Рубль, нефть и другие пострадавшие…

Существуют определения общественного богатства, начиная от Смита и Рикардо, и заканчивая Марксом и Вальрасом. По Смиту, “богатство народов” состоит из “необходимых для жизни вещей”, которыми индивидуумы, ввиду существования разделения труда, обеспечивают себя посредством обмена. Согласно Рикардо, оно складывается из воспроизводимых свободным образом товаров. Маркс считал, что оно “выступает как “огромное скопление товаров”. Тот факт, что источником богатства является производство товаров, подчеркивается всеми приведенными определениями. Вальрас же, упоминая полезность благ, как и классики, не связывает вторую составляющую понятия ни с производством, ни с обменом, являющимися только следствиями данного определения. Вторым элементом определения у него является ограниченность количества, отброшенная Рикардо при анализе общественного богатства.

Вальрас впервые ввёл термин «редкость», как ключевое в определении стоимости. Парадокс Вальраса в том, что нечто, малополезное или даже совсем бесполезное для человека будет стоить очень дорого, если оно редкое. И наоборот – даже самое полезное, самое важное из благ – не будет стоить ничего, если очень широко распространено. Так Вальрас через теорию стоимости выходит к пониманию иррациональности рынка – к противоречию рыночного отбора с тем отбором, который совершает разум человека. Разум определит самым ценным одно, а рынок – совершенно другое.

Пытаясь совместить разум и рынок, Вальрас вывел синтетическое понятие «редкости» — чтобы она включала в себя два аспекта богатства: полезность и ограниченность количества. «Каким бы ни было количество блага, оно является редким, если его объем недостаточен для удовлетворения потребностей в этом благе».

+++

С ограниченностью количества понятно, а вот с «полезностью»… Тёмный лес эта «полезность»! Если бы этот статус присваивали законом, после обсуждения в палате законодателей – было бы яснее. А так меру «полезности» вслепую определяют жизнь и капризы человека. Допустим, кто-то выпускает виниловые пластинки. А граммофонов и патефонов ещё не выпускают. Полезность виниловой пластинки без проигрывателя = нолю. Её только стрелкам метать вместо мишени!

Потом начали производить граммофоны, и виниловые пластинки обрели полезность. Тоже объективный факт. Потом вместо граммофонов стали выпускать mp3-плееры, и виниловые пластинки снова стали бесполезными.

Но какой-то чудак не хочет слушать цифровую музыку, а хочет слушать её с шипением виниловой пластинки. Ну, раз он хочет – то у виниловой пластинки опять появляется полезность. Именно для таких чудаков в ограниченном количестве сегодня выпускают и граммофоны «с иголочкой», и новые виниловые диски. То же самое касается бумажных книг. И вообще всего на свете!

Какой-нибудь минерал был никому не нужен, пока из него ничего не делали. Потом придумали что-то полезное с его участием – и он вдруг стал резко нужен. Но только до той черты, пока технологи не придумают, чем его заменить. И тогда он снова станет никому не нужным. Возьмите сахарный тростник: он хуже сахарной свеклы. Сахар у нас в основном делают из свеклы, но для поддержки Кубы закупали тростниковый. Потом перестали поддерживать – и сказали «Куба, возьми свой сахар»… Потом снова стали поддерживать… Так плантация сахарного тростника – полезна или нет? Это зависит от наличия или отсутствия сахарной свёклы, и т.п.

+++

Объективная ценность – нечто, физиологически необходимое или очевидно-полезное для выживания. Например, воздух и вода. Они, как ни парадоксально, вообще бесплатные. Воздух везде, вода в большинстве стран мира (есть исключения в мире жарких сухих пустынь).

К ним примыкает многолетний родительский, в первую очередь материнский труд по воспитанию нового поколения, который в большинстве случаев вообще не оплачивается, кое-где посажен на вспомогательные пособия от общества, но в целом затраты в нём всегда выше этих пособий, то есть с финансовой точки зрения он всюду убыточный, как ни крути.

Бесплатный воздух, бесплатная и жертвенная забота матери о ребёнке; при этом – огромная стоимость бесполезных алмазов или никчёмного металла, по имени золото, единственная ценность которого — в его редкости. Будь золото так же распространено, как свинец – стоило бы как свинец!

