…Настоящей демократии нужна своя, демократическая экономика. Чтобы она не паразитировала на частно-капиталистическом производстве, а могла бы сама по себе себя обеспечить. Иначе она никогда не сумеет расстаться с «внутренним фашизмом капиталистической фабрики»[1].
Власти общества нужны общественные формы производства, обобществление имуществ. Не может быть такого, чтобы политическая власть в руках общества, а экономическая – в руках ни чем не ограниченного частного собственника. Потому что никакой чёткой грани между политикой и экономикой не существует. Экономически ничтожное не может быть политически влиятельным.
Посему: либо избиратель управляет процессами распределения материальных благ, либо он не управляет ничем.
А что такое «демократическая» экономика? Это производство, регулируемое законом, а не силой, не шантажом и террором. Это производство, в котором поощряется общественная польза – а не агрессия грабителя или мошенника. Это экономика, блага в которой выдают нормировано, за заслуги (как ордена и медали), а не безразмерно, бесконтрольно – как если бы речь шла о престоле абсолютного монарха.
Одним же словом говоря – демократическая экономика есть экономика без бесконтрольной частной собственности. Это экономика, в которой живое слово, живой аргумент – побеждают мёртвую силу капитала.
Запад такой экономики создать не сумел, а потому всё демократическое движение в нём – поверхностно, как пена на волне.
Дело в том, что мнение, не подкреплённое силой – равно собственному отсутствию. Я могу иметь какое угодно мнение о приватизации или о людоедстве. Но вся моя аргументация останется кантовской «вещью в себе», археологическим артефактом – пока я не начал останавливать людоедов.
Жил человек, и думал, что всё вокруг него неправильно: и что с того? Ведь его мысли, не превращаясь в действие, мучительны только для него самого. Себя-то он такими думами истязает, а угнетателям они – как с гуся вода, как горох об стену! Угнетатели такого человека могут:
1) Прибить в любой момент, устав его нытьём (он ведь безоружен).
2) Игнорировать (наиболее частый вариант)
3) Притворно с ним соглашаться, поддакивать ему по принципу «а Васька слушает, да ест».
Это высший пилотаж мошенничества, кстати говоря, убивший большинство исторических христианских церквей, превратив их во вредоносные еретические секты. Сказать: «да, да, ты прав, ты в раю будешь! А мы, грешники, в ад осуждены! Но мы пока продолжим людей кушать, нас уж не спасёшь, а ты пока иди в угол, посиди там, подумай о грядущем загробном твоём блаженстве!».
Если христианская церковь к такой позиции примыкает, страха ли ради или подкупом – в ней воцаряется «мерзость запустения» и дух, прямо противоположный стяжаемому[2].
Неопределённость разделения благ в «свободном обществе» и немотивированность частной собственности[3] — даёт возможность хапнуть бесконечно много бесконечно грязными средствами. В капиталистическом обществе закон выстроен так, что карает не за то, что воруешь, а за то, что попадаешься. Не пойман – не вор, в самом буквальном смысле слова. Факт воровства любого миллиардера налицо (он в самом его миллиарде) – но это в рыночном обществе не основание для преследования.
Так создаются условия для поощрения в человеке наглости и хамства, агрессии и жестокости, терроризма и навыков изощрённого шантажа, подавления, двуличия, формирование «власти оборотней», общественного безумия, столь явного в наши дни в планетарном масштабе. Того, при котором бесноватость из пугающего психического заболевания становится нормой поведения на телеэкране и в быту…
+++
Подлость в том, что если человек не воспользуется своим шансом разбогатеть на беде других людей (по моральным соображениям) – шанс никуда не испарится.
Он просто перейдёт к другому человеку. А если и тот откажется – то к третьему. Так шанс будет кочевать от человека к человеку, пока не найдёт подонка, на всё готового ради личного успеха. А потому «ненасильственное сопротивление злу» — изначально обречено. Сопротивление на словах, пилатовским жестом «умывания рук» («я в этом не участвую!») – по сути, есть самоустранение от борьбы со злом. Не хочешь участвовать в мародёрстве и людоедстве – никто за шиворот тащить туда не будет: найдутся желающие и без тебя в этом поучаствовать. А ты – сядь в стороне и наблюдай со стороны…
+++
В итоге множества идеологических манипуляций – отчасти по безграмотности, отчасти со злым умыслом — у капитализма отняли имя.
