СТРАТЕГИЧЕСКОЕ БАНКРОТСТВО

Воры, осуществлявшие «приватизацию» и «реформы» в 90-е годы не имели ни планов, ни желания восстанавливать ими разрушенное. Операция имела одноразовый характер: сломать-украсть-сбежать. И что останется за спиной — бегущих с награбленным «прагматиков» совершенно не волновало. Пустоту заполнили бредни о каком-то «эффективном частном собственнике», об «инвесторах», о «чуде предпринимательства», суть которых сводилось к одному: придёт кто-то и восстановит нами разрушенное, восполнит нами разворованное. Кто он – мы не знаем, да и знать не хотим: короче говоря, мы побежали вослед своим валютным вкладам, а вы тут оставайтесь и ждите, пока вам рыночная экономика всё отрегулирует…

Шли годы. На смену беглым «генералам» приходили их замы, в свою очередь сбегали, и заменялись «замами замов». Цунами расплаты за подлость и идиотизм 1991 года сперва настигла народ, а потом расхлебывать потоп выпало и представителям власти, замещающим должности уже в новом веке.

Всё более выпукло и отчётливо проступало очевидное: банкротство. Банкротство нелепых надежд и фальшивых обещаний, липовых проектов и расчётов, банкротство средств, методов и подходов. Обнажился во всей неприглядной открытости гоголевский Хлестаков, который живёт в долг, и по долгам своим, ясно уже, никогда не расплатится, что вызывает шок и ужас народа-кредитора.

+++

Всё дело в том, что управлять – не значит пользоваться. Телезритель – не есть телевидение, даже если он умеет починить телевизор своими руками. Телевидение создаёт продукт, которым телезритель пользуется.

Точно так же и управление – не есть силовое доминирование. Настоящее управление – это организация и активное участие в производственном процессе, его становлении и развитии, при котором плоды власть получает от собственных трудов, а не в качестве рэкета чужих.

С помощью силового доминирования можно отобрать блага, напугать и убить – никто не спорит, но силовое доминирование никак не контролирует процессы воспроизводства жизни. Если эти процессы разложились или пресеклись – силовикам остаётся только в небо палить или от отчаяния застрелиться.

С 1991 года очень прочно, железобетонно складывались пропитанные криминальным духом структуры власти, которые не организуют жизни народа и страны, а только паразитируют на имеющихся.

Полагающие, что это очень удобно – самим в производстве не участвовать, а просто прийти и забрать готовенькое, когда его «доведут» другие – в виде налогов, например… Налогов с чего?! Если нет производства – с чего вы собираетесь брать налоги?

+++

Экономика может:

• 1)Удовлетворять или не удовлетворять интересы конкретного человека (грубее говоря, вы в доле или вы изгой).
• 2)Удовлетворять интересы человека нормальной прибылью или зашкаливающей, запредельной сверхприбылью.
• 3)Удовлетворяя интересы широкого или узкого круга людей – развивать территорию, или приводить к её инфраструктурной деградации.

Учитывая эти основополагающие нормы экономики, как науки, мы понимаем, что кроме субъективных оценок экономики (связанных с положением человека в ней) – есть и объективная оценка её прогрессивности или упадка.

Помещику хорошо при феодализме, рабовладельцу — при рабовладении. Им гораздо лучше, чем среднему человеку сегодня. Субъективная логика их потомков может подтолкнуть к тому, чтобы признать ХХ век «ошибкой», а «правильной экономикой» — античную или средневековую. Что мы, собственно, и наблюдаем сейчас, когда личные интересы воровской верхушки, захватившей командные позиции – отвергают и отрицают объективную оценку.

Смысл же объективной оценки экономики – оценить, насколько широко она охватывает население, и насколько она перспективна с точки зрения развития инфраструктуры, производительных сил, технопарка.

Если бы смыслом экономики было обогащение конкретных лиц, то тогда идеальной была бы система, в которой один человек всех убил, и получил всю планету в единоличное владение (к чему, видимо, нас и вела американская глобализация).

