Как мы сойдём в никуда…

​(картинка приведена автором статьи)

Что, в сущности, случилось с нами? Мы родились в стране, в которой начальники обязаны были заботиться о народе. Вначале начальники в это верили. Потом уже верить перестали, но по привычке, по инерции, ещё продолжали обеспечивать простых людей жильём, пенсиями и всеми прочими вкусняшками. Однажды эти начальники собрались в сауне и задумались: а для чего мы надрываемся? Давайте не будем им квартир раздавать, пусть сами покупают, кто сможет, а нам облегчение! Давайте не будем им пенсию платить, пусть, отработав, сдохнут, нам опять же облегчение. И всё такое прочее… То есть начальники, пользуясь тем, что они начальники, в режиме банального сговора, освободили себя от обязанностей, которые им предписывались законом.

А нам начали толкать чепуху про демократию, выборы, свободу и прочую беспочвенную ерунду. Главное качество для этой ерунды – чтобы её нельзя было измерить ни метром, ни твёрдым рублём, ни килограммами. Висит груша – нельзя скушать…

Мы почти все (за исключением крайних идиотов, которых у нас от 5 до 1,5% населения) понимаем прекрасно, что нам гонят чушь и толкают туфту. Начальство просто избавилось от нас, как отчим избавляется от нелюбимого пасынка, как дедушка избавился от Максима Горького, отправив «его в люди» с замечательной мотивацией: «ты не медаль, чтобы на шее висеть»…

Но для того, чтобы своё понимание преобразовать в действие – нам не хватало и не хватает веры. В данном случае – красной веры. Той, которой много имелось у наших дедов в окопах Сталинграда, и какая у нас почти вовсе пересохла.

А поскольку веры нам не хватает, мы с разумностью премудрого пескаря пятимся и говорим: «ну, какая же это туфта? Самая настоящая демократия! Какая же это чушь? Свобода, в том голом виде, в каком её мать, дикая природа, родила!»

И мы не верим, и начальство не верит, что мы верим, и мы не верим, что начальство верит, что мы верим… Тем не менее, система тотальной лжи, в которой Сильный свой произвол выдаёт за правду, а Слабый делает вид, что верит его правдивости – скрипит помаленьку и заполняет собой XXI век.

+++

Тот, кто внимательно читает Евангелие — поймёт всю абсурдность идей буржуазной, светской, бездуховной и деидеологизированной «демократии».

Мк.3:27. Никто, войдя в дом сильного, не может расхитить вещей его, если прежде не свяжет сильного, и тогда расхитит дом его.

Добродетель есть доктрина, а слова доктрины убедительны только для тех, кто её разделяет. То есть любые слова убедительны только внутри круга единоверцев. Надежда же устыдить словами веры тех, кто твоей веры не разделяет – нелепа и абсурдна. Это всё равно, что ораторствовать перед медведем или стаей волков! Ты можешь убедить в неправоте того, кто разделяет твои представления о правоте.

Слово всесильно – если это слово веры, и обращено к верующим. Но слово (как и мысль) абсолютно бессильно, если оно мёртвое, пустое, формальное, произносимо неверующим и принимаемо неверующими. В этом случае слово превращается в колебания воздуха, текст – в кляксу, а мысль – в галлюцинацию.

И я понял важное политологическое явление: демократия теоретически возможна внутри общины, идеологически накалённой, там, где люди скорее умрут, чем примут вероотступничество. Такие люди, действительно, могут выбирать власть на самом деле, а не в режиме «общества спектакля». Рядовая масса убежденных людей, остро реагирующих на ложь, не даст верхам хитрить и «химичить».

Может ли быть реальная выборная демократия в обществе, в котором люди – приспособленцы, потребительски настроенные циники? Конечно же, нет! Как может общая аморальность общества не отразится на выборной системе?

Если люди панически боятся не только смерти, но и малейшего снижения своих доходов, то, конечно, не им «войти в дом сильного» и не им «связать его». Понятно, что сильный сделает, как он хочет, а люди примут.

А вы хотите светской, гражданской демократии в обществе потребителей и эгоистов – не понимая, что в такой среде никто никого и никогда выбирать не будет. Что сам механизм реальных выборов в такой среде, отзывчивой на шантаж и угрозу, невозможен чисто технически. И что люди в такой среде возмущаются подлогом, фальсификацией чего угодно (не только голосования) только до применения к ним насилия.