Гитлер и гитлеризм стали косметикой, которая позволила капитализму скрыть звериную харю своих исконно-сущностных отношений, списав всё на «фашизм» — как будто мифический «фашизм» не есть суть оголтелого капитализма. Всё, что раньше называлось «капитализмом» — стали называть «фашизмом». Как будто не было ни американского рабовладения, ни английских концлагерей, ни бельгийского геноцида в Конго.
Как будто народы мира не говорили о португальцах: «португальцы свирепы как тигры, к счастью, они и малочисленны как тигры». Как будто испанцы в Южной Америке не травили индейцев собаками, а в США не осуществили «план ОСТ» для индейских племён. Как будто не было до Гитлера «опиумных войн» и яростного расизма Киплинга.
У капитализма украли имя, и всё плохое, что делает капитализм – стали называть «фашизмом».
Нам не рассказывают правды: что немцы в 1941 году пришли к нам реставрировать капитализм в том виде, в каком его создал дьявол, ещё при Кромвеле, когда Гитлера и в планах не было, и его дедушка ещё не родился! Нам стали плести, что Гитлер принёс какой-то «фашизм» (слово вообще итальянское – да и о чём оно?!).
У капитализма украли имя – и тем разрушили диалектику изучения капитализма. Всё хорошее оставили под заголовком «капитализм», а всё плохое списали на «фашизм». Если построили фабрику – то это капитализм. А если там умерщвляют рабов – то это фашизм.
Так, ложно противопоставляя себя фашизму, капитализм «умыл себе репутацию» и стал смотреться респектабельно. Чуть что в нём не так – «это не я, это фашизм!». Так маньяк отделяет от себя всю чёрную половину, живущую в нём самом.
Если бы всё, что нам рассказывали и показывали о фашизме – нам бы рассказывали и показывали как должно, о капитализме, как о неизбежных последствиях господства неконтролируемой частной собственности и рыночных отношений – судьба СССР могла бы быть иной.
Но нам-то все фильмы показывали не о капиталистах, а о каких-то мифических «фашистах», обязательно немцах (выгораживая бандеровцев и латышей) жаждущих на наших костях расширить своё потребление и жизненное пространство. Как будто не этого же самого хотят капиталисты США или Англии, Бельгии или Японии…
+++
Понятно, почему так случилось. США и Англия были нашими союзниками против Континентальной Европы (именно так – а не только против Германии, как несведущие люди полагают). Союзниками они были себе на уме, лукавыми, вороватыми, подловатыми – но были же!
И наша пропаганда стала их отмывать (рука руку моет!): мол, Черчилль лучше Гитлера, Рузвельт вообще душка, и т.п. А такой протест реабилитации капитализма, как системы, только начни! Отмыли англосаксов – стали дальше отмывать добела «чёрного кобеля» панской Польши и боярской Румынии, насквозь фашистской Венгрии, и т.п.
В итоге весь пафос осуждения дикого капитализма, как системы общественных отношений свели к немцам, как будто кроме немцев никто террором и геноцидами не занимался! А потом немцев тоже отмыли, сведя всё к личности Гитлера. Гитлер застрелился – вопрос закрыт…
А как можно этот вопрос закрыть самоубийством одного сумасшедшего? Что, капитализм кончился на Гитлере? Что, разве те силы, которые породили Третий Рейх – куда-то испарились?!
Если желаете называть сторонников «свободных капиталистических отношений и неограниченной частной собственности» фашистами – дело ваше. Но тогда поймите, чтобы не путаться в азах теории: разделение человечества на «социалистов» и «фашистов» произошло на заре истории. Это случилось тогда, когда одни приняли решение обогащаться созидательным трудом, а другие – грабежом и мародёрством (ибо так быстрее и легче, с точки зрения личного обогащения).
И когда это случилось – то внутри ЛЮБОГО исторического государства возникло противоречие между желанием одних служить и созидать и желанием их современников грабить и заниматься растащиловкой (приватизацией). Это противоречие между социализмом и фашизмом носит метафизический, исторически-неотменяемый характер.
В этом смысле ни приход Гитлера ничего не изменил, ни его уход. Для любого, всякого оголтелого капитализма, в силу его устройства – необходимы «лимитрофы грабежа». Это вопрос мяса для хищника. Волк может охотиться на зайцев, или барашков, или оленей, или с голоду съесть даже мышь. Но ему в любом случае нужно мясо – иначе он сдохнет.