С одной стороны, экономики не существует без человека: не включая вас, она для вас плохая – какой бы хорошей ни казалась тем, кого включает. Если вы крепостной или пролетарий-изгой, то никакая пышность балов господствующих над вами паразитов не может вас умилять (скорее, наоборот, пышность этих балов бесит). А то, что эти балы нравятся паразитам – никоим образом к вам не относится.

С другой стороны, экономики не существует без идеологии. Ведь по самой своей сути экономика – это прикладная, вспомогательная научная дисциплина о том, как лучше организовать производство. Производство чего? – хороший вопрос! Ведь нельзя же производить само производство, производится в КОНЕЧНОМ СЧЁТЕ что-то, и для кого-то, и с какой-то целью. Сама экономика, внутри себя, не может ответить на вопрос, что нужно строить: пирамиды фараонам или космодромы Гагариным, или рестораны для «элиты», или рабочие столовые. Ведь у экономики совершенно другая задача: ответить на вопрос, как это быстрее и дешевле сделать. А цель перед ней должна поставить идеология!

И если поставит целью строительство пирамид, гигантских статуй на острове Пасхи – значит, всё общество будет искать пути эффективного возведения пирамид или гигантских статуй.

+++

Следовательно, экономики как науки, вообще не существует без ответа на два главных вопроса:

• 1)Кому она служит, а кого игнорирует?
• 2)Какова конечная, идеологическая цель её усилий?

У сложившейся в дегенеративное пост-советское время мировой экономики нет ни широты охвата, ни глубины перспективы. Она узкая и плоская – и в таком виде признаётся либеральными экономистами «правильной». А в других видах – «неправильной»[1].

Либеральная экономика – существует для узкого круга всех пославших к лешему бенефициаров, и она существует по принципу «после нас хоть потоп». Ничего, выходящего за пределы биологической жизни эгоистов-инвесторов рыночная экономика не рассматривает. Для неё нет грядущих поколений[2], как нет и славного прошлого[3].

В этом смысле либеральная школа экономики не просто лженаучная – она вызывающе антинаучная. Кратко говоря, она учит всех обворовать, продать, предать, а «потом помрёшь – и все концы в воду». Жизнь коротка, создана для удовольствий, а смерть всё всем спишет.

За либеральной школой экономики стоит СМЕРТОПОКЛОННИЧЕСТВО, это та экономика, которую создаёт Смерть, возведённая в ранг Бога.

+++

Предмет, состоящий из деревянных деталей – деревянный.

Предмет, состоящий из металлических деталей – металлический.

Общественный строй, состоящий из множества разнокалиберных и асимметричных обманов – лживый строй, выстроенный на обмане.

А как иначе? Как можно назвать ящик, сбитый из деревянных досок пластиковым? Если в нём нет ни одного пластикового элемента?

А что такое капитализм?

Я нашёл дурака, который за 100 рублей купил у меня то, что продаётся в других местах за 50. Обман и составил мою прибыль: ведь 50 я должен был потратить, чтобы этот предмет приобрести (себестоимость).

А другой нашёл дурака, который за 25 рублей продал то, что в других местах продают за 50. Этот обман составил его прибыль: 25 он бы «по любому» отдал, и в другом месте, а вот другие 25 сэкономил.

Если всю эту совокупность больших и малых взаимных обманов, объегориваний и очковтирательства составить в большую систему, то мы и получим капитализм.

Каким будет ящик, сбитый из деревянных досок? Он будет деревянным. Каким будет строй, выстроенный из множества обманов? Лживым.

+++

Корень великой лжи либерализма и западничества – в мистификации личной «свободы», под которой понимается полнота свободы низших, зоологических отправлений. Что скрывает эта коварная ложь?

Ужас демократии в том, что в ней сталкиваются два свободных человека без всякого пригляда со стороны третьей силы. Оба эти человека свободны в том смысле – что никем и нигде не востребованы. За ними никто не следит – а человек, за которым никто не следит, пребывает в полной неизвестности (ведь о нём нет никаких данных).

