Фабрика деградации и её жертвы

Вторичные дегроды, ставшие из людей обратно приматами, помогают исследователю лучше понимать таинственный и очень давний процесс выделения человека из животного мира. Исследование людей, потерявших человеческое содержание, помогает нам более детально выделить это содержание из общего органического строения человеческого существа (содержащего в себе много чего дочеловеческого ). Бандеровский украинизм наших дней поставил вопрос ребром: если все возможности умственной деятельности и все потребности личности у человека уравниваются с животным – то что собственно-человеческого в нём остаётся? Изучая человека, деградировавшего до зверя, мы сможем лучше понять природу собственно-человека, ключевые отличия, отделяющие нас от зоологической первобытности.

Чтобы заниматься не политической руганью, а лишь констатацией фактов в мире социопатологии, отметим, что здоровое человеческое общество обладает способностью к развитию и одновременной (взаимосвязанной) способностью беречь достижения прошлого, наследие предыдущих поколений.

Либерализм в целом, а нынешний украинизм – в крайне агрессивной (с элементами садизма) форме явил нам противоположные симптомы: неразвитие и несохранение. Общество дегродов не движется вперёд, опережая достижения, скажем, 1980 года. Хуже того, оно элементарно воспроизвести своё состояние 1980 года уже не в силах.

Значительная часть населения попросту вымерла, другая часть — погружена в архаические эпохи, близкие к первобытности.

То, что в нормальном обществе является прошлым, пройденным этапом – в обществе дегенератов вполне предсказуемо занимает место будущего, кажется и воспринимается как нечто недостижимо-идеальное.

В особо острой форме политическая деструктивная секта украинства воспроизводит то, что в менее явной форме разлито по всему либерализму: в них нет не только развития, как явления, но даже и самого понятия о развитии, о его природе и цели. Нет измерительного инструмента для оценки развития или деградации общества. Это как если бы мы лишились не только весового продукта, но и весов, на которых можно хотя бы теоретически взвесить продукт – если он вдруг появится.

Либеральному обществу вообще некуда развиваться и незачем. Во-первых, оно считает себя пределом совершенства, идеалом, в котором что-то менять – только портить. Оно совершенно серьёзно настаивает на «конце истории» с его приходом, и уже не первый век[1].

Во-вторых (это даже важнее) – либерализм связан не с восхождением, не с обожением[2]человека, как любая прогрессивная идеология, а с потаканием и поблажками тому человеку, который есть. Именно тому, который есть в текущем режиме – отвергая идею преображения человека и рода человеческого.

И либерализм потакает всем слабостям и порокам этого человека, настаивая как на высшей ценности – на тождестве «человека вообще» с самим собой в текущем состоянии.

Когда такое считается высшей ценностью, то мы получаем высшую, накалённую стадию идеи неразвития.

То есть развитие отвергается принципиально, потому что «нажимать» на человека нельзя, следует потакать любым его придурям и кривляниям. Недоразвитое состояние ума объявляется «священным гражданским правом» человека: если человек хочет быть недоразвитым, никто не смеет ему в этом мешать, применяя (как в любой школе) моральное, а порой и физическое насилие для принуждения к развитию.

Так любая инфантильность из сырья для производства человеческой личности превращается в законченную и неприкосновенную личность. Идиота не лечат, а наоборот, хвалят за его идиотизм (тем более, что властям это очень выгодно: легче манипулировать, меньше «неудобных» вопросов о неравенстве, и т.п.). Дебильность начинают поощрять и пропагандировать (всё современное телевидение – один большой рекламный ролик о счастье быть дебилами).

Под воздействие внутренней духовной энтропии[3] и внешней стимуляции дебилизма всеми средствами рекламы и пропаганды человек попадает в ловушку неразвития. Он не развивается, потому что не хочет этого, а не хочет он этого – потому что привык не развиваться. Так формируется замкнутый круг, в пределе порождающий окончательно-патологические формы нынешнего политического украинства, полной эрозии человеческих начал в человеке.

