Человеческая жизнь бесценна, но наши предки могли бы обоснованно поспорить с этим гуманистическим утверждением. Еще чуть более полутора веков назад человек в России был вполне рыночным товаром. И даже после отмены крепостного права сама жизнь заставляла и все еще заставляет людей и государство оценивать жизнь отдельного индивидуума. Журнал «Профиль» попытался вспомнить о человеческой цене в нашей стране на протяжении тысячи лет.
Ценник Ярослава Мудрого
«Аще не боудеть кто мьстя, то 40 гривенъ за голову», – гласит первая статья древнейшего русского кодекса, так называемая «Правда Ярослава». Согласно летописям, тысячу лет назад этим сводом законов князь Ярослав Мудрый отблагодарил Новгород, поддержавший его в междоусобной борьбе за Киев.
В сорок гривен оценивалась жизнь убитого новгородца или княжеского дружинника. Деньги отныне заменяли принцип кровной мести. «И отложиша убиение за голову, но кунами ся выкупати», – подтвердили решение Ярослава его наследники, лишь увеличив «виру» за жизнь княжеских дружинников до 80 гривен.
Древнерусская гривна кун – это 25 шкурок куницы или около 165 г серебра. В наше время количество серебра, равное стоимости жизни древнего новгородца, по цене немногим превысит 200 тыс. руб. Однако тысячелетие назад драгметаллы ценились куда выше. Наемный работник тогда зарабатывал полгривны в год, а 40 гривен равнялись «зарплате» рядового дружинника за 4 года службы. На эту сумму тогда можно было купить два десятка коров или 24 тонны ржи, то есть в течение года прокормить сотню крестьян.
Тяжелые увечья оценивались в два раза дешевле жизни: «Аще ли отпадеть рука или усхнеть, или нога, или око, то полувирье 20 гривен». В эту же сумму оценивалась отнятая жизнь свободной женщины.
Надо понимать, что все эти расценки на жизнь и здоровье существовали в эпоху, когда сам человек нередко был товаром, имея свою четко определенную рыночную цену. Древнейший русский документ с указанием цены человека является и первым дошедшим до нас дипломатическим актом Древней Руси. Одна из статей договора с Византией, заключенного в 911 году после удачного набега славян на Константинополь, устанавливала выгодную для руссов цену выкупаемых рабов – 20 золотых монет.
Поскольку речь идет о «солидах», золотой монете Византии, то цена экспортируемого или импортируемого человека 11 веков назад составляла порядка 90 граммов золота. Неудивительно, что вне процесса международной торговли, в быту Древней Руси за отнятую жизнь раба-холопа полагался законный штраф всего в 5 гривен.
Оценка жизни присутствует и в русских документах более поздней эпохи. Например, договор Смоленского княжества с «Ригою и Готским берегом» от 1230 года устанавливает такие расценки: «Аже убьют мужа вольного, то дати за голову 10 гривен серебра… Аже убьют посла или попа, то вдвое того дати за голову».
«Вдовам и дочерям давать на прожиток…»
В Древней Руси то, что мы сегодня именуем компенсацией за потерю кормильца, называлось «головничество». Историки до сих пор спорят, как соотносились между собой «головничество» и «вира», указанные в «Русской Правде» штрафы за убийство. Но бесспорно, что уже тысячу лет назад расширенный вариант древнерусского кодекса предусматривал обязанность ближайших родственников содержать несовершеннолетних в случае потери кормильца: «Аже будуть в дому дети мали…»
Первый свод законов централизованного московского государства, т. н. «Судебник» 1497 года, не устанавливал твердых расценок за убийство, но предусматривал, что истец получает компенсацию из «статка»–имущества убийцы: «А доведут на кого татьбу, или разбой, или душегубство, или иное лихое какое дело, боярину того велеть казнити смертною казнью, а исцево велети доправити из его статка…»
Из наследия Московской Руси нам известны и первые компенсации за потерю кормильца, погибшего или умершего на государственной службе. Так, весной 1523 года Василий III дал жалованную грамоту на новые поместья под Костромой и Ярославлем: «Се яз, князь великий Василий Иванович всея Руси, пожаловал Ивана и Юрья Андреевых детей Тихменевых за службу их отца…»
Однако четкая количественная регламентация компенсаций за потерю кормильца в российской истории возникает только в XVII веке, при первых Романовых. «Которые дворяне и дети боярские на государевых службах побиты и померли, а после их оставаютца жены и дочери, и тем вдовам и дочерям давать на прожиток с окладу мужей их…», – гласил царский указ, подписанный 16 августа 1644 года.