+++
Отрицая все существующие теории ценности и стоимости, я ввожу свою собственную: цена и стоимость формируются конфигурацией финансовых потоков, отражающей сложившуюся конфигурацию объективно-необходимых, силовых, гипно-магических, научно-рациональных, традиционных, нравственных, законодательных, культурных и иных факторов.

Стоимость как труда, так и продукта создаются не сами по себе, из окружающего материального мира, а человеческим решением.

Подлинная стоимость, конфигурационная, складывается из диалектики сплетения объективной и субъективной ценностей. Понятно, что совсем оторваться от объективной ценности ресурса человек не может – помрёт. Но никакая стоимость, нигде и никогда, не измеряется только объективной ценностью, даже самой неоспоримой. Самый необходимый из всех ресурсов – воздух, самый бесплатный. Самый необходимый из всех видов труда, сельский, в большинстве сообществ – самый низкооплачиваемый.

Сколько стоят труд или предмет – определяет не его объективная ценность для жизни, а конфигурация общественных отношений вокруг его объективной ценности. Очень часто (почти всегда) – пропуск к необходимому благу стоит гораздо дороже, чем само это благо. Хотя сам по себе пропуск – никому не нужен, полностью лишён внутренней ценности, он лишь произвол сильного. Но тот, кто выдаёт, распределяет пропуска к скоплению благ – зарабатывает несравнимо больше, чем тот, кто непосредственно благо обрабатывает или добывает.

Нужны ли деньги сами по себе? Что бы вы делали с деньгами, взятыми без товарного наполнения – как листочками бумаги или электронными циферками? Их нельзя скушать, из них не сшить одежды, не построить дома. Оторванные от власти – денежные знаки превращаются в забаву нумизматов, в игровые фишки. Но, будучи связанными с властью, как пропуск к ресурсной базе её территории, они являются совокупностью всех благ, расположенных на этой земле, над и под ней!

Нужны ли вам деньги внутри дома? Если вы – хозяин, то всё, что внутри дома, вы можете всегда взять бесплатно. А чтобы взять что-то вне дома, нужно выйти из дома. Так что внутри дома деньги хозяину совсем не нужны.

Отсюда и моя теория о том, что государство, которое нуждается в деньгах – неправильное государство, недогосударство. Если оно стало нуждаться в деньгах – собственных или валюте, значит, оно не обладает полнотой суверенитета[1].

Суверенному государству может не хватать чего-то природного, нерукотворного: нефти, руды, плодородных земель, воды, наконец. Но по определению не может не хватать суверенному государству его собственных условных значков распределения благ[2].

+++

Стоимость труда или предмета — не являются подобием метра или килограмма. Это не мера – а решение. В метре всегда 100 сантиметров, пока он остаётся самим собой, метром. Потому что он эталонированная мера, а не произвольное решение.

Ни в труде, ни в предмете, если взять их самими по себе – не содержится равного количества денег или благ, стоимости или ценности. Один и тот же труд может оплачиваться совершенно по-разному, и вопрос вовсе не в мере его объективной полезности или редкости его искусства. Две абсолютно идентичных квартиры, но в разных городах — кратно и многократно отличаются по цене.

Никто не купит намалёванный мной чёрный квадрат по цене, по которой коллекционеры готовы купить чёрный квадрат Малевича. Даже если я создам молекулярно-точную копию этого холста – самая предельная, молекулярная точность не уравняет двух холстов в глазах общества.

Невозможно человеку прожить без пищи – но ни в одной стране мира я не встречал ситуации, чтобы люди, производящие пищу, жили бы богаче банкиров, работающих с умозрительными условностями. Более того: в развитых странах, радеющих за науку, люди, производящие пищу, живут беднее профессоров астрономии. Почему? Потому что общество так расставило приоритеты. И кто мы такие, чтобы оспаривать его приоритеты, сложившиеся в жизни и жестокой борьбе?

