Англо-капитализм и теория цивилизации

Если мы говорим о цивилизации не так, как это делают англоязычные политики и наши западники, если мы имеем в виду объективное явление с точным определением, а не похвальбу самим себе – то нам придётся задуматься: что же формируется в итоге цивилизации? Правильно поставленный вопрос диктует ответ: формируется та или иная форма организации Коллективного Разума, противодействующая внешним, неблагоприятным для него, факторам и внутренним патологиям[1].

Обустройство общества предполагает идею его единства. Именно и только она сплачивает случайное скопище или случайно образовавшуюся толпу в социум.

Обустройство общества ограничено тремя важнейшими факторами.

1) Границы его локализации (коллективное самоопределение)

2) Объективные ограничения возможности обустройства (связанные с научно-техническим развитием той или иной исторической эпохи).

3) Субъективными качествами руководителей организации, уровнем их искренности или лицемерия, склонности к двуличию.

Создавая внутри себя права и гарантии, общество всегда вынуждено определиться со своей локацией: на кого и докуда эти права и гарантии распространяются. Руководители общества не могут дать того, чего у них нет, что им самим недоступно. Но, кроме этого, руководители могут не дать и того, что им вполне доступно – исходя из тех или иных корыстных мотивов.

На протяжении всей истории одни люди обустраивают жизнь человечества (Коллективного Разума), другие же пытаются обворовать окружающих.

Этот антагонизм между интересами Коллективного Разума и биологическими выгодами отдельно взятой особи – является основным антагонизмом истории и цивилизации.

Иначе говоря – одни улучшают жизнь окружающим, часто за счёт себя, другие же улучшают жизнь себе за счёт окружающих. Это хранители и деструкторы, которые в марксистской традиции называются «прогрессивными» и «реакционными» силами, классами, течениями и т.п.

Марксистский язык выбрал термины очень неудачно, потому что ни один из них не отражает сути дела, которое пытается описывать. Прежде всего, прогресс – это не просто перемены, любые и всякие, и не скорость перемен. Это только и исключительно перемены в сторону заранее обозначенного идеала, восхождение к заранее намеченной цели. Прогресс – есть переход от того, что есть, но не устраивает, к тому, о чём мечтают, но чего пока ещё нет.

Всё это понятно, и даже очевидно, но марксизм не мог описать эту очевидность простыми словами в силу иррациональной ненависти своих основоположников к религии. В описанном нами (и единственно-существующем) виде прогресс предстаёт явлением религиозным, культовым, и обозначается на языке православия «обожение человека». То есть восхождение человека от того, в чём он вынужден жить к тому, что является его идеалом.

Если идеал движения не задан заранее, тогда (как в эволюционизме) прогресс не отличим от мутации. Перемены сами по себе не нужны, сами по себе они могут быть вредными, порочными, нежелательными и т.п. Если здание развалилось – то перемены в его положении налицо, но какой же здесь прогресс?!

Прогресс есть движение от материального к идеальному, реализация проекта перемен, чья цель заранее известна, и начинает движение. Таким образом, «прогрессивные силы» — это фанатики внутри культа, делающие всё возможное, чтобы воплотить его идеалы (социальные, бытовые, поведенческие, экономические и культурные).

«Прогрессивные силы» не могут быть сами по себе – в отрыве от идеала своей цивилизации. Марксизм это скрывал – отчего определение прогрессивных сил у него получалось очень и очень расплывчатым. Что-то вроде: «если крокодил съел обезьяну, то он прогрессивнее обезьяны». То есть кто кого победил в процессе перемен-мутаций, тот и прогрессивен (материалистический без-оценочный эволюционизм).

А в чём суть, очевидная в любой исторической эпохе? В том, что есть идеал (изначальная заданность проекта), есть те, кто его воплощают, а есть те, кто им по тем или иным причинам, мешает. И вот те, кто делают «по завету», «как в книжке написано» — те прогрессивны. А те, кто мешают – деструктивны.

Понятие «реакционных сил» в марксизме тоже весьма размытое.

Дело в том, что в научном языке реакция (от лат. re… «против» + actio «действие») — это встречное реагирование, возникающее в ответ на какое-либо воздействие. Мягко говоря, странно такому термину придавать позитивное или негативное значение! Разумеется, реакции бывают разными – прогрессивными, регрессивными, нейтральными. «Реакционные силы» — это просто ЛЮБЫЕ силы, которые на что-то реагируют.

А то, что марксизм попытался обозначить термином «реакционное» — на самом деле нужно называть «деструктивное». То есть разрушающее идеал, мешающее реализации провозглашённого идеологией идеала.

