В погоне за удовольствиями…

Сейчас очень много говорят о необходимости освободиться от нефтяной зависимости, причём не только в России, где у таких разговоров седая борода, но и в мире. И не только от нефтяной – говорят – но и вообще от сырьевой. Например, самим делать мебель, вместо того, чтобы гнать на экспорт лес-кругляк. Суть освобождения от «сырьевой зависимости» — в том, чтобы поднять уровень переделов, сменить торговлю сырьём обработкой сырья. Но эти разговоры обречены оставаться только разговорами, пока они ведутся в рыночной экономике, заквашенной на свободе личности. Вся мировая практика показывает, что обработчик намертво зависим от сырьевика, труд от власти, а производство от территории.

Сегодня любое обрабатывающее производство – это заложник в цепях, на коленях и с кляпом во рту. Яркий пример тому – «страна-фабрика» Германия, моментально свёрнутое в 1991 году «японское экономическое чудо» и любые перерабатывающие отрасли. Почему так получается?

Понимаете, сырьём можно торговать без труда.

А вот трудом без сырья – нет.

Сырьё у вас купят прямо в земле, и сами же извлекут, и деньги вам заплатят – хоть вы и палец о палец не ударите.

Но трудиться без материальной и правовой основы – невозможно.

Засуньте самого дорогого программиста в зиндан к ваххабитам – и через три дня жажды он за стакан воды будет им делать компьютерные программы любой сложности. Потому что ему очень хочется материального ресурса, по имени «вода» — а ресурс этот в чужих руках. И все его мега-способности ничего не стоят – пока он в зиндане.

А сегодня у тех, кто печатает доллары США (и через то распределяет все ресурсные потоки планеты) – все производители в зиндане. Хотят – дадут им дышать, не хотят – отключат от воздуха. Уж на что удивительной была японская миниатюрная электроника, помню по детству, мы держали её в руках, как чудо… И где теперь японская электроника? Где эти миниатюрные чудеса, поражавшие наше детское воображение? Пал СССР – и Япония-витрина стала не нужна. И её «отключили»…

И ничего японские виртуозы электроники этому противопоставить не смогли.

+++

Создать приоритет глубокой переработки сырья над сырьевыми отраслями можно только искусственно, законом и политической волей. Естественно-рыночным путём это не получится, потому что вы предлагаете господствующим на рынке сырьевикам добровольно отказаться от свободы личности, и склонить головы перед их вчерашними заложниками. Кому же такое понравится?

Торжество частной собственности повсюду связано с деиндустриализацией и сворачиванием прогресса, потому что вырождение энергичных богачей в паразитов ренты соответствует общемировым законам накопления энтропии.

В марксизме феодализм считался недоразвитым капитализмом, а я вам скажу наоборот: капитализм есть недоразвитый феодализм. Когда капитализм достигнет того, к чему он естественным образом стремится – он ляжет в латифундии, и уснёт там беспробудным сном.

Это отражение зоологического инстинкта «экономности действий», согласно которому лично-сытое животное становится малоподвижным и сонным, спит, пока не оголодает. Вечная сытость у животных была бы равна их вечной сонливости…

Капиталист «крутится» не потому, что очень сильно хочет «крутиться», а потому, что у него иначе не получается сохранить богатство в условиях его особого, накалённого, переполнившегося идеями развитого абстрактного разума, фабричного мира.

И мечта капиталиста не в том, чтобы крутиться ещё быстрее, а в том, чтобы прекратить эти гонки, обрести такую власть, которая позволила бы в итоге ничего не делать.

Если социальный идеал цивилизации в том, чтобы создавать всё более мощные, и одновременно всё более тонкие технические устройства, то социальный идеал оголтелого капитализма – «выйти на пенсию с рождения». Человек работает не в качестве священной миссии, свойственной религиозным фанатикам, а для того, чтобы в итоге не работать. Итоговым бездельем, возможностью чистого паразитирования на обществе – собственно, и оценивается труд при капитализме. Чем раньше человек вышел на «пассивный доход», освободил себя от всех обязанностей – тем он считается умнее, деловитее и образцовее.

Для религиозных фанатиков творческий, изобретательский труд является формой молитвы (что типологически роднит пуритан и коммунистов), а внедрение новой техники выступает как высшая форма религиозного экстаза, «комфорта» в его изначальном, протестантском смысле[1].

