ПОДЛИННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Сможет ли Буратино сбежать из театра Карабаса-Барабаса.

«Весь мир — театр.
В нём женщины, мужчины — все актёры».

Это из комедии Вильяма Шекспира «Как вам это понравится». Но Шекспир был не оригинален.

Платон: «… представим себе, что мы, живые существа, – это чудесные куклы богов, сделанные ими либо для забавы, либо с какой-то серьезной целью, ведь это нам неизвестно; но мы знаем, что внутренние наши состояния, о которых мы говорили, точно шнурки или нити, тянут и влекут нас каждое в свою сторону».

Т.е. мы – марионетки. Мне всегда казалось, что «Приключения Буратино» — многозначительная история, имеющая скрытый, гностический смысл.

Можно разобрать человека на эти цепочки обусловленностей, на нити, что протянуты к марионетке – физиологические, психические, социальные, культурные. И тогда возникает вопрос – а где, собственно, свобода? Как вообще возникла идея свободы, откуда она, если человек тотально связан и несвободен? Где ядро, что порождает даже не мысль, а ощущение свободы, которое и делает несвободу – горше всего на свете.

Есть распространенное представление о двоичной природе человека, состоящей из тела и души. Но существует и более глубокое – о троичности человека, подразумевающее не только тело и душу, но и дух. Это прекрасно соотносится с тремя гунами индуизма. Слово гуна в переводе с санскрита значит «качество». Также одним из значений этого слова является «веревка», что нам сразу напоминает о платоновской картине мира, как театра марионеток, приводимом в движение  шнурками или нитями. Гуна тамас – соответствует телесному, она порождает инерцию и невежество. Гуна раджас – соответствует душевному, психическому, страстному, витальному. И саттва – гуна духа. Две гуны – полностью обусловлены. И только одна связана с освобождением. Именно дух – и есть ядро свободы, он вне контекстов и ограничений.

И становится ясным, что всякая подлинная стратегия свободы не может не быть духовной прежде всего. И, с другой стороны, понятно, что всякая стратегия несвободы, пленения всегда будет направлена на отсечение человека от Духа, с акцентом на телесность и страстность.

Процесс подобного отсечения ярко описан в «Ангеле Западного окна» Майринка, на страницах которого является темный персонаж – Исаис Черная:

«— Что же ты хочешь от меня, Исаис?! — вскричал я.

И голая  женщина  спокойно  ответила,  приглушая свой  голос  ласковой,

проникновенной интонацией:

— Вычеркнуть твое имя из книги жизни, дружок».

И тут надо понять саму «несвободу», «пленение» в глубоком смысле. Ад – место вечного пленения души, разорвавшей связь с Духом. Помните, такие листы с липкой поверхностью для ловли мух? Такое печальное зрелище: некоторые насекомые уже застыли, а другие еще пытаются шевелить лапками и крылышками, все больше погружаясь в клей. А ведь именно это клейкая масса приманила их, показавшись очень притягательной.

Есть потрясающая, прекрасная история о Рамакришне, индийском гуру, реформаторе индуизма, мистике и проповеднике. Когда я с ней познакомился, она произвела на меня сильное впечатление.

«Рассказывают, что Рамакришна был привязан к пище, просто одержим. В течение всего дня он думал о пище… Он мог говорить со своим учеником, но всегда, когда была возможность, он шел на кухню и спрашивал жену: «Что новенького? Что ты сегодня приготовила?» Даже его жена чувствовала себя смущенной много раз и говорила: «Парамаханса Дэва, тебе это не годится». А он смеялся.

Однажды его жена сказала: «Даже твои ученики смеются над этим и говорят: «Что за Освобожденный, наш Парамаханса?» Он был настолько привязан к пище, что когда Шарада, его жена, приносила пищу, он немедленно вставал посмотреть в блюдо, чтобы увидеть, что она принесла. Он мог забыть обо всем, о Веданте, о Брахме, и иногда это всех очень смущало, ведь там были люди, которые не могли себе представить этого…

Вот однажды его жена стала настаивать: «Зачем ты это делаешь? Должна быть какая-то причина».

Рамакришна сказал: «В тот день, когда я это не сделаю, отсчитай еще три дня, и знай, что тогда я умру. В тот день, когда я остановлюсь, это будет знак, что я буду здесь еще только три дня».

Его жена засмеялась, ученики смеялись. Они говорили: «Это бессмыслица!» Они не могли уловить смысла.

Но все именно так и произошло. Однажды его жена вошла с пищей, а он лежал на своей постели, отдыхая. Он отвернулся — обычно он вскакивал, чтобы посмотреть. А его жена помнила, что он сказал, что проживет три дня с того момента, когда покажет свое безразличие к пище. Она не смогла удержать блюдо, блюдо выпало из рук, и она заплакала. Рамакришна сказал: «Но ведь вы же хотели, чтобы было так. Теперь не тревожьтесь об этом. Я буду здесь еще три дня». И на третий день он умер. Перед смертью он сказал: «Я был привязан к пище, как к части чего-то несовершенного во мне. Так, чтобы я мог быть здесь и служить вам».

Освобожденный, необусловленный человек оказывается вне земного притяжения. Он уже не борется со страстями, он вынужден намеренно культивировать страсть, чтобы как-то еще продержаться здесь, зацепиться за что-то…

Коммунизм – это преодоление отчуждения. Но как совершить этот невероятный прыжок из царства необходимости в царство свободы? Кто его совершит? Пролетариат? А почему? Потому, что пролетариат – униженный, эксплуатируемый, недовольный? Ну, хорошо, а что произойдет, если пролетариат удовлетворить, насытить? Во что он превращается? Мы пережили этот опыт в СССР, наглядно наблюдали: сытый пролетарий превращается в мещанина и начинает тянуться к потребительской страсти капитализма. Сытый пролетарий не устремлен в коммунизм. Просто недовольство не может стать энергией, способной перебросить нас в другое состояние. Двигатель глохнет, ракета падает. Потому, что это задача духовная, а не просто социальная. Подлинно коммунистическая революция может быть только революцией Духа.