Деструктивные силы бывают тёмно-инфернальными (патологическая, «бескорыстная» жажда зла и вредительства), корыстными (свойственны хищникам и паразитам общества), а также лимитрофными (узко-направленными).

Все вместе (правда, по разным причинам), деструктивные силы разрушают тот идеал, который обозначен Коллективным Разумом их общества культовым, священным, обязательным к достижению.

На пересечении всех этих векторов сил возникает историческая власть.

Она — преходящая, временная форма обустройства общества, ограниченная объективными достижениями науки своей эпохи и субъективными качествами современников.

То есть мечта минус необходимость, минус подлость.

Например, мечта: преодоление насилия человека над человеком. Изначально вокруг – безграничный океан зоологического насилия, «войны всех против всех», звериный произвол в перераспределении благ. Чтобы преодолеть это безграничное и всеобщее, хаотическое насилие – вводятся карательные органы по пресечению насилия. В идеале они должны действовать по закону. Но в них проникают, пробираются подлецы – и они приватизируют насилие карательных органов государства в свою частную выгоду.

Так и получается: Мечта (ненасилие) – минус Необходимость (насилие против насильников), минус Подлость (перерождение органов правопорядка). В сумме – реально-историческая Власть.

+++

По всеобщему признанию, выделение человека из животного мира базируется на развитии абстрактного мышления, способности обобщать идеи, переходить от конкретики и уникальности случая – к общим принципам и отысканию общих начал в том или ином множестве событий. Исторически этот процесс привёл Разум к формулированию святынь (базовых аксиом человечности), как наиболее базовых универсалий мыслительной деятельности, полностью отделённых от мотивов личной выгоды особей.

Далее вокруг святынь образуются институты культа (идеологические органы).

В случае покушения на святыни возникает потребность в их защите.

Законы упорядочивают защиту святынь (базовых аксиом, образующих общество). Законы объясняют – кому, каким образом, когда и как реагировать в случае покушения на святыни.

Но поскольку для «беспредельщиков» из окружающего очаги цивилизации варварства этого мало, то нужны силовые институты защиты святынь по законам (заветам, заповедям).

Так возникает государство как силовой гарант защиты законов (заветов. заповедей, Традиции), которые в свою очередь, являются инструментом защиты базовых святынь.

Для эстетического обслуживания идеалов культа возникает однокоренная с ним культура. Для снабженческого обслуживания идеалов культа (сперва как интендантство), возникает наука.

Очень важно отметить: во всём перечисленном нет никакого смысла, если потерян базовый идеал, ради которого всё и строилось как сфера защиты и обслуживания.

Наука утрачивает научную этику, и если даже сохраняется в форме амбивалетного любопытства (хоть и в этом виде далеко не всегда) – вырождается в патологии экспериментов в концлагерях. И при этом – уже не знает, не отдаёт себе отчёта — зачем нужна, и к чему придёт в итоге (как не знает этого слепой процесс мутаций в эволюционизме). Культура вырождается в гниющий декаданс. Экономика вырождается в криминал, а государство – в обслуживающий этот криминал аппарат зоологического насилия. Силовые структуры становятся бандами, а законодательство утрачивает внутреннюю логику и вырождается попросту в запись произвола хищников на бумаге (с целью, всё менее понятной – по мере роста этого произвола).

+++

Главная задача цивилизации – преодолеть биологические инстинкты особи ради сохранения и развития Коллективного Разума, распределённого по множеству голов и записей, а потому «снимающего» зоологическую конкуренцию между особями.

Если животное имеет целью борьбу за жизненное пространство для своего телесного, плотского организма, то человек, выделяясь из животного мира (если он выделяется) – имеет целью борьбу за сохранение и развитие разумности всего своего вида.

Есть зачатки такого подхода (забота о ближнем, как о самом себе) и в мире животных: стадность, стайность, симбиозы и родительский инстинкт. Но в животном мире они существуют в крайне смутном и неразвитом виде, к тому же в инородном – потому что животное, следуя этим инстинктам, не понимает, зачем это делает. Оно просто принуждено, например, к родительству, приказом внешней силы, исполнив эту принудительную миссию – животное перестаёт узнавать и различать своих предков или потомков.

Разумеется, только упорядочивание в рамках культового служения может привести к торжеству этой группы инстинктов над инстинктами группы «рвать и пожирать», то есть инстинктами поглощения, подавления, доминирования, и т.п. Без развитой и хорошо отработанной «этики служения» хомячиха (или крольчиха) иной раз заботится о хомячатах (крольчатах), а иной раз, «забыв» — в буквальном смысле пожирает их.

