Праздник несбывшейся надежды: на выборы в ЛНР и ДНР в 2014 году люди шли за будущим

Фото: ДАН

Если спросить жителей Донбасса, что самое красивое и яркое они смогут вспомнить спустя шесть лет после создания народных республик, то многие наверняка назовут референдум 11 мая о независимости Донбасса и прошедшие 2 ноября выборы глав обеих независимых, как казалось тогда, государств. И несмотря на очередное после крымского референдума шипение украинских пропагандистов о голосовании под дулом автомата и за мешок картошки, люди абсолютно добровольно с раннего утра становились в очереди ради того, чтобы остаться русскими.

Референдум с надеждой на хитрый план

К 2 ноября 2014 года Донбасс пришёл одной сплошной кровавой раной, за исключением, возможно, самых северных территорий, которым воздуха свободы даже глотнуть не дали. Северяне массово вставали живой цепью перед колоннами украинских войск, им стреляли поверх голов, над ними на бреющем полёте пролетали боевые самолёты, но дело решили мобильные отряды вооружённых нацистов, которые открывали огонь на поражение по вооружённым палками местным жителям на импровизированных блокпостах и по пришедшим голосовать на референдуме. Они похищали, убивали или ломали активистов. И им благодаря внезапности и организованности никто не смог ничего противопоставить.

Дальше нацистам, под которыми была одна треть Донбасса, было уже сложнее: активисты Донбасса Русского взяли власть в Луганске и Донецке, группа Стрелкова прибыла в Славянск, у ополчения появилось оружие, пусть больше стрелковое, из групп добровольцев начали формироваться первые батальоны русского сопротивления. Русские люди начали брать власть на местах. Конечно, поначалу это было лоскутно, каждый народный мэр чувствовал себя чуть ли не губернатором, а потом каждый комбат строил мэра, и всё это напоминало настоящую махновщину времен прошлой Гражданской. В крупных городах, таких как Луганск и Донецк, командиры и вовсе делили районы, нередка отказываясь подчиняться единому центру. Тем не менее самые активные организовывались в народные советы республик, чтобы решать будущее своей земли. Не могу сказать, как этот процесс выглядел в Донецке, — не присутствовал, но в Луганске, по словам очевидцев (тоже лично не присутствовал), эмоции зашкаливали, каждый старался убедительнее перекричать другого, и то, что для убедительности не стреляли в потолок, уже было хорошо. Так громко, неровно, местами гротескно, но абсолютно искренне после десятилетий укроморока возрождался Русский Донбасс.

Конечно, к тому моменту он уже сполна испил горечи после того, как референдум 11 мая не принёс ожидаемого присоединения к Российской Федерации. А ведь на этот референдум тоже шли, как на праздник, тоже выстраивались счастливые толпы, и за него даже были готовы, и это не оборот речи, отдавать жизни. Например, в Красноармейске (ныне Покровск) нацисты, повторюсь, открыли огонь по пришедшим голосовать и убили двоих. Тогда все, вопреки реальности, старались жить хитрым планом (дурацкое определение уже запустили в информационное поле). Например, после встречи с председателем ОБСЕ Буркхальтером Путин попросил перенести референдум в Донбассе, но тут кто-то увидел, что российский президент вышел на лёд Ночной лиги в толстовке с номером 11, и все сказали: «А, хитрый план!» — и дружно отправились голосовать.

Потом, когда увидели, что в бюллетене нет пункта про вхождение в состав России, озадачились, но тут же подумали: «А, хитрый план!» — и проголосовали просто за независимость от Украины, что впоследствии дало повод разномастным пропагандистам упрекать жителей Донбасса: мол, сами в Россию изначально не хотели, какой им тогда крымский сценарий! Правда, знающие люди сказали, что исключить российский пункт попросили как раз-таки добрые люди из самой России: мол, нельзя так сразу, поначалу нужна независимость, а уже после…

На следующий день после снятия блокады

Но никакого после не было. Точнее, было в виде кровавой войны, отобравшей ещё одну треть Донбасса, распахавшей снарядами города и поселки, влетавшей минами в больницы, школы, на рынки, рвавшей на части тела, увечившей в подвалах безумных нациков, выжигавшей белым фосфором, добивавшей отсутствием еды и воды стариков и инвалидов. Крымского сценария не случилось. Зато была потеряна еще одна треть Донбасса. Но надежда не умирала даже во взятом в кольцо Луганске, где томившимся от жажды домам развозили воду в цистернах, а по ночам полностью обесточенный город погружался в беспросветный мрак, изредка озаряемый дорожкой трассеров и заревом пожаров. И она пришла в виде КамАЗов с гуманитарной помощью, а потом в виде долгожданного северного ветра, который помог ополчению разомкнуть кольцо блокады.

