Состояние умов = состоянию экономики

Вообразите, что вы пришли к огородникам поделиться полезным опытом. Вы обещаете им двукратный рост урожайности помидоров. А поскольку они этими томатами живут – для них это очень и очень интересно. Иначе говоря – они очень хотели бы, чтобы помидоров нового урожая стало в два раза больше предыдущего. Далее вы начинаете им советовать странные вещи. Вы говорите, что у них будет в два раза выше урожайность, если они перестанут поливать, удобрять и пропалывать от сорняков их грядки.

Получается, что не только томатов больше, но и работы (от которой кони дохнут) меньше! Это «двойной плюс» либерализма: вы переходите к «естественному земледелию» — то есть перестаёте насиловать почву обработкой. Ваши помидорки растут посреди сорняков, про которые ошибочно думают, что они глушат помидорки. А они не только не глушат, но напротив, силу естества им передают. Дикое растение – оно же сильнее и устойчивее капризного тепличного! Надо превратить помидоры в дички – и у них в два (или больше) раза вырастет урожайность.

Итог великолепен, но ведь и процесс великолепен! Мало того, что у вас осенью будет больше томата – так ведь и жарким летом у вас будет гораздо больше времени для шашлычков, купания и бадминтона!

Если вы всё это рассказываете опытным огородникам с агрономическим образованием, то на этом ваши «вкусные истории» бесславно закончатся. Вас выгонят, или даже дадут по шее за вредные советы. Но если вы пришли к дегенератам, которые уже утратили способность связывать в уме простейшие умозаключения, то результат будет иным.

Первый раз вас будут качать на руках, когда пообещаете увеличение урожая. Второй раз вас будут качать на руках, когда объясните, как это расширяет досуг и удовольствия. И кончится это, скорее всего, тем, что дегенераты выберут вас «главным агрономом», опасаясь расстаться с таким приятным и знающим человеком. Урожайность выше, труда меньше – да вы им отец родной!

+++

Трагедия социализма в том, что он просто не может функционировать при снижении интенсивности мысли до критического уровня. Если напряжение в сети падает – лампа не горит. Она сперва странно мигает, а потом и вовсе гаснет. Если качество умственной деятельности упало, то социализму хана.

Нет, я не говорю, что его обязательно возненавидят. Он – даже если его будут страстно любить – не сможет функционировать. Потому что весь он является сложным внешним отражением сложных и глубоких умственных процессов.

Если я знаю, как выращивать помидоры, то я их выращу. Но если я не в состоянии поместить в «оперативной памяти» весь процесс – то моё субъективное желание выращивать помидоры ничего не даст. Я могу этого хотеть или не хотеть: не зная, как это делать, итог будет одинаков.

Я могу сразу отказаться от задумки их вырастить. И могу их потерять в сорняках, занимаясь «естественным земледелием», предоставив овощам самостоятельно бороться с сорняками. Если задуматься, то первое легче и умнее. Не умею – и не берусь. Второе же – долгий и кружной путь к тому же самому результату.

+++

Нет никакой принципиальной разницы между бредом «естественного земледелия» и либеральной экономической теорией в целом. Рациональное зерно в ней то, что если ходить по лесам и лугам, уподобившись первобытным предкам, то можно найти нечто съестное, выросшее само собой. Предки же каким-то образом выживали! Ходили, искали, находили – и кушали. Правда, предков было очень немного, жили они очень бедно и очень недолго. «Естественное земледелие» (собирательство) очень часто их подводило и никогда не баловало.

На этом, собственно, всё рациональное в либеральной рыночной теории заканчивается[1]. Там начинается иррациональность посулов «главного агронома», избранного дегенератами в вожди – за сладость его обещаний и снисходительность к их лени.

Ельцин – продукт двух сходящихся линий:

1) Мечты о нетрудовых доходах, совмещающих зажиточность и свободу «в одном флаконе»;
2) Благодарности за жалость и сочувствие, проявляемое к человеку и его слабостям.

Грубо говоря, хочется больше помидоров и меньше полевых работ. Для человека разумного это задача научная, решение которой он будет строго проверять средствами разума. Действительно ли предлагаемые методы дадут повышение урожайности, или это чепуха? Действительно ли предлагаемые методы облегчат трудовые будни – или Обещалкин глупости говорит?

Поэтому Обещалкину трудно в среде разумных людей. Они над его трескучими речами или смеются, видя в нём шута горохового, или даже бьют его как вредителя.

Дегенератизм для демагога – всё равно, что танкам выйти на степной простор! Чем тупее аудитория, тем более грандиозные посулы она некритически воспринимает, тем меньше требуется аргументов для её обработки.

Всякая агрономия есть хозяйствование, поставленное на научную основу. А наука не знает желаний, она знает только возможности. Наука безжалостна – ей безразлична причина, по которой ты нарушил её законы. Нарушил – задавит. Науке безразлично, чего ты хотел – ей важно только то, как ты действовал.