Торжество Разума – есть приближение к Богу, «обожение» — главная цель жизни верующего, и весь рационализм возник именно отсюда, вытеснив «сакральность» бредней обожравшихся мухоморами шаманов и обкуренных пифий оракула. «Работать – значит, молиться» — говорит представитель протестантской трудовой этики, и коммунист в этом пункте (в отличие от многих других пунктов) с ним полностью согласен.

Для светского капиталиста и его секуляризированного «высшего общества» труд есть удел неудачников, проклятие отверженных. Религия (включая коммунизм) разрывала фанатическим накалом связь человека с животным инстинктом экономности действий (ленью, проще говоря). Атеизм восстанавливает эту связь. Сыт? Ляг и спи! Двигаться тяжело, двигаться больно, двигаться опасно. Бегают и прыгают только голодные, это не их вина, это их беда.

В условиях свободы личности личность, формально, может выбрать что угодно. Но – учитывая энтропию – выбирает, чаще всего, снижение активности. Не так, чтобы сразу лечь и не вставать, но постепенно: раз у меня свобода, то я буду активен всё менее регулярно, всё более эпизодично.

Для того, чтобы личность саму себя пинками поднимала с дивана – её нужно раскалить в том или ином фанатизме. А это – дело сложное, таинственное, и не про сегодня. Сами же видите…

+++

Какое отношение всё это имеет к сырьевикам? Самое прямое! В торговле сырьём «капитаны» имеют максимальную прибыль при минимальных требованиях к профпригодности. Нефть качать или лес пилить – тяжело только рабочим. А тому, кто сидит над ними – легче лёгкого. Будь он директором авиационного завода – поверьте, он бы так не блаженствовал!

Свобода личности стремится к досугу.

И – подальше от труда.

Когда человек захватил власть, а «фанатизьму нет» — он начинает искать форму максимальных удобств при минимальном напряжении. А эта форма и есть сырьевая торговля!

Цивилизация столкнулась с очень опасными уравнениями угасания энтузиазма и умственной деятельности.

Некогда пробуждённых фанатизмом.

И глохнущих без него.

Уравнения это такие:

Естественное, готовое благо = досугу.

Искусственное, рукотворное благо = труду.

Досуг = свободе личности.

Труд = несвободе.

Нельзя освободиться от нефтяной зависимости с помощью ветряков и примитивных ГЭС. Освобождение от «сырьевой привязи» — атомная энергетика, может быть, ещё энергия океанских приливов и отливов.

Беда вся в том, что и атомная энергетика, и энергетика океанских приливов, и им подобные мега-технологии – категорически несовместимы с частной собственностью. Ну просто от слова «никак»! Кто такой Бен Ладен? Миллиардер, то есть частный собственник, инвестор. А ну как он купил бы АЭС с её атомными технологиями?!

Трудно себе представить гигантские ЛЭП, идущие от приливных станций с берега через тысячи километров вглубь континента, всю эту мегалитику – и в частных руках. Это уже совершенно иной уровень человеческой общности и кооперации, система, в которой недопустим, смертельно опасен произвол, являющийся сутью неограниченного частного владения.

Обобществление собственности было роковым образом предопределено разделением труда. Как только возникло разделение труда, то есть человек перестал производить продукт в одиночку – стало ясно, что он не должен в одиночку владеть коллективно произведённым продуктом. Если делает множество – то и владеет сделанным множество.

Из натурального хозяйства, традиционной экономики через разделение труда можно выйти только в социализм, или в ад. Третьего выхода оттуда нет – потому что в режиме разделения труда труд перестаёт сам себя вознаграждать. Как только человек перестал кушать то, что сам же и вырастил, он вступает в пространство зависимости от сбыта, в котором недопустим произвол распределительных систем.

Иначе все его трудовые действия рискуют стать и ненужными, и бесполезными, вырождаются в нищенское заискивание перед шантажистом, который за любой объём труда платит сколько хочет, и если захочет. И не имеет никаких объективных, доказуемых систем оценки трудового вклада в производство коллективного по своей природе продукта.

+++

Любая объективная шкала измерения – не только труда, но и, например, сыпучих продуктов, да и вообще чего угодно – через свою объективность (независимость от личного мнения) исключает из себя свободу личности.

