Гражданин или наёмник?

В основе традиции гражданственности лежит уважение к человеку, не позволяющее грубого насилия или обмана, манипуляции его сознанием. Поэтому гражданственность так негативно относится к тирании и к фальсификации выборных процедур. Злорадство по поводу того, как ловко «сломали слабачков, обманули дурачков» — чуждо духу гражданственности. У человека сломленного или обманутого – отнято достоинство, отнят «суверенитет личности». Нетрудно заметить, что гражданственность исходит из сакрализации человеческой личности, превращающей личность в нечто метафизическое.

Слаба она или сильна, богата или бедна, хитра или проста – она имеет равный голос, который нельзя затыкать. А кто затыкает – тот, в традициях гражданственности – «нехороший человек, редиска».

Эти представления о достоинстве людей – кажутся крайне оторванными от жизни, потому что имеют церковное, религиозное происхождение. А религиозное сознание имеет дело с Абсолютом, и потому в нем всякое понятие абсолютно. Например, кража – есть кража, как бы тщательно ни была укрыта. Почему? Потому что Бог всё видит! Если бы он, к примеру, ночью не видел – украденное ночью не было бы кражей.

Среди людей ведь так, что очевидно каждому: не тот вор, кто украл, а тот, кто попался. А не пойман – не вор. Люди имеют дело с относительными измерениями, в которых нет однозначности абсолюта.

Религия дала нам представление о том, что не всякий победитель – прав. Иногда правда и прогресса на стороне побеждённых, даже несмотря на то, что их победили. Торжество силы далеко не всегда справедливо – говорит нам религиозное мышление.

Ничего такого в эволюционизме и дарвинизме нет и быть не может. Там сила и есть справедливость, победа является доказательством правоты, а эволюция, как приспособленчество к среде, лишена понятий прогресса, восхождения, совершенствования. Организм меняется – в лучшую или худшую сторону? А что значит «лучшее» и «худшее»? Организм просто меняется, приспосабливаясь – и, разумеется, приспособления жителей пустынь не лучше и не хуже, чем у жителей болот. Выживание и победа являются единственными аргументами эволюционизма: кто выжил и восторжествовал над поверженным противником, тот и прав.

Сухая и скучная теория – не может без практики, и не обходится без практики. Мир торговли, мир ежедневных экономических отношений – лишён метафизического равенства людей, приписываемого политическим выборам.

В акционерных обществах нет принципа «один человек – один голос». Здесь голосуют акциями. У кого много акций – в одиночку имеет больше веса, чем множество людей с одной акцией на руках каждый. Грубее говоря – «кто купил, тот и управляет».

Неоднократно приходилось писать, что неограниченная частная собственность несовместима не только с фантомом демократии (ибо демократия декларирует равенство, а такая собственность подчёркивает неравенство), но и вообще с принципами законности (собственность – владение, своеволие, закон – подчинение, чужая воля).

Разумеется, две системы голосования – демократическая и акционерная – сосуществовать не могут. Само предположение об их сосуществовании – шизофрения! Обязательно одна должна съесть другую, и мы прекрасно знаем, какая система волеизъявления торжествует при буржуазии. А какая превращается в мираж, в пустую, ничем не подкреплённую декларацию.

+++

Особенность лжи в том, что ложь идёт по линии наименьшего сопротивления. Это связано с экономией сил у того, кому всё равно, про что врать. Если от тебя всё время требуют ходить с пером на шляпе, а тебе это безразлично – то ты воткнёшь в шляпу перо, просто чтобы отвязались, и не донимали придирками.

Западный тип общественного устройства – это именно ложь, идущая по линии наименьшего сопротивления. Чего бы от лжеца не хотели добиться – он немедля на словах это пообещает, потому что он не хочет тратить сил на ненужную ему борьбу с чуждыми ему принципами.

Эта особенность объясняет, почему современная буржуазная светская демократия полностью лишена диалектики, приписывает себе все мыслимые и немыслимые достоинства и одновременно отрицает все связанные с достоинствами (и неразрывно, диалектически) – недостатки.

Балаганные зазывалы буржуазии сулят простофилям всё, что тем хочется, и заверяют в отсутствии того, чего простофили боятся. При этом часто вообще не спрашивают – о чём именно идёт речь. Стоит простофиле возле балагана демократической клоунады раскрыть рот:

-А дадут ли мне…

Так ему тут же и отвечают, не дав договорить:

-Разумеется, дадут!

-А имею ли я право на…

-Конечно же, имеешь!

— А оградят ли меня от…

-Само собой, парень, так оградят, что и не пикнешь!