Помидоры в сорняках расти не будут – веришь ты в их рост или не веришь, лёг ты ради этого костьми или не лёг. Они не будут там расти – и всё. Потому что если бы они могли там расти – то они всюду бы росли сами по себе, не нуждаясь в уходе, как крапива и пырей. Это было бы здорово, это облегчило бы нам жизнь – ходи да рви готовенькое!

Наука говорит: или томаты с прополкой. Или без прополки – но тогда и без томатов. Или – если уж по большому счёту, придумай машину, которая за тебя бы полола.

Но если эта машина сломается – у тебя должен быть ум её починить. А нет ума починить – значит, опять выходишь в ноль первобытного собирательства…

+++

Помидоры для нас – только аллегория. Мы говорим, конечно, о хозяйствовании в целом, в котором производство томата – лишь малая часть. Человек так устроен, что ему хочется плодов, но не хочется труда. Особенно занудно-систематического, изо дня в день. Человек разумный подавляет это нежелание в себе, понимая, что пойди у него на поводу, и превратишься в первобытного косматого питекантропа.

Человек ополоумевший уже не может, а главное – и не хочет – подавлять в себе этого естественного желания получить плоды без нудных и томительных усилий. Сразу и в готовом виде.

Такой человек становится лёгкой добычей для либерального политика, который, со своей стороны – сам жертва этого спроса. Политик, если хочет оставаться на гребне – не может сказать дегенератам, что они дегенераты. Он вынужден им льстить и потакать – тогда он в их глазах хороший человек и достойный профессионал.

Вздумай он им резануть правду-матку в глаза – он тут же будет низвергнут, за то, что растоптал их сладкие сны и беспочвенные мечтания о «лучшей доле».

С другой стороны, обостряясь, жажда плодов без трудов ломает все моральные и законодательные барьеры внутри человека, толкая его на постоянно возрастающую хищность. С дегенератами невозможно говорить человеческим языком, но ведь резать их и грабить – можно. Нужно только найти к ним подход, увлечь миражами «грядущего счастья» — и они сами подставят вампиру шею.

В дикой природе хищники не ходят просто так. Они не пойдут в людный город – потому что там их застрелят. Они не пойдут в мёртвую пустыню – чего им там делать? Хищник идёт по запаху баранов. Он ищет следы и иные приметы баранов, потому что искусство находить баранов для хищника – вопрос жизни и смерти.

Самый «лучший» способ подманить хищников – снижение интенсивности умственной деятельности. Отключение мозгов для социального хищника то же самое, что кровь в воде для акул и пираний. Как только где-то критически снизилась умственная деятельность людей – хищник сразу же это уловил, и стремится поскорее попасть туда, чтобы быть первым на плотоядном пиршестве.

+++

Умственная деятельность, как и бег – бывает добровольной и принудительной. Есть бегуны (и соблазнительные бегуньи) в утреннем парке, которые там на пробежке по собственной воле. Для них это спорт. Никто не заставляет – а они всё равно бегут, потому что им это нравится.

Естественно, когда антилопа улепётывает от львиного прайда, никто не спрашивает антилопу, нравится ей бегать или нет. Те антилопы, которые плохо бегают – выбывают естественным путём. Остаются только такие, которые прытки с детства.

К чему это я?

Социалистическая экономика году эдак к 1960-му сама не заметила, как сняла принудительные мотивы умственного бега. Желающим она, конечно, предоставляла все возможности для умственного развития, но только желающим. А не хочешь, так и не бегай: львов перестреляли. И что получилось – вопреки чаяниям фантастов, грезивших о новом человеке коммунизма? Получилось животное сонное, ленивое и растолстевшее. Как домашний кот. Хищники его давно уже не гоняют, само по себе оно бегать не хочет. Поспало – жрёт, пожрало – спит, постепенно утрачивая все необходимые в биосфере навыки сопротивления пожиранию.

С одной стороны, общество за десятилетия сонной скуки потеряло тонус, энергию сопротивления хищникам. Ему стало всерьёз грезиться, что клыки и когти – это так, понарошку, рудимент дикой природы у давно одомашненных лапушек. С другой стороны – опекаемые, как внуки бабушкой, люди «улетели» мозгами в разные зазеркальные миры, в извращения, которые они считали «духовным усложнением». Люди стали падки на разного рода завиральные теории – особенно, если мошенники, презентующие им эти теории, им льстили и подхалимничали.

С одной стороны сформировалось то, что социопатолог А. Леонидов назвал «бредом неуязвимости»: необъяснимая в здравом уме убеждённость, что жизнь ухудшиться не может. «Бред неуязвимости» — причина того бесстрашия, с которым люди отдавались «всему новому» — разного рода проходимцам и мошенникам, обещавшим им улучшить жизнь до невозможности.