Всё лучшее в живом существе связано с его подчинённостью Вселенной, с его служебной ролью, а всё худшее – с его локализацией на своей биологической особи, принятой как самодостаточная самоценность. Так человек, переставший думать и заботиться о других людях, перестаёт быть человеком.

+++

Поскольку перечисленные процессы имеют для человеческой цивилизации абсолютную, базовую ценность – играть с ними, шутить с ними, как это делал марксизм, а сегодня делает либерализм – нельзя. Всякие игрища анти-традиционализма и десакрализации оборачиваются таким глубинным надломом всего «древа познания», что исчезает не только «государство в положительном смысле», но и человек как нечто над-животное.

Перед нами сегодня в полный рост встала проблема «уничтожения человека изнутри», когда умирает не тело, а душа. Это подобно тому, как в зубе, не удаляя его, умерщвляют нерв, причём внешне протезированный мёртвый зуб почти неотличим от натурального. И оба они равно способны жевать…

Что будет, если человеческое тело потеряет ту «начинку человечности», которая на протяжении всей истории составляла его суть (потому что тело у него довольно стандартно для млекопитающих)? В точности об этом никто не знает: ибо пока мы задаёмся этим вопросом, «начинка человечности» ещё есть. А если её не будет – то задавать такие вопросы станет некому.

Человек не интересен как биологическое тело: его тело объективно хуже (с точки зрения выживания) обезьяньего или кошачьего. И если говорить о биологической стороне человеческого тела, то она, по сути, дегенеративна, с точки зрения дикой природы являет собой выродившуюся обезьяну.

Человек интересен только как носитель Коллективного Разума. Только как мыслящий объект, способный выходить за рамки своей биологической локации. Потеряв эту способность быть подчинённо-служебной частичкой (нейроном) Общего Разума – человек потеряет и человечность в себе, и просто жизнь, в грубом биологическом смысле. Ибо возможности жить, как животное – человек уже лишён в ходе своего исторического развития. Тут можно твёрдо сказать: «назад дороги нет». Не говоря уж о том, что не нужно и ни к чему цивилизации поворачивать назад.

+++

Если понимать цивилизацию как многоступенчатый переход из животного мира к культовой мечте, то диалектика переходных периодов включает в себя массу противоречий, самоотрицающих элементов в практической реализации идеала.

Для того, чтобы моментально воплотить чаемый идеал отношений (обожение человека) – общество не готово ни технически, ни гуманитарно. Оно не знает, как это сделать, и далеко не все в нём желают это сделать.

Поэтому мы и говорим о важнейшем (в том числе и в марксизме) принципе историзма – то есть невозможность оценивать одну эпоху по стандартам другой. Хотя современный человек гораздо ближе к зоологическим отношениям, чем был его советский предшественник – даже и для современного человека власть фараонов, вавилонских царей или феодальных королей – кошмар и ужас, плохо поддающийся осмыслению.

В начальные периоды истории изживание произвола и насилия в отношениях, изживание тупости и маразма в культуре – шло очень медленно и далеко не линейно. Первые государственные институции, хоть они и были попыткой реализовать всё ту же мечту (мечту о коммунизме) – столкнулись с чудовищными, запредельными нехватками как технических устройств, так и человечности в основной массе людей.

Но принцип историзма в том, что никакой механизм не может быть признан плохим, отрицательным, негативным – пока не найдена ему более прогрессивная замена.

Одно дело – менять примитивный механизм более совершенным. И совсем другое – просто сломать механизм, ничего не предлагая взамен. Например, анархисты мечтают уничтожить государство как «машину угнетения», не понимая, что даже феодальное государство, даже феодальная монархия – пусть несовершенный, но всё же механизм преодоления угнетения. Ведь они создавались с очевидной целью – пресечь всеобщее, безграничное зоологическое насилие какими-то (более или менее действенными) нормами, правилами, регламентациями.

При развитии цивилизации одной стороной процесса является становление просвещённой и гуманной (но при этом жёсткой и дееспособной) власти. Другой стороной процесса, тесно связанной с первой, является становление и раскрытие культуры, оберегаемой «штыками и тюрьмами» от вандализма. Третьей стороной процесса является становление правового сознания, прав человека, и это тоже нельзя оторвать от двух предыдущих процессов.

Наука и техника нужны, чтобы обеспечить права человека возможностями. Но ведь, кроме возможности (всех накормить и обогреть, всем дать хлеб насущный и кров, и уважение) – очень важно само по себе понимание прав человека.