+++

Поскольку стоимость – это конфигурация объективной (физиологической) ценности и субъективной оценки с явным преобладанием субъективизма, то никакая стоимость не возникает сама по себе. Убыточным может оказаться труд не только писателя или астронома, но даже и огородника.

Активный ввоз овощей из других стран, где климат и правительство к нивам щедрее – может привести к штрафованию огородников отрицательной доходностью их труда. Этот штраф подобен тому, который накладывается за антиобщественное поведение: сделал то, что не нужно, запрещается делать – и наказан рублём.

Если огородник затратил 1000 рублей на выращивание помидор, а их не купили (импортные оказались привлекательнее) – то он оштрафован своим обществом на 1000 рублей, не считая наказания в виде исправительных неоплачиваемых работ. То же самое может случиться с любым иным производством.

Вы поймите, что оно не убыточно, и не прибыльно само по себе. Оно в одной конфигурации экономических отношений прибыльно (в условиях покровительства местным производителям), в другой конфигурации может оказаться убыточным (свобода торговли), в третьей же конфигурации сойдётся по нулям.

Так что же создаёт стоимость помидора? Труд, затраченный на его выращивание? Или пищевая ценность его как овоща? Мы видим, что ни то, ни другое. Стоимость помидора создаёт конфигурация сложившихся отношений, отражённая в конфигурации финансовых потоков. Если для физики работой является любое движение, то в экономике «работа» — лишь движение, поощряемое деньгами. То, что общество платежами не поощряет – не является в экономическом смысле «работой», хотя с точки зрения физики – вполне себе работа (перемещение сил, тел, тяжестей и т.п.).

+++

Почему я называю «пострадавшим» современный российский рубль, вечно падающий? Почему я называю «пострадавшей» российскую нефть, цену которой, вопреки всякой логике, назначает не продавец, а покупатель?

Это ведь как если бы я пришёл в магазин с собственными ценниками и навязал бы их хозяину магазина: вот за сколько куплю твою морковь, и вот за сколько куплю твои пельмени…

Потому что вместо того, чтобы создавать собственную конфигурацию финансовых (обменных) потоков, руководство РФ (и тем более маленьких бантустанов пост-советизма) пытается встроиться в чужую конфигурацию, в игру по чужим правилам, которые не она устанавливает, и которые хозяин игры постоянно меняет, как ему выгодно!

Чужая конфигурация отношений = фига.

Ничего, кроме фиги, не получит тот, кто пытается залезть со своим бессилием и безволием под чужую волю и силу. Дела того, кто сам себя лишил права торговаться, настаивать на своём и продавливать собственное решение – всегда были и всегда будут плохи.

Одно дело, если вы (как при социализме) – получаете твёрдо гарантированную оплату за заранее оговоренный объём труда (поставок). И совсем другое, если вы нанялись батраком, бесправным пролетарием – делать то, что хозяин скажет, и получать то, что хозяин даст.

Даже если сегодня он добрый, вас не дёргает, и платит, не скупясь — завтра он непременно войдёт во вкус, и начнёт требования повышать, а оплату снижать. Под лозунгом – «вы и этого не заработали!». Но, скажу вам как старый человек, добрые хозяева – большая редкость.

Как в мире великой борьбы всех со всеми (т.е. при капитализме) может стать хозяином добрый человек? Разве что по случайности, в порядке исключения. Жизнь, понятное дело, сложнее правил, среди фабрикантов порой появляются Роберты Оуэны. Но вы поймите, что Оуэн среди фабрикантов – исключение, а не правило.

Против конфигурации финансовых потоков, создающих стоимость труда и предмета – бессильны все фокусы, которыми любят щеголять социал-либералы: инспекции по условиям труда, рыночная конкуренция[3], профсоюзы и т.п. Ибо можно взять, из того что есть, но нельзя взять из того, чего нет. Например, профсоюзы надавят на хозяина фабрики – а он возьмёт, и закроет дело. И откроет в Индонезии, где не такие прихотливые наёмники… Вот и кончилась вся хвалёная сила профсоюза… Там, где двое претендуют на одно место, всегда найдётся тот, кто согласен скинуть и цену и привередливость.