Если вы должны отсыпать кило гречки или отлить литр керосина, то исправный прибор измерения не даст вам предоставить больше или меньше.

Иное дело, если у вас право отсыпать или отлить «сколько хочу». Тут действительно наблюдается прямая и очевидная свобода личности: могу кило, могу два, а могу и ничего – в зависимости от своих личных симпатий, личного мнения.

Это отчасти работало[2], пока распределитель сам целиком создавал то, что распределяет. Но когда распределитель произвольно раздаёт продукт, созданный трудом тысяч производителей, причём распределяет его между этими же самыми производителями — это уже не работает, через распределительный произвол создаёт социальный «ад каннибалов».

Люди потому так любят спорт, что бегун или борец достигает победы на ристалище по объективной системе. Никто не пришёл бы смотреть состязания, на которых один бегун на мотоцикле, а другой закован в кандалы. На что там смотреть – если победа предопределена? Спорт подчёркивает равенство возможностей – только это и порождает азарт болельщиков.

Говорить о равенстве возможностей земельного латифундиста и безземельных батраков – мягко говоря, смешно. Никакой объективной оценки вклада в общее дело рынок не имеет, он весь выстроен на свободе воли верховных распределителей-узурпаторов.

То есть нельзя любому прийти на гарантированное рабочее место и, выполнив там трудовую норму, получить за неё установленное законом вознаграждение. Ничего нет: ни места, ни нормы, ни стандарта вознаграждения! Тебя возьмут, если захотят, будешь делать, сколько захотят, и заплатят тебе, сколько захотят. Субъективная воля работодателя, тесно связанная с шантажом (да и террором!) – единственная «шкала» измерения вклада.

Казалось бы: безобразие, произвол! Тогда почему за это так держатся? Да потому что удаляя произвол разными объективными шкалами оценки, килограммами и амперами, мы удаляем и свободу личности. А личность не хочет терять своей свободы. Она не хочет, чтобы её поступки диктовались бездушным измерительным прибором, а не с её личной волей.

В битве за свободу личности человек отстаивает неограниченную частную собственность. А такая частная собственность – есть власть, а не подчинение, господство, а не закон. Всякий институт цивилизации частная собственность из обязанности превращает в добровольность, в чём и проявляется свобода личности.

Купец Третьяков может выставлять купленные им картины в галерее, может даже подарить свою галерею народу. Но это лишь его личная воля, а не закон. Третьяков, если бы ему пришла в голову такая фантазия, как частный собственник, мог бы купленными картинами свой камин топить! И был бы, с точки зрения буржуазного закона – в своём праве. Люди, которые смотрели замечательный фильм «Парк Юрского периода» — наверняка обратили внимание на подчёркнуто-трагическую зависимость учёных от капризов богатых спонсоров в каждой серии.

Копать или не копать кости динозавров – не закон и не плановое хозяйство. Богатый дурак хочет – копает, а не хочет – сворачивает раскоп. Как в данном случае «свободу личности» совместить с рациональной наукой?

Система супер-производства, рождаемая высокими технологиями – формирует почти бесконечную цепочку смежников, каждый из которых должен вовремя сделать свою часть дела. И если заартачится, начнёт дурака валять хоть один из тысячи – то парализует всю цепочку! Потому что смежники ведь зависимы друг от друга, следовательно, в своём «кондоминиуме» они не могут быть частными собственниками (прибыль-ренту получать могут, но это другое, это не власть, а установленная выплата, родственная пенсионной).

+++

Человечество, в теории, может освободить себя от власти Земли, осуществляя переход из биосферы в ноосферу. По итогам этого перехода человек из паразита земной поверхности превратился бы в Созидателя геологического, а потом и космического масштаба, творца миров.

Заманчиво?

Но есть же ещё и природа, анатомия паразита, сформированные под паразита.

Таков, например, комплекс животных инстинктов нашего подсознания. Всем же понятно, что он формировался не под умозрительного «конструктора галактик», а под паразита солнечной активности. И рассчитан его аппарат, если говорить языком технологическим, не под Творца, а под паразита!

Конфликт разума с подсознанием, отражающий конфликт религии с животностью, конфликт рационального мышления с кричаще-иррациональными «пьяными» выходками исходного естества – заметен во всей человеческой истории.