Гитлер нашёл лимитрофы разбоя в евреях и славянах. Он мог их найти, в принципе, в ком угодно (Кромвель на его месте нашёл лимитрофы геноцида в ирландцах и неграх) – но всякий хищник хватает того, кто поближе и помясистее. Всякая жертва капитализма (он же фашизм) – виновата только в том, что волку хочется жрать. Но идеологическое сопровождение пожирания сопровождается всякий раз какими-нибудь экзотическими теориями. Если грабишь евреев – то обосновываешь, чем плохи евреи, а если грабишь рыжих – то сочиняешь целую науку о вреде рыжеволосых людей для общества.
Столкнувшись с очередной всемирной бойней (Гитлер ли развязал Первую мировую войну?), с горами черепов в очередном лагере смерти – капитализм уходит от ответа, сваливая всё на «фашизм».
— Это делал фашизм – а не я.
— А кто такой фашизм?
– Моё второе «Я»…
+++
Изначальным фактом является то, что грабёж, разбой, шантаж, террор, криминал – выступают эффективным и скоростным средством обогащения конкретно-взятой (зоологически доминирующей) особи. Нет народов без религий (очагов социализма), но ведь нет и народов без криминала (эмбриона фашистской диктатуры).
Абстрактное мышление, развиваясь, через обобщение идей и принципов, обобщение опыта в теориях – приведёт нас к обобществлению имуществ, неизбежному для абстрактного мышления. Если мы живём по одним принципам – то неизбежно будем жить одинаково: единое поведение даст единый итог.
Но это правило действует и наоборот: отказавшись от обобщения, от единства («уравниловки»), признав себя «уникальным», превыше всех прочих, человеческая особь вырабатывает из своей алчности фашизм, как желчный пузырь желчь. Не всегда, кстати говоря, это субъективно понимая, в силу своей «готтентотской морали».
Корень фашизма – не в мифической любви немецкого частного собственника к Гитлеру, не в бреднях полоумного Гиммлера, не в туманных галлюцинациях Розенберга. Это всё так, декоративные черты! Корень же – в известной присказке: «нет такого преступления, на которое не пойдёт капитал ради 300% прибыли», цитируемой многими, включая и К. Маркса (но не им одним).
Гитлер пообещал частному собственнику (существу с психологией частного владельца) – поместья и рабов. Тем и подкупил: а вы думали, что своими кривляниями влюбил в себя?! Фашистский захватчик любит не фюрера, а самого себя. Фюрер для него только попутчик и «полезный идиот» в деле грабежа и работорговли.
Что с тех пор в мире изменилось? Разве в мире дикой частной собственности отобранное у одного человека не превращается в собственность другого человека? Разве не в этом смысл бесчисленных войн и афер XXI века?
То, что в 70-е годы нам презентовали как «зверства фашизма» — школьники 20-х годов прекрасно распознавали как «зверства капитализма». То, что мы полагали оскалом какого-то отдельного фашизма – дети 20-х годов без подсказок считывали, как оскал оголтелого капитализма. То, что нам (не без подлости всяких Яковлевых-Шеварднадз) подсовывали как «фашистский террор» — наши деды знали как «белый террор».
Фашисты сжигали деревни с мирными жителями – типа, Колчак или Краснов (этот пострел вообще везде поспел) этого не делали? Нам Хатынь кажется страшнее «вьетнамской войны» — но не худо бы спросить вьетнамцев, что им кажется страшнее?
В Одессе укрофашисты в наши дни сожгли заживо сто человек – до сих пор обсуждаем. А во время революции 1905 года в театре города Томска черносотенцы тем же манером заживо сожгли 200 человек – но для начала ХХ века это было проходным явлением, обыденным, вскоре закрытым другими новостями революции!
То есть капитализм ВСЕГДА расправляется с теми, кто ему кажется опасным таким образом, и нет в Хатынях для капитализма ничего особенного. Это его обычный почерк: сжёг заживо 100-200 человек, и дальше пошёл, личным богатством наслаждаясь…
+++
Оттого наши деды и прадеды реалистичнее нас смотрели на мир и были трезвее нас. Им, в отличие от нас, не блазилось и не грезилось какое-то иное лицо за мурлом оголтелого капитализма. Он существует только в виде террористической диктатуры, и больше ни в каком. Они-то прекрасно знали, что лакомые куски собственности нельзя удержать ничем, кроме террористической диктатуры!