Согласившись на чужую оценку своего труда и имущества, вы обречены на несправедливость и угнетение, причём нарастающе-зверских форм. Ведь аппетит приходит во время еды: тот, кто берёт чужую нефть за свои доллары, хочет брать всё больше нефти, а давать всё меньше долларов. Тот, кто произвольно делит прибыль на зарплату и личный барыш – неизбежно будет завышать барыш и снижать тем самым долю зарплаты.

При неопределённости раздела благ и оплаты обменной продукции неизбежен рост фактора насилия, шантажа, мошенничества, явного и скрытого возвышения одних на подавлении других участников обменных процессов. Например, сегодняшний доллар США – это ноль в обмен на всё.

Сам по себе он не стоит ничего – но при этом всё на планете, имеющее ценность, объективную и субъективную, выдаётся в обмен на него. Поведение доллара в РФ или Армении – это поведение хозяина в доме, открывающего любой шкаф и любой ящик, берущий оттуда всё, что нужно если захочется без спроса, на правах владельца.

+++

Вы спрашиваете, откуда такой рост социопатий в мире, почему мир так безумен? Вот вам и причина: то, в чём нет ничего, меняется на всё, что есть ценного на свете. Может ли такая торговля воздухом существовать в мире рациональном, разумно устроенном? Она может существовать только в дурдоме! Сумасшедшему дали соринку – а он в ответ снял с пальца золотой перстень, выдрал из челюсти золотой зуб, вот каков обмен в этом мире-дурдоме!

Чтобы такой обмен всего на ничто обеспечивать – мало одной силы, необходимо безумие.

Много безумия в самой острой форме, когда неизбранные командуют избранными, битые возят небитых на загривке, когда бесполезные процветают, а полезные и необходимые – загибаются. В целом говоря – мир, сменивший рациональный анализ процессов на рыночное напёрсточничество, откровенное шулерство с тузами в обоих рукавах.

В этом мире обмена всего на ничего и обратно – нет места разуму с его оценивающими или прогностическими возможностями. Здесь люди не помнят прошлого и не представляют собственного будущего. Здесь людей, как зверей в цирке, учат непонятным им движениям с помощью кнута и сахара.

Медведь не знает, зачем он танцует и что с его танца получит дрессировщик. Медведь знает лишь свой узкий участок: будет танцевать, дадут сахарок, не будет – получит хлыстом.

Иначе говоря, цирковой зверь ничего не знает о цирковом мире, не понимает его, не видит его полной картины. Он «сидит» на самой примитивной, первой системе врождённых сигнальных рефлексов «сладко-больно». То же самое и люди в глобализме.

Если бы эти люди вспомнили, откуда пришли – то они пришли бы в ужас. Если бы они увидели, куда их ведут (и даже гонят) – они тоже пришли бы в ужас.

Но они не помнят и не видят. Они в шорах дрессуры «сладко-больно», работающей с низшими, самыми животными их инстинктами.

+++

А в основе всего – непонимание происхождения стоимости. Вот корень всех бед и всяческого социального безумия. Человек принимает высокие и низкие цены в готовом виде, как некую объективную реальность, он не принимает участия в решении, создающем стоимость.

Грабитель, ворующий картину Ван Гога, скорее всего, не является поклонником творчества этого художника, и совершенно не имеет желания вешать его дома на стену. Ему навязали в готовом виде высокую стоимость картины, понять которой он не может, да и не хочет, просто принимая, как данность. Он потому и ворует Ван Гога, что есть кому продать. А не было бы – не воровал бы…

Да и любой человек в современном мире – недопустимо мало задумывается над «сформированными свободным рынком» ценами: почему дорогое дорого, а дешёвое дёшево? Дороговизна кажется олуху даром небес, а дешевизна – стихийным бедствием. И это говорят о целиком человеческих, обменных отношениях, примазывая природные стихии туда, где они и близко не стояли!

Рыночные цены формируют не оракулы таинственного божества. Их формируют люди, и только люди – самые наглые, самые агрессивные, самые эгоистичные, самые властные и т.п. Именно такие настаивают на своей конфигурации отношений, и настаивают в режиме одержимости, бешено и свирепо. Те, кто послабее – принимают в «спущенном» виде. Даже с очень большой натяжкой рыночные отношения нельзя назвать «стихией», подобной ветрам или морским приливам! Вот уж где нет ничего от стихии – так это в отношениях людей между собой!

