Экономика участия

Начну, как у нас принято, с притчи. Допустим, живёт в деревне работник молочной фермы, который всю жизнь сапогами навоз месит, и его же нюхает. Зарабатывает он так мало, что не может купить даже подержанные «жигули». Параллельно ему живёт в городе молодой тунеядец, лет двадцати от роду, и не делает вообще ничего. При этом катается на «мерседесе». Поскольку молодой тунеядец не производит вообще никакого продукта (смываемое в унитаз – не в счёт) – то можно предположить: его «мерседес» куплен в обмен на молоко с фермы. Молоко, мол, продаётся таким хитрым образом, что его производитель не получает с продаж почти ничего, а «левый» процессу человек забирает столько, что вон, на «мерс» хватило!

Такова, собственно, трудовая теория стоимости. Поскольку из двоих трудится только один, то все потребительские блага двоих извлечены из труда этого одного. То есть молока производится немыслимое количество, прямо-таки сказочные реки! Столько, что на целый «мерседес» тунеядцу хватило и ещё на рестораны осталось. А производитель молока еле сводит концы с концами лишь потому, что у него выручка за его продукцию украдена! И если предотвратить утечку «налево» — то тогда производитель молока заживёт так, что и в сказке не снилось…

Всё это понимание «украденного у народа счастья» разбивается о реальную жизнь. Счастье у народа действительно украдено (тут спорить глупо) – однако совсем не так, как преподносит трудовая теория стоимости.

Мы видим, что производитель молока, всю жизнь нюхающий навоз на ферме, производит вовсе не так уж много молока. На «мерс» явно не хватит. Мы не видим этих молочных рек, которые вычерпывались бы алчущими покупателями, как горячие пирожки… Покупают мало, неохотно. Низкий спрос заставляет ставить низкую отпускную цену. Конечно, что-то у производителя ворует начальство, как без этого?

Однако мы видим (просто с бумажкой и калькулятором) – что сказочная жизнь работника фермы не складывается никак: даже если освободить его от всех официальных налогов, и всех неофициальных поборов, от всех посредников и т.п.

У нашей фермы, близкой к грани убыточности, нет уходящего на сторону потока! Какие-то ручейки, подпитывающие социал-паразитов, конечно же, есть, но они не имеют решающего значения. То есть: «мерседес» молодого тунеядца, прожигателя жизни, не куплен за счёт молока этой фермы.

Но как тогда? По условию задачки тунеядец не производит ничего, кроме фекалий. Значит, всё, чем он пользуется, получено извне – по законам сохранения вещества и энергии! Нет у тунеядца ни скатерти-самобранки, ни рубля неразменного, потому что наша сказка – максимально приближена к реальности…

Мы думали, что богатства тунеядца складываются из недоплаты работнику молочной фермы. Оказалось, что ферма, даже целиком предоставленная сама себе, без копейки отчуждения – всё равно остаётся почти убыточной. Мы искали питающий тунеядца поток – и не нашли. Потому что искали не там…

+++

Безумцы и негодяи либеральной экономики живут (или делают вид, что живут) в архаичных, давно неакутальных реалиях прежнего, «снятого» развитием науки и техники, общества.

В этом обществе люди производили, а правительство – брало с них часть произведённого. Например, крестьяне выращивали хлеб, чтобы кормить самих себя. И вынуждены были заодно кормить правительство тем же хлебом, поневоле отдавая часть урожая «верхам» (а ещё и часть детей – рекрутами, и т.п.)

Но такого общества, в котором низы дают, а верхи берут – давным-давно уже нет на свете! Научно-техническое развитие и социальный прогресс давно уже привели к обратному: верхи дают, низы берут.

Верхи обладают национальным неделимым агрегатом производства благ – которыми (произведёнными благами) могут поделиться (или не делиться) с представителем низов общества. Представитель низов не обладает никаким агрегатом самостоятельного производства благ.

Да, когда-то, очень давно, представитель низов с сохой или рыболовной сетью что-то производил сам, без помощи и участия верхов (правительства страны). Поскольку он всё делал для себя сам – он брюзжал очень либерально, о тягости налогов. Мол, как хорошо было бы, если бы налоги снизили, отбирали бы у меня хлеба поменьше! Тогда мне, хлеборобу, больше бы оставалось!

Но только безумец может эту ситуацию натурального хозяйства экстраполировать на общество XXI века. Без организаторской роли общенационального штаба хозяйственных работ современное общество представить вообще невозможно.

Современный гражданин – ничего сам по себе не производит. Он и не может сам по себе чего-то произвести. И не хочет – и прав, что не хочет: если хирурга, как в 90-е годы, отправить копать картошку – он руки испортит.