Малейший нажим на таких людей – связанный даже не с угрозой их жизни, а угрозой личному потреблению каждого (не расстрелом, а увольнением) – делает их «шёлковыми». Они начинают старательно делать вид, что верят в итоги выборов в стране, как и во благо всего прочего, от властей предписанного.

Действительно, чисто житейски, даже абстрагируясь от авторитета Евангельского слова – как можно хозяйничать в доме сильного, сперва не связав сильного? Очевидно же, что только в его отсутствие! Пока он не пришёл и в морду не дал – вы вроде как хозяева положения. А пришёл и вломил – и кончилась «власть демоса»…

Тысячи политологов-болтунов постоянно болтают о демократии, но ни один не удосужился разъяснить реалистичный механизм её действия. Как отделить выборы от декларации проведённых выборов?

Злодеям же не обязательно отменять выборы, это сделает только очень глупый злодей, такой злодей – большая и редкая удача для общества. Злодей поумнее ничего отменять не станет, а в положенные сроки выступит с декларацией, что выборы проведены, их итог такой-то, а кто не верит – тот сам врун.

И вот ситуация «система-человек»: человек получил декларацию, в лживости которой твёрдо убеждён. У него два пути: действовать, или сделать вид, что он «не заметил фальши». Включить дурачка, всё прекрасно понимая, улыбаться и говорить – «не вижу зла». В упор смотрит – и не видит. Зрением ослаб!

Или действовать? Но как?! Человек – всего лишь человек. Противопоставляя себя системе, он ставит себя в положение боярыни Морозовой (при этом не будучи боярином), в положении протопопа Аввакума. Его же система может бросить зверям – как в Древнем Риме. Для такой решимости человек должен обладать накалённой, фанатичной верой, попирающей саму смерть. Не может человек пойти на такой поступок, руководствуясь одним только «гражданским правосознанием» и «светской этикой»!

Не может человек пожертвовать собой и своим – ради корявых юридизмов текста конституции, лишённых и красоты, и эмоциональности, и попросту однозначности толкования!

А значит, для светского, теплохладного человека из потребительского общества демократия попросту невозможна. Бессмысленно даже говорить, хороша она была бы или плоха – ибо невозможна, и всё. Ничего, кроме подтасовки и фальсификации в потребительском обществе эгоистов невозможно в политической сфере (да и других сферах, думаю, тоже).

Воля сильного игрока и реальность начинают сливаться до полного тождества. Воля утверждает какой-то бред, а человек старательно делает вид, что это чистейшая, данная ему в опыте, объективная реальность.

То есть во всех странах потребительского светского общества мафия делает вид, что проводит выборы, а электорат делает вид, что верит, будто он голосовал. Если же правящая мафия разложится до полной недееспособности, то власть просто перехватит другая мафия, но не более того.

Ну, будет вместо дона Корлеоне править дон Капоне, вместо вконец свихнувшегося Горбачёва Ельцин – а при чём тут выборы, волеизъявление, голосования и прочая мишура лжи?!

+++

Воздействовать на власть снизу может только высокотемпературный режим идейной и идеологической заряженности масс, накал их фанатизма, упорства в определённом символе веры. По формуле «или так – или жить отказываемся». Такая раскалённая сковорода и вправду может прижечь заигравшейся власти пятки.

По мере охлаждения низов, погружения их в бытовой цинизм и потребительскую бытовуху – армия веры, каковой был народ пассионарный, превращается в лагерь военнопленных, безоружных и легко запугиваемых. Власть ведёт с такой массой торг, но торг с позиций, заведомо выигрышных для власти, очевидным образом неравноправных. То, что не получается выторговать добровольно – лёгким нажимом превращается в «добровольно-принудительное». У системы масса инструментов воздействия на человека, от пыточных до пряничных. У человека же есть лишь один реальный инструмент воздействия на систему: идеологический фанатизм.

Иррациональность фанатика снимает разницу весовых категорий системы и человека, очевидную для любого рационального сознания. Всякий умственный расчёт покажет, что сопротивление бессмысленно, обречено – и лишь священное безумие фанатиков, отбрасывающих все рациональные аргументы, может осуществить чудо победы Давида над Голиафом. Ведь и чудо иррационально, будь оно просчитываемо – оно было бы не чудом, а научным фактом…

+++

Я, как социопатолог, скажу, на чём стабилизируется эта система угасающей веры. Она, совершенно очевидно, стабилизируется на хорошо известном науке животном уровне и на зоопсихологии.