Неразвитие тесно, жёстко связано с несохранением. Недоразвитый человек, в котором не преодолевают, а стимулируют недоразвитость, не может уже сохранить достижений прошлого.

Следуют, одна за другой, цивилизационные утраты, массовое «опрощенчество».

Мало того, что социальный дегенерат неспособен к новым открытиям, он и старые открытия предыдущих поколений удержать в памяти не в силах. Почему, собственно, и называется дегенератом[4].

Внешне эти психические процессы выражаются в деградации сфер науки, образования, культурной сферы жизни общества.

Нужно пройти долгий путь от человека разумного до слепой слизи, чтобы искренне принять или сочинить то, о чём пишут современные украинские учебники (о древних украх, прародителях человечества, выкопавших Чёрное море и др).

+++

Жестокий эксперимент, который без нашей воли поставила природа и история на огромной территории, превратил всю Украину в огромный лабораторный стол для социопатологов.

Сегодня именно европейничающий украинизм воплощает в себе крайние формы умственной и нравственной деградации человеческой личности, крайнюю, отягощённую особым патогенезом разновидность либеральной деградации личности.

Потому и необходимо его изучать социопатологу: отталкиваясь от крайних проявления социальной деструкции, мы можем лучше понять феномен человека, общества, всех тех факторов, которые делают человека человеком. Доказывая, как в геометрии – «от противного».

Философ, который первым ввёл термин «цивилизация» в научный оборот, Адам Фергюсон, подразумевал цивилизацией уровень развития человека, связанный с существованием общественных страт, а также городов, письменности и аналогичных явлений отделённой от животности человеческой культуры. Либеральная деградация личности движется от цивилизации обратно в дикость, тесно связана:

— С деструкцией социальных страт (превращение всех классов, профессий и групп в единый бесформенный и безликий деклассированный сброд).

— С деурбанизацией, разрушением города, архаизмом худших форм хуторянства и того, что Маркс называл «идиотизмом сельской жизни», деиндустриализацией, превращением созидателя и производителя обратно в охотника и собирателя.

— С разрушением письменности и культуры чтения, а также всех развитых форм человеческой культуры, доходящая до скотства примитивизация досуга новых охотников и собирателей, бродяг и дичи каменных джунглей. С утратой, в перспективе, членораздельной речи и прямохождения.

— Со стиранием всякого отличия потребности и мотивации поведения у дегрода от потребностей и мотиваций животного. Когда «все поступки и мотивации становятся зверины».

В лёгких формах либеральной деградации личности это проявляется половинчато, неявно, со значительными откатами и ремиссиями.

В тяжёлой форме украинства эта шкала Фергюссона воплощена в полной мере, по всем параметрам. Одичавшие хищные звери захватили города (а заодно и оставшихся там людей), и стремительно реставрируют доисторическую, первобытно-животрую среду и отношения в них.

+++

Антропологически ключевая черта хомо сапиенс – способность формулировать, утверждать и затем защищать, отстаивать обобщённые ценности своего вида. То есть выступать не только биологической особью, но и воплощением абстрактной идеи человека.

Животное же не выступает никакой абстрактной идеей своего вида. В нём есть «Я», но полностью отсутствует «Мы». Именно поэтому у собак не возникает никаких моральных терзаний по поводу пособничества чужому им виду, человеку в истреблении близких родственников – волков. Собаки не могут поставить перед собой проблемы «Мы» — как, впрочем, и волки.

Психика вторичного примата – это, в зависимости от ситуации, психика прикормленного пса или оголодавшего волка.

Это отчётливо-дочеловеческий уровень мышления, приводивший в ужас даже своих пользователей, гитлеровцев, написавших немало реляций о необходимости уничтожить славянских пособников-недочеловеков «после победы Рейха».

В своих славянских пособниках немцы отчётливо видели антропологический тупик, опасную мутацию человеческого строения. И в этом, конечно, с ними трудно поспорить…

Глядя на крайние проявления зоопатии, мы лучше понимаем более скрытные и не такие очевидные общелиберальные метастазы зоопатии в мышлении.