Но мало того! С ускорением прогресса этот конфликт обостряется, все формы перемирия между рациональным мышлением и иррациональными вожделениями подсознания рушатся, битва становится кровавой и бескомпромиссной.

На каждый успех прогресса животные инстинкты отвечают яростью, ненавистью, отторжением тканей, и усложняет дело то, что инстинкты бессловесны. Они только рычат и мычат, а внятно объяснить, чего они добиваются – не могут. Рациональный язык сверх междометий – не их стихия. Они старше слова, и не понимают слов.

+++

Задним умом мы все крепки. Сегодня, на руинах цивилизации – я, кажется, начинаю понимать, что случилось с советским человеком в 70-80-е годы (да и раньше). Темпы прогресса к 1970-му году достигли космических скоростей. Если раньше десятки поколений жили с одними и теми же техническими приспособлениями, успевая к ним привыкнуть, то в ХХ-м веке одно поколение несколько раз меняло технические приспособления, не успевая к ним психологически привыкнуть.

Человеку на таких скоростях стало очень плохо. А почему плохо – он ни понять, ни объяснить не мог, потому что точили его изнутри бессловесные, животные инстинкты!

Пытаясь как-то объяснить своё духовное недомогание, человек начинал нести какую-то ахинею про «свободу, демократию», всю ту тухлятину перестроечных лозунгов, которую мы и доселе слышим от умственно-неразвитых сограждан.

А хотелось-то человеку вовсе не «неба в алмазах», не «кристальной чистоты», как он всем врал, включая самого себя! Ему хотелось свинства, упасть с разбегу мордой в грязь, и «ощутить паскудство, как блаженство».

По поводу своих мотивов человек позднего СССР обманывал не только других, но и самого себя.

Его на космических скоростях преобразования быта пучило инстинктами, его мучила «аллергия на прогресс», которая тем острее, чем выше скорость прогрессивных перемен. И в итоге человека вытошнило зелёной вонючей рвотой предельного первобытного скотства, когда в 90-е зверь в человеке с наслаждением покончил со всеми нормами, всеми правилами, объявил единственной моралью вседозволенность, а единственной формой ума – агрессивность, нахрап.

Вся болтовня гуманистов о добре и правде вывернулась такими жуткими формами жестокости и лживости, что жёстче и не придумаешь. Дорвались – и давай упоённо топтать всё лучшее в человеке, накопленное за несколько тысячелетий цивилизации!

+++

Человек – не только Зверь, и это, может быть, одно из многих доказательств бытия Божия. Человек содержит в себе замаранный и расколотый, но всё же образ Божий.

В итоге человек тяготится не только попранием звериных инстинктов, но и их торжеством.

Не всегда и не всякий – но тяготится.

В первые годы 90-х мы видели только остервенелую животную ненависть к цивилизации, к её наследию. Его не только разворовывали с фанатизмом сектантов сатанинской секты, но и уничтожали зачастую без всякой личной выгоды, только ради удовольствия.

Год от года пиршество Зверя тяготило всё большее и большее количество трезвеющих людей.

Оказалось, что животность в чистом виде человеку так же чужда, как и чрезмерный механицизм советской цивилизации. Нас тяготит быть роботами, но и зверями нас тоже тяготит быть.

Мы всё больше хотим вернуться к роли Творцов и Созидателей…

+++

Но для такого перехода необходимо развивать Разум, а наука – тоталитарна. Наука не понимает, что такое свобода, имея один верный ответ, оптимальное решение – и множество неверных, нелепых.

Необходимость развития Разума – с которой, формально, вроде бы, никто не спорит – вступает в непреодолимый конфликт с либерально-рыночными свободами. Если носиться с человеческими желаниями, как с писаной торбой – то нет места нуждам, необходимостям. Желание ведь иррационально: мне не хочется идти на работу (или в школу) – вовсе не ради блага и перспективы всего человечества, а просто не хочется, и всё.

Деньги плохи тем, что совершенно иррациональны. Этим они и хороши (диалектика!). Если я претендую на диплом, то сдаю экзамен (раньше, до либералов, так было). А если я претендую совершить покупку – то ведь никто меня экзаменовать не будет! Продавцу нужны мои деньги – больше ему ничего моего не нужно. Человечество так любит деньги (и, например, сословия, наследование) – именно потому, что их не требуется ничем личным подтверждать.