Хорошо ему или плохо, жив он или уже нет – никому, кроме него самого, неинтересно. За хорошие деньги можно нанять профессиональных плакальщиков, которые будут создавать в обществе истерию сочувствия конкретно к плательщику. Но профессиональным плакальщикам безразличны страдания тех, кто им не проплатил, а страдания проплативших интересуют их лишь в пределах чека[4].

По традициям «дикого Запада», как в вестерне, два свободных человека посреди пустыни свободно выясняют – кто из них останется в живых, и будет жить вместо другого. Пустыню же фоном создаёт общественное безразличие, связанное с тем, что все возможные свидетели дуэли – сами свободные люди, сами погрязли в разборках со своими противниками, сами на собственной дуэли. Им вмешиваться в чужую дуэль некогда, незачем, да и запрещено «принципами свободного общества»: не лезь в чужой бизнес, не лезь не в своё дело!

Такая кровавая, мясницкая свобода не имеет ничего общего с романтичным и светлым образом Свободы, поднявшей факел в руке: рыночная свобода живёт в темноте, и света не терпит.

Очень изящно выразил это И.В. Сталин: «Мне трудно представить себе, какая может быть «личная свобода» у безработного, который ходит голодным и не находит применения своего труда. Настоящая свобода имеется только там, где уничтожена эксплуатация, где нет угнетения одних людей другими, где нет безработицы и нищенства, где человек не дрожит за то, что завтра может потерять работу, жилище, хлеб. Только в таком обществе возможна настоящая, а не бумажная, личная и всякая другая свобода»[5].

+++

Зоомахия, звериная грызня, когда зверь у зверя кусок норовит отнять – шокировала своими пережитками советское общество (стоны о «сталинских репрессиях», о «доносах, чтобы в квартиру вселиться») – но совершенно не шокирует рыночное общество.

Если в социалистическом обществе зоомахия – осуждаемый эксцесс, то в рыночном – совершенно обыденная повседневная практика. Здесь нет нужды создавать какой-то отдельный, удалённый ГУЛАГ, потому что ГУЛАГом выступает каждая капиталистическая фабрика, каждое полеводческое хозяйство, вообще повседневный быт подавляющей массы населения – сводится к бесправной каторге без суда, следствия и приговора[6].

Социальный ад, в котором человек неизбежно или жертва или убийца, или каннибал, или пища (что крайне осложняет борьбу с рыночными отношениями изнутри: никто не чист, все в крови замазаны) – только часть тупика и банкротства либерализма.

Может быть, даже важнее, что это общество без будущего. Дело в том, что его бесчисленные жертвы «не выстраиваются клином» — ни ударным, ни журавлиным. Если жертвы социализма – «трение при взлёте», то жертвы капитализма – «трение при беге по замкнутому кругу».

Жертвы сталинизма – одноразовые. Это состояние крайней нужды и нехватки новорожденного уклада, которое нужно один раз пережить – чтобы больше в них уже не было нужды. Потому что общество выходит (преодолев трение бортами) в принципиально-новое состояние, отрицающее зоомахию, «естественный отбор» как основополагающий принцип жизни.

Жертвы ельцинизма, либерализма – цикличны. За их горами трупов, никому не нужных, никем не оплаканных – не стоит никаких побед, никаких свершений. Общество, как первобытное племя, постоянно жертвует какой-то своей части жестоким идолам рыночных стихий – чтобы «злые боги» не уничтожили всё племя. И это не путь вверх или вперёд, это снова и снова повторяющееся действие…

+++

Голем этого общества – усреднено-коллективное сознание его вожаков и главарей – сопротивляясь социализму, вытаскивает «жестокость социализма» как аргумент. Но этот Голем не против ЖЕСТОКОСТИ ВООБЩЕ, он живёт на крови постоянных человеческих жертвоприношений. Этот Голем просто делит жестокость на «правильную» и «неправильную». Нет таких жертв или преступлений, на которые Голем Капитализма не пойдёт во имя самосохранения.

