым “guilty” pleasures относится всё, что приносит нам удовольствие, но в тоже время вызывает чувства стыда и вины… Пора разрешить себе делать все эти вещи и перестать их стыдиться.

«…Успокойте дыхание, расслабьте лицо и руки, заметьте свои мысли и чувства. Признайте, что они есть, но не давайте им стать центром вашего внимания».

«Важно хвалить самих себя… признайтесь себе в том, что вы молодец… Новизна сильно переоценена… А ведь в повторении действий может быть скрыта дополнительная глубина и особые удовольствия».

Перед нами – версия «манифеста инстинктов» от The New York Times. Ведь это именно животное, научившееся говорить человеческим языком! Если пойти за этими советами – самолюбования, безделья и постыдных удовольствий – мы же понимаем, куда нас это приведёт, правда? Ведь обезьяны в своих стайках именно так и живут…

+++

Воспитание из человека бездумной травоядной овцы неотделимо от воспитания в другом человеке яростного плотоядного хищника. А это значит, что считать экономику лишь суммой технологий ни у кого в нынешнем мире не получится!

В экономике, растущей, как огурцы – то грядка была грядке не помеха. Лишь бы правильно ухаживать – и на второй грядке огурцы вырастут не хуже, чем на первой, а на десятой – не хуже, чем на второй. И количество грядок не важно: может быть любым.

Отсюда и наивный до патологии взгляд: если Украина или Молдавия скопируют швейцарские законы, научатся вести себя в точности, как швейцарцы, то у них возникнет швейцарская экономика. По аналогии с огурцами: взяли семена с одной грядки, пересадили на другую – и растут те же самые огурцы с той же самой скоростью. Главное – обрабатывать теми же способами!

Мысль о том, что народы мира в условиях капитализма подобны бандитам в камере – слишком сложна для людей огуречного взгляда. Если в камере новичок будет вести себя, как пахан, во всём подражая пахану – он не станет новым паханом. Наоборот, его строго накажут за неподобающее поведение, и объяснят (если выживет): пахан в камере один, а твоё место – у параши.

Народы мира в условиях капитализма вовсе не расположены делать из неудачников собственные копии. Отдать другим технологии успеха – всё равно, что раздать другим свой капитал! Швейцарцам не нужна вторая Швейцария, и они сделают всё, что в их силах – дабы такой второй Швейцарии не сформировалось.

Почему? Да потому что капитализм! Твой успех – это успех моего конкурента, и это очень серьёзно…

Если в Молдавии возникнут такие же банки, как в Швейцарии – то что тогда делать Швейцарии? Кому она будет нужна – если в каждой стране такие же банки-клоны, как у неё?!

Американский уровень жизни – это не когда ты подражаешь американцам, а когда ты их сломил, победил. И заступил на их место – потому что паханом среди уголовников не становятся путём подражания пахану.

История успеха рыночного народа – это не история агронома, вырастившего грядку образцовых овощей, семена с которой, если за ними так же ухаживать – могут повсюду стать такими же завидными грядками.

История успеха рыночного народа – это история его борьбы с другими народами, кровавой и бескровной, тайной и явной, культурной и образовательной, идеологической и прочей. Он себе выторговал местечко повыше – потому что других оттуда выгнал.

+++

Поэтому понятно, что в рыночных условиях конкуренции между людьми интеграция сильного и слабого сделает сильного сильнее, а слабого слабее. Если у вас было 10 рублей, а у меня 5, и мы объединили их в АО, то что получится?

У вас 10 голосов в АО, у меня 5. Решение принимаете вы – и распоряжаетесь уже 15 рублями по своей воле. А я? Раньше я мог решать в пределах 5 рублей, а теперь – вообще ничего не решаю. Кто же выиграл от интеграции? Тот, кто смог поглотить, а не тот, кого поглотили.

Кого поглотили – того переварили.

+++

В итоге тот, кто пришёл в пещеру к разбойникам за их золотом – убит разбойниками, отдав им и своё золото…


[1] Яркий пример: наркоторговля, при которой покупатель приобретает за большие деньги собственную смерть. Надо отметить удовлетворение всяческих извращений по принципу «любой каприз за ваши деньги». Надобно отметить безумие моды, безумие рекламы – которые сводят широкие массы с ума в прямом и буквальном смысле слова. Нужно отметить и ИНСТИТУАЛИЗАЦИЮ ЛЖИ, превращение системной лживости в общественный институт по формуле «не обманешь, не продашь». И т.п.

[2] Даже небогатый человек с непрестижной профессией в 80-е жил явно богаче и мог себе позволить много больше, чем самый зажиточный деревенский кулак 20-х годов. Понятно, что нет пределов совершенству, и эмоциональный человек может назвать «нищетой» любое состояние с досады. Но научное определение нищеты – состояние нехватки средств, приводящее к физиологическому истощению человека.

[3] По некоторым потребительским позициям был уже достигнут коммунизм. Счётчик электроэнергии ещё оставался в нашей квартире, но счётчики газа и воды уже сняли до моего рождения. Газ и воду предполагалось использовать по потребности. Набиравшее темпы жилищное строительство всё более уверенно удовлетворяло потребность в квартирах на коммунистических, бесплатных началах. По коммунистическому принципу «каждому по потребности» предоставлялись образование и здравоохранение, без счетов и счётчиков, кому сколько нужно, кто сколько взять сможет. Рядом с этим бесплатный хлеб в столовых – уже мелочь. Отсутствие безработицы и примерное равенство зарплат (отличались друг от друга не более чем в 3-4 раза) делало человека очень независимым от шантажа работодателей. И т.п.

[4] Имеется в виду то, что присваивающий тип хозяйствования прилагает труд лишь к тому, что и так уже почти готово к употреблению. Например, человек разводит пшеницу там, где она и без него имела свойство расти. А в пустыне или во льдах ещё не умеет.

Сейчас на главной
Статьи по теме
Статьи автора