Это и называется «отсутствием диалектики в посулах», который лучше всех улик выдаёт лживость «обещалкина». Если человек обещает дать вам всё, при этом ничего у вас не забрав и ничем не напрягая – то этот человек со 100% гарантией лжец.

Реальная жизнь устроена так, что в ней постоянно приходится выбирать из двух зол меньшее. Если бы было иначе – то и выбирать нечего, кто же захочет быть «бедным, но больным» вместо того, чтобы стать «богатым, но здоровым»?

Сложность выбора, необходимость подумать над своим выбором только там и появляется, где не возьмёшь, не отдав. И вот тогда человек взвешивает на мысленных весах – стоит ли отсутствие очередей за колбасой детоубийства украинскими нацистами? Или всё же лучше постоять за колбасой в очереди, но при этом обойтись без расчленённых детских трупиков?

Никто не говорит, что очередь за колбасой – приятна и весела, но если плата за её отсутствие такова, какую заставил нас заплатить Ельцин, то… это и есть диалектика выбора.

Та диалектика, которая заставляет жертвовать маловажными удовольствиями – чтобы сохранить главные ценности. И та диалектика, которой начисто лишена буржуазно-демократическая демагогия, с её бесхитростной хитростью (простите за каламбур) обещающая всем всё и сразу.

Чему нас учит диалектика? В числе прочего и тому, что крайности смыкаются. Если снабдить билетом на концерт всех и каждого – то это равно отсутствию билетов.

Пообещать всем всё сразу – равно полному отсутствию обещаний (потому ответственный, честный человек и не может обещать всем всего). Если предоставить всем полноту прав – это будет равно абсолютному бесправию.

Вот, допустим, есть какое-то благо, которое все хотят иметь. И у каждого есть равное право его получить. Это означает, что права на получение нет ни у кого. Вопрос обладания на практике решит драка, ведь права у всех одинаковы, значит, благо получит сильный, как и в ситуации всеобщего бесправия.

+++

Религиозной потусторонней метафизике «равного достоинства всех людей» (изначально имелось в виду, что все равны перед Богом, перед которым все земные неравенства так ничтожны, что ими можно пренебречь) – противостоит агрессивная логика биосферы, в которой всё пытается пожрать всё (т.е., в конечном итоге, скушать самоё себя).

Фантом «гражданского выбора», исходящий из представления об абсолютном достоинстве человека (образа и подобия божия) – растворяется в иерархии распределительной взаимной целесообразности. То есть, проще говоря, диспут о святынях сменяется банальным наймом, когда один подкупает, а другой действует согласно уговору подкупа.

Здесь и проступает разница между гражданином (в образе гражданина Минина и князя Пожарского) и наёмником. Наёмник не делает выбора между смыслами, сущностями, он делает выбор между размером оплат.

Наёмник не только не хочет, но и не обязан (и его всячески отговаривают) знать – какой конечной цели служит всё то, что он, по приказу работодателя, делает. Ему приказали – он исполняет. Дождался оплаты – продолжил исполнять. Не дождался – прекратил действия, которые ему самому и не понятны, и не нужны.

Человек, производящий миллион гаек за смену – не нуждается в этих гайках, и более того: его от них уже тошнит. Он их делает только потому, что за это платят – т.е. дают ему колбасу, сыр, кров, штаны и сандалики, и всё прочее, в пределах оплаты. Гайки нужны хозяину этого человека, самому же человеку гайки и даром не сдались!

Западный наёмник, производящий фантомы демократии – заинтересован в них ещё меньше, чем производитель гаек в гайках. Такому наёмнику очковтирательского фронта абсолютно наплевать, соответствуют или нет его фантомы действительности. Ему абсолютно безразлично, бьют ли полицейские в Киеве или Минске манифестантов или сосиски им раздают. Ему совершенно не интересна судьба Навального – как посажённого, так и вольноотпущенного.

Наёмник обслуживает платёж. Платёж сопровождается техзаданием: считать Байдена избранным президентом США, холуя Ротшильдов Макрона (всего лишь клерка из их банка!) – одолевшим все французские политические партии, Тихановскую – «лидером Беларуси», и т.п.

Сегодня у нас среди «демократов» почтенного возраста нет ни одного, который бы не обслуживал советскую пропаганду в молодости. Все, кто сейчас люто проклинают советскую власть – в юности призывали её любить, и получали за это материальное вознаграждение. Да они и сейчас это сделают без проблем – если поступит оплачиваемый заказ.