А потому рассказывать сказки, что, мол, кроме террористических диктатур есть в рядах капстран какие-то «демократические режимы» — первому поколению советских людей было бесполезно. Они-то на своей шкуре испытали ТОЖДЕСТВО царя и Керенского, Комуча и Колчака.
Единственное отличие – только в том, что фашизм бывает молчаливым, а бывает болтливым. Он бывает в чёрной эс-эс-овской форме, а бывает в костюме клоуна. Он может быть по-немецки суров или по-американски развязан и фиглярствовать. Но никакие клоунады болтливого капитализма не отменяют того факта, что за спиной у его клоуна – мясницкий тесак, и что он собирается вас разделать на мясо. С шутками-прибаутками или без оных – второй вопрос. Кому больше нравится с клоунадой, кому молча – это дело вкуса.
Потребительские блага могут оказаться у человека двумя путями:
1) Он их заслужил, получил от общества как награду.
2) Он их схватил в рамках захватного права, в жестокой борьбе без правил.
Когда торжествует второй вариант (немотивированная и ничем не обоснованная частная собственность) – вместе с ним, вослед потребительской алчности криминальных умов, торжествует и фашизм.
А как вы при капитализме отмените захватное право? Это же нужно всю бесконтрольную частную собственность отменить – и переделать в целесообразное пользование с согласия общества. То есть сделать всякое пользование благами мотивированным, заслуженным, обоснованным и целесообразным.
А не захваченным, как при капитализме, когда колоссальные активы оказываются в руках непонятно кого непонятно каким образом, теневыми схемами и криминальными разводками.
+++
Фашизм – продукт внедрения идей равноправия и свободы личности в частнособственническую среду. Он начинается параллельно разложению сословно-феодальных иерархий, когда прирождённые права графа на собственность сменяются соревнованием дельцов. Собственность становится призом самого хитрого и агрессивного. Та война «всех против всех», которую феодализм заморозил своей иерархией, сословиями и кастами – размораживается и включается в своей первобытной ярости.
Человек жаждет благ. Другой – тоже. Благ мало. Людей – много. Чем больше одному, тем меньше другому. Как быть?
Социализм говорит: делить по заслугам.
Фашизм оппонирует: зачем это? Ну, и будешь нищим среди нищих! Ты вступай в бой, дерись, ломай хребты и черепа, в итоге или погибнешь в бою, или получишь себе львиную долю всех благ!
Отсюда очевидный вывод:
-Или земные блага (данные Творцом всем бесплатно) распределяются по закону.
-Или – если делить их «свободно» — они делятся путём взаимного террора.
+++
Можно ли иначе совместить идеи гражданского равноправия, достоинства каждой личности – с идеями господства, владычества, превосходства? С одной стороны – «все люди рождаются равными и свободными» — сказал тебе капитализм. С другой – хоть они и родились равными, своей свободой воспользовались по-разному: один во дворце, на яхте – другой нищ, без лачуги и лодки. Ну, объясните, какой из этого сочетания можно сделать вывод, кроме фашизма?!
Ты имеешь от рождения возможность обобрать других, силой или хитростью. Если ты ею не воспользуешься – то ею воспользуются твои конкуренты, обобрав до нитки тебя. И что в этой ситуации делать? Если нет никакого третьего выбора между статусом людоеда и статусом его жертвы?
При капитализме (в чём суть буржуазной демократии) – ты не рождаешься господином, как помещик Обломов: ты им можешь стать в борьбе, посредством «захватного права», отобрав своим наследникам то, что не удержали чужие наследники.
А раз так, то единственным вопросом у человека при капитализме становится вопрос выбора жертвы. На кого именно напасть, и на кого – в первую очередь? Это вопрос лимитрофа: чтобы у тебя стало больше, надо, чтобы у других стало меньше.
Жертву обычно отбирают по критерию жирности и по критерию незащищённости. Идеальная для капиталиста добыча – которая много имеет и слабо обороняется. Если таких не осталось – начинают ужесточать борьбу, нападать на противников более сильных.
Однако процесс «дарвинизации масс» идёт с разной скоростью, по принципу «неравномерного развития». Где-то массы разложились до полной черноты и окончательного стяжательского цинизма, а где-то ещё большую роль в их мотивации играют «религиозные предрассудки».