Ведь техническая возможность не означает прямого и немедленного действия по её реализации!

Если вы руководитель 100 человек, и не имеете пирожков, то вы не можете (технически) раздать каждому по пирожку.

Но если у вас есть 100 пирожков – вы получаете возможность их раздать по 1 штуке в каждые руки. Означает ли это, что вы обязательно воспользуетесь возможностью? Вовсе нет!

Может быть, ваш сын хочет три пирожка – для этого потребуется двое обделённых. Может быть, ваша подруга просит два пирожка – и нужно определить, кого обделить для исполнения её каприза, и т.п.

Техническая возможность облагодетельствовать людей реализуется не только тогда, когда появилась, но и тогда, когда она серьёзно ВНУТРЕННЕ мотивирована.

Разумеется, нельзя работать на несуществующем станке. Однако опыт распада СССР показал, что станки-то есть, а работать на них «вдруг» перестали, деградировали до снабженческого уровня XIX века, и падение нравов продолжается!

Техника хороша, когда она вторична по отношению к идеалу (фанатично-накалённому), но если идеал «выпал» — то техника либо бесполезна, либо убийственна.

+++

Все многочисленные стороны раскрытия человеческой цивилизации (от звериного к идеальному состоянию) можно свести к коллективизации как наиболее базовому понятию.

Развитие государства есть углубление коллективизации власти, развитие экономики – коллективизации производства и распределения, развитие культуры – коллективизации знаний, развитие закона – коллективизации норм (когда в идеале закон един для всех), и т.п.

Деградация цивилизации проявляется многообразно, но всё тоже сводимо к наиболее базовому принципу: приватизации. Это не какая-то уникальная гадость 90-х годов, а универсальное состояние всех деградирующих цивилизационных систем, присущее им на протяжении всей человеческой истории.

Человечество выходит из состояния, в котором частная собственность на основе захватного права – 100%. Увеличить процент частной собственности в животном мире невозможно, потому что там никакой иной собственности, кроме частной и групповой, нет. Развиваясь, человечество формирует казённую собственность, общественную собственность, общее для всего человечества культурное и научное наследие.

Очень важно отметить, что это наследие принадлежит всем представителям рода человеческого. Оно в основе своей духовное – но оно же не может существовать без материальных носителей и затрат материальной энергии для своего сохранения! Для книг нужна библиотека, а это здание с отоплением. Кто станет платить за это здание и отопление, если собственность – всеобщая?

Даже самое формальное разделение государственной казны от личного (семейного) царского имущества, пусть оно на практике и не играло никакой роли – уже подчёркивает идею коллективизации. «Моё – это моё, а казённое – оно для всех, и для всеобщего блага».

Если Третьяковская картинная галерея – общественное достояние, то это одно. Если же она собственность семьи купцов Третьяковых – то любой наследник вправе её сжечь, со всеми шедеврами, распродать иностранцам, или испортить любую из картин. Частная собственность работает так, понимаете? Частник делает с владением всё, что захочет – иначе он уже не частник.

+++

Здесь мы находим прямую связь между частной собственностью и полнотой свободы личности, которую постоянно подчёркивают либерал-дегенераты. Действительно, свобода может реализоваться только в частной собственности, а уже в отношениях аренды, например – не может.

Ликвидируя собственность, коллективизация (фундаментальный стержень цивилизации) ликвидирует и свободу собственника. Возможности использования предмета коллективной собственности – гораздо более узкие, чем у предмета частного владения. Собственную книгу вы можете изрисовать, сжечь, порвать. Захотелось – сделали, в чём и проявляется свобода выбора. За библиотечную вас уже накажут, вздумай вы её так использовать.

Неразрывная связь частной собственности со свободой – превращает частную собственность в очень желанную.

И крайне затрудняет изживание отношений собственничества. Если бы частная собственность не была так намертво увязана со свободой личности – она потеряла бы львиную долю своей привлекательности в глазах обывателей.

Но здесь нужно отметить, что полнота поведенческой свободы присуща животному миру, и там её набавлять некуда – можно только сокращать, урезать. Чем и занималась человеческая цивилизация, выстроенная, разумеется, не на свободе произвола личностей, а на «этике служения» коллективным святыням.