Когда говорят, что деньги и свобода неразрывно связаны (а рыночники любят об этом поговорить) – то, конечно, да! Деньги и свобода неразрывно связаны своей иррациональностью, животностью, зоологической естественностью. В дикой природе самцы не всегда дерутся: чаще драки они меряются размерами тела, длинной рогов, красотой гребня, эти символы и выступают в дикой природе аналогом денег.

Свобода, как возможность делать, чего хочешь, что вздумается, что взбредёт в голову – безусловно, приятна. Ей противостоит нудный институт цивилизации: чувство долга, ответственность, осознанная необходимость нужного действия.

Труд тем и отличается от досуга, что не спрашивает тебя: хочешь ты его или не хочешь. Он лишён той деликатности досуга, любая из форм которого себя не навязывает. Крестьянин, сорвавший посевную, умрёт от голода, но при этом вечерами он может играть в домино, а может и не играть. Может идти на вечеринку, а может и не идти. Его досуговая свобода не угрожает ему смертью, не шантажирует его – как труд.

+++

Мир искусственных вещей попирает естество в человеке. И чем сложнее искусство – тем глубже его конфликт с естеством. При попытках потрафить естеству (таких как либерализация, приватизация) – неизбежно происходит примитивизация и самого человека, и той среды, в которой он живёт.

Человек перестаёт служить – и начинает «оттягиваться», наслаждаться, внутренне погружается в своё первобытное состояние. В мир желаний животного – тёмный, смутный, неопределённый, переменчивый, и коротко-думный.

Может ли такое «опрощение» человека не сказываться на окружающей его среде? Конечно же, нет! Как только машину перестали обслуживать – машина начала разваливаться.

Сам накопительный принцип цивилизации – арифметически связан с необходимостью отдавать больше, чем берёшь. Иначе невозможно ни накопление благ, ни накопление знаний. Человек, ориентированный на потребительство, свернёт в ничто и всё, что было до его потребления, и всё то, что должно было быть (по плану) после него.

По сути, чаще всего в человеческой жизни приходится выбирать «из двух зол меньшее». И отказ от такого выбора приводит к торжеству самой худшей формы зла.

Рациональность – не червонец, чтобы всем нравиться.

В рациональности есть очень много холодного, расчётного и механического, что пугает и мучает живое существо, особенно ту его часть, которая управляется слепыми инстинктами биоса.

Но это «меньшее зло» по сравнению с тем, что делает с человеком торжествующая звериная иррациональность, когда вооружённая ядерной ракетой обезьяна гоняется за своими «банановыми» инстинктами, не удосуживаясь думать, планировать, заглядывать в будущее, осознать причинно-следственные связи.

Хотите расскажу в двух словах, чем отличается инстинкт от Разума?

Инстинкт видит в сыре только сыр. А Разум в состоянии рассчитать причинно-следственные связи между сыром и механизмом мышеловки. Никто не спорит, что сыр вкусен. Но Разум понимает, что не всякий сыр можно дёргать, потому что понимает механику. А у инстинкта связи в голове простые: видишь сыр – дёргай себе.

Поэтому и можно поймать мышь в мышеловку. И много раз. Мышь, даже если в первый раз выжила – не анализирует причинно-следственных связей.

Как, собственно, и энтузиасты майданов, для которых сыр – просто сыр, и ничего больше.

Не всё приятное полезно.

Не всё полезное приятно.

Но, чтобы это понимать – нужно обладать Разумом, именно через это разделение некогда и выведшим человека из животного мира…

———————————————————————————-

[1] Тут важно отметить, что представители англоязычных сект «комфортом» вначале называли вовсе не бытовые удобства, как мы сейчас, а особое состояние удовлетворённости, благодати по итогам молитвы-медитации, радения.

[2] На самом деле, по большому счёту, это НИКОГДА НЕ РАБОТАЛО, потому что даже целиком и полностью одними руками выращенная кукуруза – всё же ставит вопрос: а откуда земля, на которой фермер её выращивал. Почему и кто эту землю предоставил ему, и сколько он должен тем, кому землю, в отличие от него, не предоставили? Американский фермер кажется самому себе праведником, но ведь всё, что он своим трудом выращивает – выращено на костях индейцев, и т.п.