+++

Есть два пути: принять тот факт, что и рыночные цены, и конфигурацию обменных отношений (что на что менять) устанавливают чужие, и даже враждебные тебе люди. Или – понимая этот факт, решительно и твёрдо самому начать устанавливать и цены, и конфигурации обменов.

Первый путь, наиболее ярко выраженный в 90-е, это спуск в темное никуда. Это смерть в чистом виде: тебя используют как расходный материал для чужой жизни, а использовав – отправят туда, куда отправляют отработанную бумагу и сорванную с покупки обёртку.

Второй путь, забрезживший в некотором малопонятном и смутном «упрямстве» Кремля после 2000 года – очень конфликтный. Когда ты требуешь, словами песни говоря:

…А я хочу, чтоб все на свете
Узнали, что я тоже есть…

— это никому не нравится. Люди так устроены, что все свои проблемы, трудности, мусор, грязь, всё нежеланное и неприятное охотно переваливают на других. А все свои возможности, перспективы, всё желанное и приятное – стремятся монополизировать, застолбить только за собой.

И когда народ подчиняется чужой воле, то все им довольны. А когда отстаивает свою – все недовольны им, все подозревают, что он заберёт себе что-то, на что они сами пасть раскрыли…

+++

Из проклятия 90-х, куда завела нас жажда «вечного мира» (купленного полной покорностью врагу) – мы выбираемся очень худо и медленно. Если вообще выбираемся, а не просто корчимся в агонии…

Самая фундаментальная основа суверенного бытия – это самооценка нацией экономических стоимостей, собственное решение о дорогом и дешёвом, которое не оглядывается на заокеанские решения на этот счёт. Стоимость нельзя получить от слепого и безмозглого идолища «свободного» (от правил и справедливости) рынка: стоимость создают люди.

А если они её сами не создают по своей воле – то оказываются дешёвками, презренными париями, обслугой чужого благополучия, и всё, что они делают – с помощью посторонней оценки становится дешёвым. Нефть ли они добывают – эта нефть дешевеет. Деньги ли собственные напечатали – деньги эти дешевеют. И труд, и продукт, в стране, оцениваемой не собой, а долларом – оцениваются не как выгодно стране, а как выгодно печатникам доллара.

Это не наши, а их мнение и симпатии отражены в оплате труда (сырьевикам побольше, учёных выморить). И в дурацком биржевом курсе рубля, на 70% ниже его реальной покупательной способности. И во всей структуре долларовых инвестиций, вкладывающихся во вредное и грязное, лишь в том, что дома делать совесть или закон не позволяют…

Получается, что они строят нашу жизнь, как им хочется: естественно, раз строят они- то они строят, как удобно им, а не как удобно нам.

А поскольку аппетит приходит во время еды – им всё время кажется, что они нам слишком уж много оставили, слишком нас избаловали. Мол, вполне можно откусить от средств к существованию этих людей отщипнуть ещё кусочек…

Субъективное представление о справедливости – штука очень опасная. Когда сам решаешь единолично, что справедливо – всё больше и больше кажется, что один ты всего достоин, прочие же – ничем не полезны…

+++

Из любой ситуации два выхода. И у России, и у её малых союзников, вроде моей Армении – тоже два.

Либо брать свои ресурсы в свои руки, выдавливая доллар и их правила товарооборота. Устанавливая свои.

Либо – умереть, угаснуть, рассыпаться в неизбежную труху нарастающей недостаточности, накапливаемых годами нехваток, среди нарастающих конфискаций, урезаний и ужесточающейся «экономии».

Кто видит третий путь – скажите. Я не вижу. О «свободном рынке» скажу лишь то, что чем шире раскрыта дверь в богатую квартиру, тем быстрее и охотнее из неё вынесут всё ценное, превратив в бомжатник. Поверьте, найдётся кому выносить – была бы лишь дверь открыта и сигнализация отключена…