+++

Уже на уровне словарей и энциклопедий общепринято писать, что человек, «помимо ряда анатомических особенностей», отличается от животных «развитием материальной и нематериальной культуры, включая изготовление и использование орудий труда, речевым языком и крайне развитым абстрактным мышлением».

Это уже не шкала Фергюссона, а шкала антропологическая.

Прикладывая её к современным либеральным реформам, руководители которых все, как один, вывезли семьи и собственных детей подальше от собственной реформаторской активности — мы можем многое увидеть.

В частности, мы можем увидеть стремительное и масштабное сворачивание как материальной, так и нематериальной культуры, общелиберальный отказ от изготовления и использования орудий труда (деиндустриализация, крах производительной экономики, либеральное представление о труде, как о проклятьи для неудачников).

Мы видим издевательство над нормальным, живым и выразительным человеческим языком в пользу уродливой и искусственной подделки под язык, попытки ритуального умерщвления языка как средства коммуникации.

И мы видим как в умирающих городах «бывшие люди» фундаментально утратили не только «крайне развитое», но и вообще хоть сколько нибудь обобщающее, абстрактное мышление.

В чём, собственно, корень всех их бед – от обнищания до воцарения над ними откровенных подонков и уголовных проходимцев.

Либеральная деградация человека бьёт в первую очередь, и главным образом, именно по абстрактному мышлению, по этой фундаментальной черте «человека разумного», выводя из него мутанта «человека наслаждающегося».

Во мгле зоопатии люди утрачивают идею о себе как представителях вида и сохраняют лишь идею о себе как об уникальном центре вселенной, единственной во всей этой вселенной ценности: «Всё – для меня».

Вместе с идеей своего вида социальные дегенераты утрачивают и вообще свой вид (во всех смыслах), теряют его из поля зрения и понимания.

В погоне за подачками они, как любые приматы, легко и охотно вступают на правах оплачиваемой массовки в любую нацию, конфессию, партию, идеологию, даже в любой пол. Легко и охотно облачаясь в любую сущность – так же легко и охотно, по-мазепински, предают их.

И немудрено: объяснить обезьянке из каких рук допустимо брать конфетку, а из каких совестно – невозможно. Нет у обезьянки таких отделов мозга, которые отвергали бы сладкую конфету в обмен на обобщённые принципы. И у социального дегрода, вторичного примата, они тоже атрофировались.

Утрата абстрактного мышления приводит к тому, что вторичный примат мыслит предельно конкретно: ненавидит и сторонится персоналий, причинивших ему большую боль.

Например, у нас никогда бы снова не избрали Ельцина, а на Украине — Кравчука, Ющенко, Порошенко. Но…

Человек, как зверёк – лишь запоминает источник боли в лицо. Но обобщать в уме зверёк не способен – он не в состоянии понять, что за харями мучителей стоит лютый бред деструктивной идеи (либерализма, украинизма и т.п.).

То есть – не в состоянии связать свои многолетние страдания с их подлинным источником, вымещая своё негодование только на лакеях, только на случайных служителях.

Непопулярность проводников украинизма – Кравчука, Ющенко, Порошенко – показывает, как относились бы к украинству жители Украины, которые его славят, если бы имели способность к обобщающему, абстрактному мышлению.

Но, лишённые способности, сделавшей человека человеком, они обречены снова и снова доверяться проходимцам, о которых заранее известно, что через 3-4 года власти их будут всенародно ненавидеть…

Это и есть пропасть между конкретным и обобщённым, существующая в зоопсихологии. Зверь может тысячу раз обжечься, но абстрактного понятия об огне, теории огня у него так и не возникнет: негде ей возникать в его голове.

+++

Либерализм как потакание человеческим слабостям (вместо взращивания силы человека) сталкивается с таким побочным эффектом, неприятным для его теоретиков как прогрессирующее деструктивное хищничество в настроениях индивидов. Сам по себе теоретический либерализм дряблый и не хищный, но когда он отравляет практику, то, смешавшись с зоологическим садизмом, порождает маньяков, бессмысленных серийных убийц, вроде Бандеры и Шухевича.