Если дворянин был «побит», то есть погибал в бою, его вдове и дочерям полагалось 30% служебного поместья. Если же кормильца «на государевых службах не станет собою», то есть не в бою, но при исполнении, компенсация сокращалась до 22,5%. В случае же смерти кормильца вне службы вдове и дочерям полагалось лишь 15% от поместья.
Оценить в денежном эквиваленте эти компенсации сложно, так как в ту эпоху Московская Русь просто не знала свободного рынка дворянских поместий, официально считавшихся «государевой» собственностью. В среднем служилый дворянин тогда владел сотней «четвертей» обрабатываемой пахотной земли – примерно 60 гектаров с десятком крестьянских хозяйств.
Зато рыночная цена человека в ту эпоху нам хорошо известна. Чиновники вели особые «кабальные книги», в которых фиксировались все сделки по обращению в холопы. При этом государство взимало с приобретателей холопов особый налог, порядка 8% от суммы покупки человека, поэтому учет сделок и цен велся скрупулезно.
Наиболее подробные и полные «кабальные книги» сохранились в Новгородской земле. Уже в наше время историки тщательно подсчитали, что, например, в 1594 году средняя цена холопа в Новгороде составляла 4 рубля 33 копейки, а в новгородской провинции цены на холопов были ниже, в среднем от 2 рублей 73 копеек до 3 рублей 63 копеек.
Императорская компенсация
Как и многое иное, появление в России четкой денежной компенсации семье военнослужащего за потерю кормильца связано с реформаторской деятельностью Петра I. Именно он в Морском уставе 1720 года впервые предусмотрел выплату вдовам «убитых или умерших в службе» компенсаций в размере годового жалованья. Однако если вдова была старше 40 лет (почтенный возраст для той эпохи), то вместо единовременной компенсации ей пожизненно выплачивалась восьмая доля жалованья погибшего мужа.
Каждому из несовершеннолетних детей погибшего по Морскому уставу Петра I за потерю кормильца полагалось выплачивать 12‑ю часть жалованья. Сроки выплат зависели от пола сирот – «мужескому полу до 10 лет, женскому до 15 лет».
Годовое жалованье в Петровском флоте составляло от 5 рублей у рядового матроса до 3000 рублей у самых опытных адмиралов. При этом петровский «Артикул воинский» предусматривал смертную казнь за любую кражу имущества стоимостью свыше 20 руб. Для сравнения: цена человека, холопа или крепостного, тогда колебалась в зависимости от региона, пола и возраста от 3 рублей за ребенка-«инородца» в Сибири до 25 рублей за «годнаго в рекрутскую отдачу мужика» в центральных губерниях России.
Введенные Петром I компенсации за потерю кормильца в 1758 году его дочь императрица Елизавета распространила на всех вдов и сирот военнослужащих дворянского сословия, «кои в сражениях и тому подобных случаях убиты будут или будучи в службе умрут». Тем же указом царица Елизавета впервые ввела пособие на погребение генералов и офицеров в размере двух месячных окладов жалованья.
В случае уголовных преступлений вплоть до начала XIX века действовали нормы «Соборного уложения» 1649 года – в качестве компенсации за убийство семье потерпевшего выплачивалась половина имущества осужденного «татя». Новый Уголовный кодекс, созданный императором Николаем I, содержал отдельную главу «О вознаграждении за причиненные преступлением убытки и вред», но точный размер компенсаций за убийство определялся индивидуально в каждом конкретном судебном процессе.
Согласно законам Российской империи, за счет имущества убийцы суд назначал вдове и детям убитого «по возможности приличное содержание, по состоянию сего семейства» – то есть учитывалось сословное состояние преступника, жертвы и потерпевших. Естественно, «приличное» в случае дворянина и крестьянина различалось на порядок.
Кормилец кормильцу рознь
Первая в отечественной истории авария на железной дороге произошла ровно 180 лет назад – в 1838 году на первой в России «Царскосельской дороге» сошли с рельсов вагоны и погибли два человека. Ровно 130 лет назад в железнодорожной аварии чудом не погиб сам император всероссийский – в октябре 1888 года на перегоне под Харьковом из-за нарушения норм эксплуатации сошел с рельсов личный поезд Александра III.