Современный человек получает блага от власти, от государства – которое оценивает его в произвольном режиме, одному давая много непонятно за что (молодой тунеядец на «мерседесе»), другому очень мало непонятно почему (работник фермы без «жигулей»).

Оценка человека властью (выражаемая в денежной и иногда иных формах) – к XXI веку целиком и полностью отвязалась от труда человека, его общественной полезности, его объективных способностей и заслуг.

Денежный мир главенствует над производственным, распределение стало гораздо важнее производства (раньше, напомню, в эпоху низкой производительности примитивных технических средств главным вопросом было производство, объективное наличие благ).

Это, конечно же, не просто так. Это отражает экономическую реальность, в которой распределение даров природы стало безмерно важнее вопросов их обработки руками и техникой.

В частности, молоко из нашей сказки-притчи, является ценностью не само по себе. Само по себе оно, при всей своей питательности – приносит производителю только убытки. Оно ценно только тем, что его покупают, и ценно лишь на столько, за сколько его готовы покупать. Его производство – не вопрос. Его можно в любой момент резко нарастить – были бы деньги!

И этот мир в корне отличается от традиционного, исследованного политэкономами XIX века…

+++

Всякую экономическую деятельность мы вправе разделить на бессмысленную, имеющую безусловный смысл и имеющую условно-вменённый смысл. Человек, который станет разводить чертополох и борщевик – занимается бесполезным (и вредным) трудом: ни себе, ни людям. Человек, который выращивает небольшое количество помидоров – занимается деятельностью, имеющей очевидный и безусловный смысл: сам вырастил, сам и съел.

Человек, который выращивает помидоры в огромном количестве – занят деятельностью с условным и вменённым смыслом: если у него купят помидоры, то у его деятельности есть смысл, если нет – то она бессмысленна, вредна и разорительна. Того количества помидоров, которое он заложил – ему самому не съесть, как ни старайся… Следовательно: нет продаж, нет и смысла труда.

Погружаясь в мракобесие либерального шаманизма, наша (да и мировая) экономическая наука – давно уже не объясняет людям процессы, а наоборот – затрудняет им понимание. Ведь какой главный смысл движения производительных сил мы видим ежедневно?

А вот какой: первобытное человечество было окружено необозримым, казалось, неисчерпаемым количеством природного сырья. Это сопровождалось (и было обусловлено) крайне низкой производительностью технологических операций в древности. Оттого главной ценностью было не сырьё, а его обработка. Инженер в экономике старого типа решал гораздо больше, чем геолог.

Обратите внимание: все архаичные политэкономические школы, буржуазные или марксова – по умолчанию исходят из неисчерпаемости сырья, ресурсов! Они зациклены на обработке (труде) и распределении продукта, совершенно обходя вопрос – откуда, собственно, труд начинается. Нас учили, что труд сам по себе благо, хотя это очевидным образом не так.

Труд всегда имел смысл только тогда, если он приложен к сырью, то есть – имеет доступ к материалам обработки. Нельзя обрабатывать ничто: и угнетательские общества строились, в первую очередь, на блокировании доступа труда к сырью, угнетатели шантажировали труд его бессмысленностью без приложения к находящемуся в их распоряжении сырью.

Это правило верно для всех времён – но не для всех времён верна архаичная, примитивная моноресурсная потребность труда. Прогресс привёл к тому, что человеку нужен доступ не к какому-то одному ресурсу обработки, а к огромной совокупности самых разных ресурсов.

Если средневековому крестьянину нужна была земля и ничего кроме земли (всё остальное он уже производил из земли непосредственно сам, это и называется моноресурсной потребностью), то современному крестьянину мало одной земли. Ибо способы самостоятельной обработки земли без внешней поддержки – давно и безнадёжно канули в прошлое.

По мере развития технологий ценность безусловного, внутреннего смысла труда снижалась, а ценность условного, вменённого смысла росла. Когда производительность технолиний была катастрофически низка, продуктов было катастрофически мало, и оттого обладание продуктом само по себе было благом.

По мере рост производительности технологических линий продуктов становилось так же много, как каши в сказке «Горшочек, вари!». Продукты, как эта волшебная каша, прут из всех щелей, угрожая переработать в себя всю планету (которая, в отличии от возможностей обрабатывающих производств, не растёт, как вы понимаете).

Уже не стоит вопрос – можно ли произвести любое количество автомобилей или пшеницы – потому что ясно, что это не проблема. Вопрос стоит иначе: кто купит произведённое?