+++

Наёмник признаёт «демократию» и «честность выборов, судов, чиновников» — совершенно независимо от реальности фактов. Не потому, что он не знает фактов, а потому что ему совершенно безразлично фактическое положение дел. Если бы наёмника волновали проблемы коррупции – то он бы прислушался к афоризму «капитализм сам по себе и есть коррупция», и не выдумывал бы для незаконного обогащения нового слова, когда старое есть.

Но в том-то и дело, что психология наёмничества чужда мотивам правого или неправого дела. Оценивать что либо – не дело наёмника. Оценивает наниматель. Наемник же, если его устраивают условия найма – слепо повторяет за хозяином всё, что хозяину нужно.

Таким образом, буржуазная демократия является режимом, утверждающим про себя, что он есть демократия. Это лишь самоназвание, имя собственное, как Том или Билл! Если мы знаем, что человека зовут Томом – нам это ничего не скажет о его качествах: добр он или злой, умный или глупый. Величайших философов звали Томосами, но ведь и дураков Томми тоже предостаточно…

Если какой-то режим утверждает про себя, что он демократия — нелепо принимать это слепо на веру. Существует такой великий дар цивилизации, как культура доказательного мышления – в рамках которой необходимо всегда обосновывать, доказывать как обвинение, так и похвальбу.

Мало ли, кто что сам про себя скажет? Байден вон говорит, что его американский народ избрал – но это же не значит, что его на самом деле избрали большинством голосов! Культуре доказательного мышления мало самоназвания «демократия». Она требует предъявить свойственные термину качества, параметры, признаки, атрибуты. Если «это» не похоже на утку, и не плавает, как утка, и не летает, как утка, и не крякает – то это не утка!

Но так рассуждает только гражданин, ведущий ЦОЖ (Цивилизованный Образ Жизни). Наёмник не для того нанимался, чтобы самому думать: у него для этого хозяин есть.

Наёмнику наплевать, когда «уткой» называют слона, или удава, или помидор. Он будет называть «уткой» трактор, пока за это платят, и даже станет драться с теми, кто говорит, что трактор не утка (за отдельную плату).

В том и заключается главная подлость капитализма, что найм отменяет культуру доказательного мышления. Нельзя совместить личную прибыль, персональную выгоду – и объективность оценок, беспристрастность.

Оплаченный человек – уже ангажированный. Он уже не может сказать о двух абсолютно одинаковых рубашках, что они равны, потому что «своя рубашка ближе к телу». И потому ценится гораздо больше, чем точно такая же – но на чужом человеке. Вопреки базовому закону логики[1], игнорирование которого, в сущности, делает человека безумным. Да что там логика – попирается арифметика 1-го класса, знакомая по счётным палочкам уже и дошколятам!

У частного собственника рубль будет «больше» 100 рублей – если рубль свой, а 100 рублей – общественная прибыль. Колоссальное, но чужое он ценит и воспринимает мелочью, а ничтожное, мелкое, но собственное – чем-то величественным и сверхзначимым. Мышление уже не воспринимает ни закона тождества, ни пропорций перспективы, так и докатывается до отказа от закона достаточного основания, окончательно закисая в нечто, подобное укропатологии.

+++

Отрыв деклараций от фактического состояния дел, игнорирование объективной реальности при конструировании показушной бутафории – открывают широкий простор для политического мошенничества и административного заговора.

Взамен того, что обещал (пресловутой демократии) – Запад конструирует многоступенчатый заговор иерархической взаимной лояльности, в котором «рука руку моет».

Это когда машина подавления питается деньгами, как топливом, и, заправленная согласно таксе, утверждает и отстаивает что угодно, лишь бы оно было предписано плательщиком.

Наверху этой машины находится центр эмиссии долларов США – пожилые и малочисленные «боги Олимпа». Их никто не любит, и даже мало кто знает (тем более в лицо) – и никто бы им никогда не служил, если бы не подкуп.

Наёмник хочет долларов – «их есть» у ФРС США. ФРС США хочет инструментов насилия над населением планеты – «их есть» у наёмников. Так складывается симбиоз глобального паразита и локального хищника. Пожалуйста, мы вам посадим в президенты, например,  Байдена, и пикнуть никому не дадим – но это денег стоит: нам самим «на пожить», и подмазать кого нужно…

Вот эта ситуация, в которой лейтенант имеет статус офицера за то, что признаёт статус генерала, и каждый ценит привилегии своего уровня – и называют сегодня «западной демократией».