То есть там, где кошка уже не спрашивает себя, по какому праву жрёт воробьёв, а воробьи не задаются вопросом – почему кошка присвоила себе право их жрать. Это просто данность, всем понятная: одни в засаде караулят, другие должны вовремя упорхнуть. А зазевались – их проблемы! Сами виноваты! Не кошка же виновата, что кушать хотела!

Если монтаж государства, общества и права начался и вёлся вокруг храма центральной идеи – то и демонтаж их начинается и идёт вокруг отсутствия идеологии.

Не нужно путать внутреннюю рациональность системы с общей рациональностью.

То, что умно и выгодно делать внутри определённой системы – глупо и невыгодно делать вне этой системы.

Например, труд является источником богатства в условиях соблюдения законности, но в условиях хаоса и беззакония труд не является источником ничего, кроме беды. В условиях беззакония труженика и скопидома убьют при ограблении быстрее босяка, с которого нечего взять, и потому он грабителям неинтересен.

Трудолюбие есть внутренняя рациональность для христианской цивилизации, но оно совершенно иррационально для дикой природы и животной среды «естественных» отношений.

Точно так же наука и познание: понятно, для чего они нужны ВНУТРИ поощряющей их системы, в её замкнутом контуре. Но что будет с очкариком-ботаником на зверином первобытном «свободном рынке», со всеми его книжками и эрудицией – показал нам Ельцин с компанией.

Поэтому внутренняя рациональность системы не применима извне.

Умное поведение в кругу единомышленников оказывается безумным в кругу хищных зверей. Внутренняя рациональность системы откладывается от догм идеологии, которые сами по себе носят иррациональный, вероисповедный характер.

Человек создаёт систему обслуживания догм средствами разума – и в таком виде существуют науки, технологии, точное знание и общая эрудиция. Но может ли система обслуживания, к тому же жёстко специализированная на специфику вполне определённых догм – выжить при удалении своей первоосновы?

Общая рациональность, отыскивая путь наименьшего сопротивления к личным целям (этим вообще занимается разум, это его сфера – найти средства к целям, не им установленным) – в звериной среде конкуренции отыщет этот путь, как и вода: вниз.

Воду можно заставить идти вверх, вопреки тяготению, но только в условиях специфических конструкций. А сама по себе вода (как и технический разум) – всегда будет тяготеть к понижению уровня.

+++

Мы встали на тот путь, когда существующие диспропорции и противоречия системы будут всё более и более решаться через зоологические инструменты, сперва прикрываемые демократической демагогией, а потом уже и нет (как на Украине, где вся сюсюскающая либеральная демагогия снегом растаяла, обнажив скальные породы фашизма).

Система либеральной экономики и либеральных отношений между людьми убирает (конечно, не без откатов, не без инерции) всю сложность человеческого во имя простоты звериного.«Сделать жизнь людей проще» — постепенно отучив их от всего «неестественного», то есть антропогенного в ландшафте.

Нужна тебе свобода – бери дубину. Зашибёшь – твоё счастье. Тебя зашибут – не повезло. Свобода требует жертв. И ты – одна из жертв, которую требует алтарь свободы…

Потому что, конечно, жизнь начальства будет проще всего – когда оно, начальство, станет вам «ничего не должно». Ни по закону, ни по счетам. В ответ вы, конечно, плюнете на государство, которое решило, что ничего вам не должно: тогда и вы ему ничего.

Так исчезнет институт государства. И останутся рыскающие по поверхности планеты животные разной величины, каждое из которых ничего не должно никакому другому. Ни кошка воробьям, ни воробьи кошке.

Упрощая себе жизнь, начальники ведут нас именно к этому. А мы тоже, упрощая себе жизнь, и побаиваясь «санкций» — к этому идём. Повизгивая, поскуливая, периодически начиная увещевать или плакать… Но идём.

Жизнь-то ведь одна! Как может человек выступить против системы?! Безусловно, человек потребительского общества против системы выступить никак не может.

Он приспосабливается к имеющимся условиям системы. Порой в своём приспособленчестве становится виртуозом. Но если условия ухудшаются – то он снова и снова приспосабливается к ухудшающимся условиям, выгадывая себе крохи уже в новом своём положении.

+++

У цивилизованных, идейно заряженных людей выборы отражают волю цивилизованных людей.

А у животных – выборы отражают волю животных.

И странно думать, что они могут отразить что-то иное…