То есть современный труд не поощряет себя продуктом (возможности производства которых почти безграничны – был бы заказ!). Продуктом себя сегодня поощряет разве что садовод-любитель, который сам есть выращенные им огурцы, не влезая в куплю-продажу. Современный труд поощряется оплатой. Любой труд, какие бы полезные с виду вещи он не производил – теряет смысл без оплаты.

+++

Что стоит за этим явлением – нам совершенно понятно. За ним стоит возрастающая ценность первичной, природной кладовой и снижающаяся ценность обработки ея.

Если раньше вопрос стоял – как произвести продукт, а вопрос – из чего? – в худшем случае был вспомогательным (а в лучшем вообще не ставился), то с ростом производительности оборудования всё изменилось на прямо противоположное.

Давно уже всем (кроме бездарностей пост-советской псевдоэкономической сферы) ясно – как производить любой продукт. Ценность самого производства, себестоимость единицы обработки – стремится к нолю, и так стремительно, что дух захватывает.

Например, птицефабрика-гигант, ежедневно производя миллионы куриных яиц, сводит стоимость отдельно взятого яйца к смехотворно-малым величинам. Это, впрочем, касается и отдельно взятой курицы, себестоимость которой на гигантских комплексах снова и снова пробивает дно за дном. Кажется, что скоро уже людям начнут приплачивать за взятую куриную тушку, потому что реально не знают – куда их девать?

+++

Но чем ниже ценность обработки – тем выше ценность первоначального сырья. Можно сделать всё, что угодно, и сколько угодно, можно наращивать вал продукции до любых размеров – лишь бы «оплату гарантировали».

А что такое оплата? Это деньги. Деньги, в свою очередь – формализованная в условных значках власть над территорией. Территория, в свою очередь – это общая совокупность всех природных ресурсов, находящихся на ней.

Деньги – это накладная на получение со склада товара, в которой сумма проставлена, а наименование конкретного товара – нет. Единственное ограничение – чтобы требуемый товар был на складе. Если он есть – тогда можно вписать его, или любой другой в пределах указанной суммы.

Например: кубометр пиломатериалов за 1000 рублей (цены условные) – это только пиломатериалы и ничего больше. А бумажка в 1000 рублей – это и кубометр пиломатериалов, и много ещё чего, на выбор.

Вот почему деньги, как воздух, нужны современному производителю, чего бы он не производил: ведь они- допуск на склад всего необходимого для начала работы!

Если ты имеешь землю, то ты имеешь только землю: у тебя по-прежнему нет доступа к технике, ГСМ, удобрениям, компьютерам и т.п. Средневекового крестьянина это бы не остановило и даже не смутило – он понятия не имел о тракторах или минеральных удобрениях. Инструмент обработки земли был простейшим, и всегда с крестьянином: вопрос был не в инструменте (чем делать) а в конструменте (из чего делать). Вопрос в кводоменте (для чего делать?) вообще не стоял:

— Как это «зачем делать?» — сделаю и съем, чем же мне ещё харчеваться-то?!

Современному крестьянину голая земля принесёт только убытки. Ему нужны деньги (разрешение власти территории на обработку ресурсов территории, ограниченное стоимостью денежного знака). Это как лицензия в охотохозяйстве: глухарей вокруг полно летает, но чтобы их отстреливать – нужно сперва получить лицензию на отстрел. А там указано – сколько можно, а сколько – уже подсудное браконьерство.

То же самое и деньги: их количество на руках показывает, сколько из ресурсов на данной территории ты можешь задействовать в производственном процессе. Использование денег в потребительском процессе – уже вторично: чистый потребитель переуступает (сделкой переуступки является акт купли-продажи какого-то товара) своё право пользоваться ресурсами территории производителю.

+++

Таким образом в современной экономике вопросы собственно-производства давно отошли на второй (если не десятый) план. На первый же план вышло чуждое архаике: труду важнее всего не его продукт, а поощрение общества, коллективная поддержка производства продукта!

В большинстве случаев сам продукт вообще не имеет никакой ценности для производителя. Например, полиграфисту без разницы – печатать ли любое количество книг Льва Толстого или такое же неограниченное количество рекламных буклетов.

Но если ему не закажут ничего – он не будет печатать ничего. Потому что сам по себе труд не имеет никакой ценности. Важна лишь оплата.

Современный бизнес не видит разницы между производством самолётов или памперсов. Он произведёт неограниченное количество и того, и другого, в самые короткие сроки – лишь бы ему оплатили.

+++

Вот и получается в итоге: рост количества и качества производства не может повышать зарплаты и уровень жизни, как телега впереди лошади – не может тащить за собой лошадь.

Допустим, в экономике-доходяге (колониального типа, близкой к пост-советским реалиям) капитаны индустрии решили резко повысить производство. Мол, давайте начнём лучше работать – и через это станем лучше жить!