С другой стороны, представления о реальности становились всё более химерическими, дутыми, люди из мира объективной реальности переселились в миры собственных фантазий, в которых «действовали» ими самими произвольно выдуманные законы бытия.

Человек, который, отупев, не в состоянии понять, отразить реальность – не сможет и эффективно реагировать на угрозы в ней. Истерическая иррациональность «перестроечного» человека – подобна слепоте. Там, где зрячий легко увидит опасность, слепой и близко ничего не разглядит.

Есть и ещё один закон психологии, которым пользуются творцы «майданов» всех времён: чем человек тупее, неадекватнее – тем больше в нём развит «комплекс всезнания» самовлюблённого зазнайки. Умный человек побоится сказать, что всё понимает – но крайней степени дураку всё время кажется, что он всё понимает, и во всём «искушён». Примитивное сознание тяготеет к однозначности, к безапелляционным вердиктам.

Чем глупее человек, тем легче им манипулировать мошенникам, играя на его «чувстве собственного величия». Вспоминаются мне люди, которые с таинственными улыбками всеведения рассказывали, что МММ – «крутит золото партии», и потому такой доходный. Но об этом – предупреждали – надо помалкивать, это тайное знание! Оно только для умных людей, которые «всё понимают»…

Идиоты и сегодня могут с умным видом рассуждать, как и почему Зеленский победил Порошенко на Украине – как будто там вообще кто-то кого-то побеждал! Они раскроют своё «тайное знание» о «схватке двух кланов» — хотя, какая схватка, какие кланы?! Сценка уровня школьного театра от халтурящего американского режиссёра!

Но тёмные люди с сумрачным состоянием сознания, не беспокоясь, что у них концы с концами всё время не сходятся – вначале выдумывают замысловатые теории, а потом в них верят.

Они действительно верят, что 64 банкира, владеющие почти всеми деньгами и активами планеты – стремятся «навязать демократические свободы» для всего человечества. Зачем это нужно банкирам? Как это сочетается с их активами? Как вообще монархический принцип наследования в мире частной собственности сочетается с выборным началом в демократической теории? На каком языке и о чём будет разговаривать президент-временщик, пришедший кресло погреть на 4 года – с наследственным самодержцем банковской империи, чьи фонды больше, чем бюджет страны?

+++

Человеку разумному – нужны достаточные основания для всякой теории. Дегенерату же «красочность посулов важнее их верности[2]». Главное, чтобы побольше обещали, а как дойдёт дело до выполнения обещаний – память аквариумной рыбки уже забудет, с чего там дело начиналось. Либеральный человек дальше 2-3 лет не помнит. У него там начинается «область глубокой древности», совершенно, как он полагает, не актуальная для текущего момента.

Так либерал теряет в уме причинно-следственную связь явлений. Явления, и приятные и неприятные, возникают как бы сами по себе. Вне контекста причин, сокрытых в прошлом. Оттого и реагировать такой человек может только на текущие проблемы, а глубинных проблем он понять не в состоянии.

Например, любой либерал очень активно поддерживает тему «борьбы с коррупцией». Это их конёк. Но он не в состоянии понять, что рыночные отношения – САМИ ПО СЕБЕ ЕСТЬ КОРРУПЦИЯ, а бесконтрольная частная собственность – плод коррупции. И, по сути, всякий, кто устроился побогаче соседа – коррумпирован по отношению к соседу.

Вся «борьба с коррупцией» у либералов сводится к поддержке одного из враждующих ОПГ, причём эти экзальтированные люди порой готовы умирать и убивать – ради поглощения одной корпорации другой. Они не понимают, что связь между коррупцией и богатством – это связь между средством и целью. А почему? Да потому что им не дано понимать причинно-следственных связей!

В их понимании рейдер «отжимающий бизнес» — преступник, но вопросов, откуда бизнес взялся у предыдущего владельца им недоступен, ибо глубже 3-х лет в прошлое они заглянуть не способны. И если кто-то владеет активами больше 3-х лет, то в их понимании он эти активы буквально из самого себя извлёк, уж и не знаю – каким способом…

+++

Крайности смыкаются. На одном полюсе у либералов – беспочвенный и оголтелый ригоризм[3]. На другом – совершенно чёрный и безусловный цинизм, который для своих удобств полагает возможным, допустимым всё и вся. По формуле «нет такого преступления, на которое я не пойду, если так мне будет удобнее». Вначале – руководителю ничего нельзя, даже лишний пакетик гречки взять, бесплатно стакан чаю выпить. По итогам – руководителю, оказывается, можно всё – ведь полнота свободы личности в полноте вседозволенности…

Получается даже не уравнивание грехов – а явный и отчётливый приоритет мелкого проступка над крупным преступлением. «Наше правосудие – паутина» — писали когда-то Рабле, а за ним Бальзак – «Мелкие мушки застревают в ней, а крупные оводы пробивают насквозь»…