Концентрированный капитализм (социал-дарвинизм) Гитлера, конечно, ужаснул разбавленные версии того же самого строя. Они в 40-х отшатнулись от Рейха (сейчас бы уже не отшатнулись – они к нашим дням «дозрели») – и оказались в союзниках СССР.
Но неравномерность созревания окончательных форм зверства (фабрик смерти) в разных капиталистических странах не отменяет того факта, что все они идут в одну сторону (только с разной скоростью). Германия сформировала логическое завершение капитализма несколько ранее англосаксов – и что с того? Им потребовалось несколько десятилетий, чтобы в итоге прийти ровно к тому же самому. И слиться в экстазе симпатии с бандеровцами, усташами, латышскими эс-эс-овцами и всем прочим наследием предыдущего Рейха.
+++
Нельзя шутить с вопросом неопределённости получки человека! Человек, которым движет азарт схватить побольше, и одновременно страх потерять всё, даже самое необходимое – звереет. И в нём уже трудно разобрать, где кончается азарт стяжателя, и где начинается страх, порождённый нормальным и естественным инстинктом выживания.
Например, английские колонизаторы грабили заморские народы не просто так: на родине английских пиратов не ждало ничего, кроме виселицы за бродяжничество, Англия не оставляла им никаких, даже самых скромных средств к существованию дома.
Неопределённое распределение (когда неизвестно заранее, кому сколько положено получить) – всегда резня. Если ты можешь получить много и одновременно рискуешь потерять всё – это очень стимулирует агрессивность.
______________________________________________________________________
[1] «Каждая крупная корпорация – это Третий Рейх в миниатюре» — говорят шведские социал-демократы (у них это стало пословицей).
[2] Святитель Лука Войно-Ясенецкий о гуманизме христианской религии: «Часто утверждают, что будто бы религиозная мораль в соответствии с общим религиозным мировоззрением освящает покорность человека господствующим над ним силам, объявляет святотатством активное отношение к жизни, провозглашает безнравственным сопротивление эксплуатации и высший нравственный идеал видит в смирении… Все это неправда! Христианская религия всегда восставала против социальных несправедливостей. Все Евангелие пронизано идеей победы добра над злом…
В Евангелии заключено самое возвышенное учение о человеке, его достоинстве, но оно далеко от иллюзий… Христианство — это не культ страдания, не культ пассивного терпения… Христианство никогда не восхваляло страдания, как нечто необходимое само по себе, и никогда не рассматривало их как самоцель… Христианство не зовет страдать ради самого страдания, но зло не победишь, боясь подвергнуться страданиям… Вера в Христа-Спасителя — это прежде всего вера в победу света над тьмой, добра над злом, жизни над смертью…. «Наш руководитель — Разум, — говорит основоположник христианского богословия Григорий Богослов, — первым для нас благом — ученость».
«…Колоссальное значение имела евангельская мораль у нас в России во времена крепостного права. Она ковала человеческое сознание, она сеяла в душу забитого крестьянина веру в то, что существует правда, что равенство людей — не пустые бредни и люди действительно равны перед Богом. Хочется привести лишь один штрих, как христианская мораль возвышала свой голос в защиту человеческого достоинства крепостного. Величайший из русских святых Серафим Саровский жил в начале XIX века. К нему при его жизни собирались паломники со всех концов России за наставлениями, помощью, советами. Его влияние на народное сознание было велико. Он был отшельник, аскет, но ему всегда была близка жизнь родного народа. Как истинный христианин, старец не мог не быть горячим защитником угнетенных. Он побуждал гордых помещиков видеть в своих крепостных подобных себе людей. Вот, например, его беседы с сильными мира сего: «Это кто же такая девица с вами?» — спросил он у пришедшей к нему за советом помещицы. «Это моя крепостная девка», — небрежно ответила помещица. «Нет, это не девка, — возразил святой, — а девица, и не только что такой же человек, как мы с вами, ваше благородие, но и лучше нас, потому что у нее чистая душа и доброе сердце. Господь с тобою, мое сокровище!» — сказал о. Серафим, благословляя девушку. А помещицу не благословил. Эти слова Серафима Саровского передавались из уст в уста и разносились по всей стране».
[3] Смысл явления немотивированности в том, что собственность принадлежит, кому принадлежит, не требуя никаких иных обоснований, не требуя доказывать и обосновывать, достоин ли ты ею обладать.