В рамках цивилизации мыслители выхолащивают определение свободы, называя её то «осознанной необходимостью» (в марксизме), то «свободой от греха» (на языке Православия). Но прямое и буквальное значение свободы, неотделимое от её бытовых проявлений – реализация индивидом своих желаний, какими бы они ни были. И без «санкции вышестоящих органов». Захотел купец Третьяков сжечь свою картинную галерею – и сжёг (купцы-миллионщики славились экстравагантными выходками). И никто ему в этом не вправе препятствовать: ни полиция, ни художники. Художники, извините, свои картины продали, и вместе с тем – все свои права на картину, а полиция – «ночной сторож» при купце.

Никто не умаляет боль человеческой особи в процессе лишения её поведенческой свободы. Эта боль очень сильная, и совершенно естественного происхождения. Можно отыскать некоторые сходные черты между помещиком и агрономом, но ведь помещик – божок, вершитель судеб своих крепостных! Агроном же – должностное лицо с очень узким кругом полномочий. То, за что помещик крестьянина порол – агроном никого пороть не вправе…

+++

Так родилась (ещё на заре времён) «ловушка для зверя в человеке». Вначале абстрактное мышление создаёт культуру, универсальные принципы, оно сперва гладит по голове, а не кусает. Оно говорит, что все равны перед законом – и в теории это не вызывает возражений, но потом…

Ловушка захлопнулась, и раз все равны перед законом, то помещик уже равен собственным крепостным, а фабрикант – своим рабочим! Зверь в человеке в ужасе и смятении понимает, что дело, начатое Гомером и Ньютоном, в итоге лишило его индивидуальной свободы! Зверь оказался в клетке – потому что закон и есть клетка, коли не ты его произвольно устанавливаешь и меняешь!

Зверь в бешенстве, он жаждет реванша в виде очередной приватизации, он мечтает обратить прогресс вспять. Если цивилизация развивается очень медленно – то и недовольство зверя, не успевающего следить за её ходом – носит смутный, ему самому малопонятный, спутанный и разнонаправленный формат. Но если цивилизация ускоряется – то реакция зверя, лишаемого свободы (льва, запираемого в зоопарк) – обостряется, усиливается, принимает экстремальные и ярко выраженные формы ненависти и погромных настроений.

Культовые мотивации человеческого поведения (служение чему-либо сверх и помимо себя) – вступают в конфликт с естественно-зоологическими мотивациями, хотя бы уже потому, что теснят их. Если у животного естественно-зоологические мотивации составляют всё его мышление, то у человека приходится там выделять долю под культовые. И чем дальше – тем больше, культовые мотивации имеют тенденцию расти.

Если человек рассматривает себя как служителя Бога (а не самоценностью), то он, следовательно, должен делать не то, чего хочется ему, а то, чего хочет Отец всех людей. А чего может хотеть отец своим детям? Блага – всем. Так целью служения оказывается благо всех людей, уравнивание «я» и «не-я» в вопросе о правах и доступе к благам.

«Естественным» путём, из экономической или военной практики, такое уравнивание себя не с собой, своего с чужим сложиться не могло, и никогда нигде не складывалось, потому что это ж нужно быть «не в себе», чтобы уравнять себя не с собой!

Культ выступает причиной очень важного для цивилизации явления, обеспечивающего возможности преемственности и поступательности накопления и передачи знаний между поколениями, возможности самого существования общих (равноценных для всех) интересов, ценностей, коммуникации, искренности общения и обмена знаниями (ибо хищнику с жертвой говорить не о чем).

Это — создание фонда средств и имуществ, полезного неограниченному числу лиц для реализации прав человека для любого и каждого человека. Нетрудно заметить, что приватизация – хищения оттуда, чтобы сделать достояние всех – достоянием некоторых методом концентрации общественных благ в тех или иных частных руках. То есть замкнуть общее достояние в своей ограниченной жизни, и утилизировать его там, расщепив и уничтожив.

Власть и государство изначально создавались для коллективизации. Страсть к приватизации возникает только после коллективизации – потому что изначально всё в частных руках, и всё постоянно перераспределяется методом захватного права. И ни для какой отдельно взятой приватизации в мире животных мира нет: он сам по себе одна большая и постоянно действующая приватизация.

Следовательно, всякая неограниченная приватизация является враждебной государственности в прямом и буквальном смысле: она передаёт имущество в частные руки, то есть туда, где всё имущество и пребывало ДО образования государств, в догосударственную эпоху.

Понимая эти базовые основы теории цивилизации, мы перейдём к рассмотрению очень важного в истории человечества – феномена по имени «англо-капитализм» или «английский мир».

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

————————————————-

[1] Патологии общественного сознания, помешательства, имеющие массовый характер – называются в нашей теории «социопатией» и изучаются в рамках науки социопатологии.