Что мы получим в итоге? Возросшие убытки этих оптимистов, и ничего более… Они напроизводят горы продукции, которую некому покупать (ибо зарплаты-то никто не поднимал, начать решили с труда, а не с его оплаты!). Эти горы нераспроданной продукции или сгниют на складах, или – чтобы не гнили – начнут сбываться ниже себестоимости.

Теперь вопрос: зачем капитанам индустрии это нужно? Нищему обществу рост производства – как козе баян. Во-первых, на него в таких условиях никто не пойдёт (капитаны индустрии не дураки). Во-вторых, даже если пойдут, то см. абзацем выше…

Для того, чтобы жить лучше – нужно начать жить лучше (а не работать лучше). То есть: национальное по духу правительство должно отсечь колониальные щупальца неэквивалентных обменов, тянущиеся из США и Европы. Повысить доходы населения – и тем создать условия для роста национального производства!

То есть вначале мы принимаем принципиальное решение дать блага людям – а потом ищем возможности дать им то, чего решили. Это нормальная и единственно-разумная практика:

-Вначале ставится условие задачи; и только потом ищут решения.

Почему? Да потому что любой школьник вам скажет: нельзя найти решение задачи, если её условие не поставлено или поставлено некорректно!

Вначале правительство принимает решение о решительном и реальном повышении уровня жизни населения; затем находятся и средства для этого.

Наоборот не получится. Ибо современное правительство не кормится за счёт населения, а кормит его. Времена, когда правительство-паразит кормилось за счёт населения – это феодализм, реальность позавчерашняя, и горе тем, кто этого не понимает…

+++

Высокий уровень жизни населения может создать только его правительство. Население не может создать себе высокого уровня жизни – потому что не может деталь машины работать сама по себе, без соединения с другими деталями по замыслу конструктора.

Бизнес не может создать высокий уровень жизни населения (хотя охотно им пользуется) – потому что в основе бизнеса лежит экономия издержек. Возможность платить меньше – означает в сфере бизнеса неизбежность снижения оплаты. И если государство не создаст высоких зарплат с хорошей покупательной способностью – то бизнес их тем более не создаст.

Как вы себе представляете капиталиста, который предлагает более высокую оплату труда, чем та, что сложилась на рынке труда? Даже если он это сделает (заплатит своим рабочим больше, чем платят конкуренты) – он же обанкротится! У него ж стоимость продукции станет выше, чем у конкурентов…

+++

Пусть это звучит непривычно для современного уха, отравленного мракобесием псевдоэкономических лжеумствований, но уровень жизни сегодня – это оценка человека его правительством. Принцип из натурального хозяйства «как потопаешь, так и полопаешь» больше не работает от слова «никак».

Как к нам относится наша власть – так мы и живём. Если она видит в нас расходный материал – то живём мы очень плохо. Нам не дают средств к существованию, а сами их взять (надеясь «только на себя») – мы в условиях развитого разделения труда можем только с кистенём на большой дороге…

+++

Если же власть полна решимости предоставить нам средства к существованию – то она это делает, не дожидаясь роста производства, роста производительности труда. Ибо рост потребления, рост спроса – не следствие, а причина роста производства. Производству нет смысла расти – если некуда сбывать наросшее.

Наоборот: когда сбыт растёт – производитель обнаруживает чудеса технической и организационной смекалки, обеспечивая спрос! У производителя появляется смысл подумать – как произвести побольше…

+++

Деньги на руках населения – это прямо или опосредованно включённые ресурсы территории. Вопросы обработки ресурсов – совершенно второстепенны в наше время. Если на рынке платежеспособные покупатели ждут автомобили в очереди – то произвести автомобили не вопрос! Да сколько угодно – только платите!

Но это показывает мрачное будущее экономических систем колониального типа. Если у них нет собственных денег, если они привязаны к доллару США или евро – то как бы много и хорошо люди у них не работали – всё будет выкачано эмитентом валюты.

Условия для страны, которая не закрылась от долларовой радиации свинцовым экраном протекционизма – всегда будет неблагоприятными. Какая разница, что и сколько ты произвёл? Оцениваешь ведь не ты – а оценщик, живущий за океаном. А он – раз у тебя собственных денег нет – произволен в оценках.

Он своё дешёвое оценит как дорогостоящее, а твоё дорогостоящее – как дешёвое. Круг за кругом, каждый обмен истощает колониальную экономику и обогащает оценщиков в метрополии.

Разорвать этот проклятый круг может только национальная воля к реальному, экономическому суверенитету. Быть хозяином на своей земле!

Иначе вечно будешь на ней батраком…