Неудивительно, что первый «Общий устав российских железных дорог», принятый именно в годы царствования Александра III, содержал специальную 92‑ю статью: «Железная дорога обязана вознаградить каждого потерпевшего за вред или убыток, вследствие смерти или повреждения в здоровье, причиненных эксплуатацией железной дороги».
Впрочем, первые нормы об обязанностях транспортных компаний, в том числе государственных, выплачивать компенсации жертвам аварий появились еще в 1852 году при Николае I. Естественно, размеры компенсаций зависели от «состояния», то есть сословной принадлежности жертвы аварии. В случае с крепостными определить сумму выплат было несложно – накануне отмены крепостного права цена взрослого крестьянина составляла чуть менее 200 руб.
Сложнее было с оценкой жизни погибших из свободных и привилегированных сословий. Вот типичная фраза из судебной хроники эпохи Анны Карениной: «Некто Ш. предъявил иск к железной дороге о взыскании убытков, причиненных ему смертью жены, убитой при крушении поезда на дороге, а именно: уплаты расходов по содержанию гувернантки и экономки, которых истцу пришлось пригласить для воспитания детей и заведывания домашним хозяйством…»
Первый в отечественной истории закон о компенсациях за потерю кормильца в отношении наемных работников был принят только в XX веке. Закон от 2 июня 1903 года назывался «Правила о вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих, а равно членов их семейств, на предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности».
Вдова рабочего, погибшего на производстве от несчастного случая, отныне получала пенсию в треть прежнего жалованья мужа. Каждому из детей погибшего причиталось по одной шестой отцовского жалованья. Но все выплаты не могли превышать 2/3 жалованья погибшего. По статистике начала XX века, рабочие Российской империи в среднем получали 23 руб. в месяц, то есть средняя пенсия по потере кормильца составляла около 15–16 руб. Для сравнения: хорошие сапоги тогда стоили 10 руб., а один билет на оперу или балет в Большой театр – от 30 коп. до 31 руб. 50 коп.
Детям пенсии за погибшего выплачивались до достижения 15 лет, вдове – пожизненно. Но при вступлении вдовы в новый брак пенсия по потере кормильца заменялась единовременной выплатой, равной причитавшимся ей пенсионным платежам за три года.
Цена солдатской жизни
Начало XX века стало эпохой массовых войн и массовых армий. Еще в 1874 году царский манифест о введении всеобщей воинской повинности обещал от имени государства «призрение семейств воинских чинов, убитых или без вести пропавших на войне, или умерших от ран, полученных в сражении». Однако даже к Русско-японской войне обещанное положение о компенсациях за потерю мобилизованного в армию кормильца так и не было принято.
Поддержка семей солдат, павших «на сопках Маньчжурии», основывалась на несистематических актах и для простонародного большинства была символической. В 1906 году дети павших «нижних чинов» получали пособие 18 руб. в год в сельской местности и 24 руб. в городах. В отличие от солдатских детей, несовершеннолетние дети офицеров получали более достойную компенсацию за павших отцов: до 6 лет – 75 руб., от 6 до 10 лет – 125 руб., после 10 лет – 300 руб. в год.
Первую мировую войну, Российская империя начала с принятым в 1912 году «Положением о призрении нижних чинов и их семей». Согласно этому документу солдатская вдова могла рассчитывать на пенсию за убитого мужа в размере аж 4 руб. в месяц, в пять раз меньше зарплаты неквалифицированного чернорабочего.
В августе 1914 года в дополнение к скромным вдовьим пенсиям ввели пособие на детей павших рядовых – 2 руб. в месяц. Такое пособие платилось до достижения ребенком 16 лет. Если в семье погибшего рядового было больше детей, то на двоих выплачивалось 3 руб. в месяц, а на троих – 4 руб.
Даже в мирное время такие выплаты для оставшихся без кормильцев семей позволяли едва сводить концы с концами, в условиях же мировой войны они были совершенно недостаточны. От голода вдов и сирот павших спасали лишь введенные для солдатских семей продуктовые пайки по твердым ценам – мука, крупа и ежемесячно фунт «постного масла».