Надо ли объяснять, как в донбасских столицах восприняли то, что войну удалось отогнать от городских пределов (правда, Донецку повезло меньше, на него и по сей день враг любуется (и не только) в свои прицелы на критично близком расстоянии, зато от Луганска его отогнали за естественную высоту, а оттуда — за реку). Конечно, и тут не обошлось без горечи, так называемого первого Минского протокола, когда в руках укрокарателей росчерком пера оставили Славянск и Краматорск, Северодонецк и Лисичанск, Авдеевку и Счастье, Мариуполь и станицу Луганскую, обессмыслив многочисленные жертвы, жизни, отданные в этих городах и городках за русскую свободу.

Но и тогда надеялись. Верили. Пусть даже в хитрый план, который говорил, что освобождение родной земли не за горами, что вот-вот республики соберутся с силами, нарастят мускулы, получат признание от России, и тогда можно будет и за потерянные земли побороться. Или вообще по-хитрому: стать витриной Русского мира, чтобы, видя, как хорошо и правильно живётся на республиканской одной трети Донбасса, все остальные территории не только двух третей Донбасса, но и всей большой Новороссии потянулись к ЛДНР. Последнее разумным людям, впрочем, и тогда казалось утопией — слишком хорошо они знали нравы новой киевской орды, её янычаров и умелых пропагандистов. Но, похоже, к тому времени уже плотно обосновавшиеся в республиках московские кураторы, стремившиеся рулить всем и вся, снимать модных очков с розовыми линзами не желали.

Потому каждый верил в своё. И верил же. Помню, как с энтузиазмом на субботнике разбирали баррикады у луганской СБУ, готовясь к мирной жизни. Как искренне радовались вновь зажегшимся в центре города фонарям. Как выстраивались в очереди за единственной послевоенной газетой, чтобы узнать последние новости. От своих. Как ликовали из-за вновь появившихся в домах тепла и воды, открывшихся школ и вузов. Радовались, как разрозненные ополченческие подразделения сливались в единые бригады с единой, пусть устаревшей «флорой», но все-таки российской (снова хитрый план, кричали тогда!) формой. Радовались тому, как в республиках выстраивается общая власть, навсегда закрывая период атаманщины, и над городами взвиваются одни флаги. Жаль лишь, что разные на Донетчине и Луганщине.

Фатальный и тяжёлый русский выбор

И, наконец, выборы — глав ЛНР и ДНР. По моим ощущениям, люди шли на них с настроением «признание России уже завтра!» А вместе с Россией и всего прогрессивного мира, даже если прогрессивным миром считаются Южная Осетия и КНДР. С прекрасным настроением, с надеждой. Какие там «дула автоматов» — во всей республике не удалось бы найти столько ополченцев, чтобы построить в едином направлении эти бодрые и, скажу своими словами, счастливые людские массы! Какая картошка?! Продовольственные магазины работали вовсю, социальная помощь к людям тоже шла, а сами люди шли не за повседневным, а за будущим. Тем будущим, где их дети смогут свободно учить родной русский язык и чтить  героев Великой Отечественной, которые, кстати, в полной мере показали себя и на землях Донбасса.

Конечно, и тогда уже всё происходящее виделось лёгким фарсом, поскольку внятных альтернатив Игорю Плотницкому и Александру Захарченко предложено не было. Но язва сомнений глодала немногих, очень немногих, и Александр Захарченко с Игорем Плотницким виделись людям настоящими небожителями, бронзовыми титанами, бросившими вызов вселенской нежити и шагнувшими с постаментов. Потому и проголосовали за них без накруток и подтасовок, каруселей и «мёртвых душ». Всё по-честному.

А уже потом потянулись годы безальтернативного «Минска». И набившие оскомину мантры местной власти о том, что«мы вернём наши земли» и «мы идём в Россию», когда ничего не возвращалось и, за исключением косметических решений, никуда не шло (паспорта — это хорошо но что дают они без регистраций, кроме притока рабочей и интеллектуальной силы в Российскую Федерацию?). Отношение к жителям Донбасса как к большим приживалам в РФ и депортации ополченцев на Украину и в прочие желающие упечь их за решётку евразийские страны. Бесконечная, надоевшая всем проукраинская говорильня на ТВ. Шаг за шагом уничтожаемая производственная мощь Донбасса. Отставка «по болезни» Плотницкого, убийство Захарченко. Замена реальной политики идиотскими флешмобами в духе «трибунала над Порошенко» или «Зеленский, признай выбор Донбасса». И много чего, что привело ситуацию в республиках к тому, что вторые выборы глав ЛНР и ДНР были совсем не похожи на первые. Их просто рядом нельзя было поставить, как изящный оригинал и неумелую копию.

Ну а надежда? В ком-то она напрочь умерла, кто-то продолжает жить ею. Она, наверное, еще тлеет. У тех, кто видел свет в глазах людей, переживших страшное лето 2014-го и отправившихся отдать свой голос за то, что всё это было не зря. И кто видит сейчас немного дальше простого человеческого благополучия, как в отданных на растерзание Украине двух третях Донбасса больше не преподают русский язык в школах, а героические танки Великой Отечественной изуродованы петлюровскими цветами.

Стоило ради того, чтобы подобного не было на родной земле, голосовать 2 ноября 2014 года? Конечно, стоило. Жаль только, что заплатить за этот выбор пришлось горькой ценой.