И никто лучше либералов это не доказывает: они парадоксальным, ошеломительным образом совмещают рыдания по жертвам коммунизма с нарастающей год от года апологетикой гитлеризма, фашизма. Когда ему это нужно – либерал не считается ни с какими жертвами, и ни с какой жестокостью, ломясь к цели собственного доминирования и обогащения. Но он становится очень «щепетильным» моралистом – когда с ним самим поступают жестоко или просто сурово.

+++

А на самом деле эти существа – ваши убийцы, и убийцы собственных детей. Они убийцы той среды, в которой они живут, отравляя своей алчностью и природу, и человеческие отношения.

[1] Потому что экономический либерализм – это картина мира, сложившаяся в специфических условиях, в мышлении паразита, рассматривающего все процессы во Вселенной ИЗНУТРИ организма-донора. Паразит не признаёт донора ни полезным, ни истощимым. Намертво зависимый от донора паразит, чтобы эффективно истощать донора – должен ненавидеть донора (поэтому либералы ненавидят Россию, русский народ – но не уезжают, не выходят через задний проход во внешнюю среду). Паразита парализует ужасом, если он признает, что донор истощим, и что вместе с гибелью донора погибнет и сам паразит. Поэтому паразит исходит из догмата неистощимости донора. Либеральная экономика катастрофически разрушает и социальную, и природную среду. Например, до 40% себестоимости товара уходит на яркую кричащую упаковку, которая выбрасывается сразу же после покупки, и заполняет свалки рыночного общества, удушая экологию. Стремясь выжать побольше для работодателя – либерализм сокращает оплату работников до физиологического минимума, и ещё ниже, провоцируя массовое вымирание, неразмножение народов мира, и т.п.

[2] Апогей и апофеоз этого – «планирование семьи» и детоненавистничество «чайлдфри». В рамках этого, органичного для ледяных вод корыстного расчёта, движения грядущие поколения уничтожаются в прямом и буквальном, физическом смысле. Они, конечно, уничтожаются и в других смыслах, экономически. Стандартная английская ситуация: человек взял дом в ипотеку и всю жизнь её выплачивает. К старости он, так и не рассчитавшись до конца – отдаёт дом банку, а на ранее выплаченные деньги выкупает себе пенсион, место в хорошем доме престарелых. Дети же этого человека, вместо того, чтобы самим ухаживать за отцом и доплатить его долг, довыкупить дом семьи – снова впрягаются в собственную ипотеку, и так из поколения в поколение.

[3] Совершенно очевидно, что американизм и западничество подменяют реальную историю, реальное прошлое – примитивным и плоским мифом, всё более и более превращая «величайших героев Земли» в персонажей детских комиксов, носящих трусы поверх штанов.

[4] В истории с жертвами массовых расстрелов в Сандармохе либералы долго бесились и выли, полагая, что перед ними жертвы «сталинских репрессий». Но когда региональное отделение Российского военно-исторического общества по Ленинградской области в ходе научной экспедиции неопровержимо доказало: останки, которые педофил Дмитриев и его коллеги из «Мемориала» упорно пытались выдать за «жертвы сталинских репрессий» — принадлежат красноармейцам, зверски убитым финскими нацистами во время Великой Отечественной Войны, либералы моментально потеряли всякий интерес к костям. За жертв Маннергейма им не плачено, плакать над жертвами Маннергейма им неинтересно. Им и над сталинскими жертвами плакать неинтересно – просто такова их оплачиваемая работа. Платили бы за обратное – они и вели бы себя обратным образом. Многие антисталинисты начинали как яростные бойцы сталинского идеологического фронта.

[5] Беседа с председателем американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» Рой Говардом. 1 марта 1936 г. Источник: Сталин И.В. Cочинения. — Т. 14. Издательство «Писатель», 1997. С. 103-112.

[6]Демограф Владимир Тимаков: Реформы Ельцина погубили больше людей, чем репрессии Сталина (https://www.ufa.kp.ru/daily/26586.5/3601504/), газета «Комсомольская правда», 26.09.16 г