На самом деле, в этой «демократии», которая, по сути своей, власть криминала и теневых деструктивных сект, нет не только выбора, что было бы полбеды. В ней постепенно разъедается кислотой безумия сам выборщик, то есть способный связно мыслить человек. Он не только лишён выбора, но постепенно у него вымаривают и саму способность делать собственный выбор, оглупляя, зомбируя, спаивая и стравливая наркотиками, убивая в рабах человеческий разум.

+++

Окончательным торжеством диктатуры эмиссионного банка (печатников денежных знаков) – стало бы полная ликвидация мысли за пределами биологического приспособленчества особи. И диктатура эмитентов к этому ведёт мировые дела.

Мысль нематериальна, и через то автономна от материальных благ, непосредственно данных нам в ощущениях. Обобщение – это умственная процедура, осознающая реальностью материально неощутимое (принципы, законы, истину, любовь, веру, сакральность и т.п.).

Если мышление вернуть в состоянии примитивного стандарта реагирования на внешние раздражители, то это ликвидирует вид «человека разумного», но сделает диктатуру денег абсолютной и нерушимой.

Финансист будет заранее знать, что сделает или не сделает человек – потому что все поступки человека зависимы от финансирования, идущего из рук этого финансиста. Финансист будет включать и выключать революции – как кофемолку!

Он будет конструировать любые комбинации из общества, на свой вкус – потому что материал сверхпластичен, с оплатой принимает всё, а без оплаты – ничего.

Потому проблема, конечно, не в том, что кто-то бесконтрольно (триллионами) печатает доллары, а в ином. В обилии людей с психологией наёмников, без которых всевластие банкиров превратилось бы в пыль и ничто.

Власть банкира немыслима без фигуры покладистого наёмника – точно так же, как власть цивилизации над дикостью немыслима без фигуры ответственного гражданина.

Гражданин или наёмник: кто из них победит сегодня, тот и определит всё дальнейшее будущее человечества.

Пока, увы, побеждают чаще наёмники…

Вы их легко отличите от граждан, например:

Гражданин плачет – когда сам по себе склонен плакать.

Профессиональный плакальщик умеет плакать на заказ, всякий раз, когда его услугу оплатят. Трудно сказать, умеет ли профессиональный плакальщик плакать сам для себя, мне представляется, что такая способность у него постепенно отмирает.

«Профессионализм» по найму воспринимается, как внешняя заданность любого поведения. При таком «профессионализме» субъектом действия является не сама личность, а платеж, предоплата или лишь предполагаемый.

Наёмник не существует как отдельный человек. Он не имеет собственных представлений о добре и зле, у него нет собственных врагов или друзей, собственной выстраданной изнутри правды. И в этом – главное отличие наёмника от гражданина.

Сила мафии ФРС США, присвоившей себе право печатать мировые деньги и создавшей монстра по имени «нефтедоллар» — не в деньгах, как в таковых, а в психологии наёмников. Сами по себе деньги – это условные значки, это чемодан резаной бумаги или электронный «блип», сами по себе они ничего построить, равно как и никого убить не могут.

Хозяева денег – это немногочисленные, пожилые, физически не крепкие люди, отнюдь не снайперы и не мастера кунг-фу, чтобы лично всех забить и запугать.

Их «кощеева игла» — вбитая в наёмническую психику аксиомой жажда получить их продукцию, доллары. Конечно, разумный человек предпочёл бы печатать свои деньги, а не грязно домогаться чужих, но мы же говорим об аксиоме психике, которая открывает все процессы мышления, сама же не подлежит обоснованию, доказыванию.

Так возникает магический круг, превращающий Ничто во Всё: жажда наёмников получить доллары даёт ФРС США власть над наёмниками, а власть над наёмниками – обеспечивает террористическую опору доллару США. Чем больше наёмники хотят долларов – тем больше власти у ФРС США, а чем больше у неё власти – тем больше ресурсов они могут захватить, и больше наёмников нанять.

По сути, это принцип Валленштейна: наёмная армия кормит сама себя. Чем она больше – тем меньше шансов противостоять её грабежу, а чем меньше шансов противостоять её грабежу – тем больше награбленного поступает в её распоряжение.

+++

Если армия воюет за твои идеалы – то ты воспринимаешь её «своей» даже если она наёмная. Но если никаких идеалов, кроме грабежа и беззакония, у армии наёмников не осталось – за неё остаются только наёмники.

Человек, не склонный менять своё мнение и свои принципы в зависимости от оплаты – обречён на конфликт с такой беспринципной и разбойничьей средой.

Это и объясняет, почему главным врагом Американской Империи на определённом этапе стал во всех странах мира сознательный гражданин.

————————————————————

[1] Закон тождества, утверждающему равенство, равную ценность и равный статус тождественных предметов.