Почему? Крайнее ослабление человеческого в человеке, того, что мы называем «цивилизационной дисциплиной и самодисциплиной», то есть сдерживающих звериные начала факторов – даёт шанс на реванш самым тёмным и низменным зоологическим инстинктам. Либерализм делает пустоту, и пустота эта по законам природы (не терпящей пустоты) заполняется маньяками ИГ*, УГ* и прочих деструктивных сект, заполняющих в наши дни огромные и густонаселённые пространства.

Либерализм, поставив похоти человека выше его обязанностей, делает исполнение похоти высшей и безусловной ценностью. А это снимает запрет не только на содомию[5], но и на все другие средства удовлетворения похоти, каприза, прихоти.

Получается, что в удовлетворении личных капризов и похотей — всякое средство хорошо…

Борьба за блага становится борьбой без правил. Отталкивая друг друга от кормушки, люди сперва бранятся, потом переходят к массовым убийствам конкурентов. Если вещь одна, а хотят её иметь два человека, то как быть? Кто выживет – тот и будет владеть…

На запущенной стадии (такой, как украинизм, но не только он) либерализм оборачивается полным вытеснением сотрудничества и диалога с другими людьми. Сменяется их пожиранием в рамках «естественного отбора».

Множатся попытки выжить не вместе с другими, а за счёт гибели других, выстроить личное счастье на чужих несчастьях. Такова логика приватизации вообще, во всех республиках бывшего СССР, но особенно она проявляется в геноцидных войнах на их просторах.

В этих войнах понятие «земля» выступает обобщённым обозначением всех благ, земных, подземных и наземных. Сражаясь за землю, одна нация стремится присвоить себе всё, что принадлежит другой, ликвидируя «для верности» предыдущего владельца. Украинизм – это зачистка городов и целых областей от их коренного населения в пользу подонков исторически-несуществующей, а потому и не имеющей собственной земли нации-бройлера.

Если вы придумали Швамбранию – то, естественно, никакой реальной земли у Швамбрании нет: ведь вы её только что выдумали. Чтобы у Швамбрании появилась земля в реальном мире – нужно взять чью-то землю, зачистить естественно сложившееся там население, и заселить теми, кто согласен быть швамбранцами. Не может выдуманная нация, исторически никогда и нигде не существовавшая, иным путём получить жизненное пространство на земле (где людей – как сельдей в бочке). Не на Луну же швамбранцам лететь расселятся! А даже если долетят – там ведь ни атмосферы, ни плодородного слоя, чем жить?

Поэтому для выдуманной нации берут реальные земли, и сгоняют с них прежнее население. Это гитлеризм в чистом виде, но поскольку он осуществляется в среде, изрядно отравленной либеральным маразмом, очень многие не понимают, что это гитлеризм.

Многие из тех, кто убивает, и многие из тех, кого запланировали убить. Не понимают, и в упор не видят, что перед ними – точное до деталей воплощение плана «Ост», переданного по наследству из 3-го Рейха в 4-й.

+++

Борьба людей за блага, и землю, на которой располагаются все блага всё больше и больше напоминает схватку свиней у корыта. Не стоит смешивать гитлеризм и современные многобразные формы неонацизма: неонацизм значительно ниже.

Он, в отличие от первоисточника, полностью лишен как смысла, так и структуры, вторичен, избавлен от всякой логики, отражает не убеждения, а чужеродное внушение, зомбирование бывшего человека.

Человека, который, соответственно, не генерирует мысли из себя, а слепо и бездумно транслирует чужие мысли.

В частности, украинщина на протяжении ХХ века – это поиск психопатами и садистами покровителей. Таких, которые (по неизвестным причинам) будут мириться с дикими выходками умалишённых и зверствами наслаждающихся чужой болью маньяков.

Используя психов в каком-то своём, более крупном, и совершенно непонятном психам проекте: германизме, глобализме, сатанизме (все предполагают истребление украинствующих по итогам своего торжества).

А мы в РФ, что, избавлены от этого?! Нам это не угрожает?! Не успокаивайте себя, мы на том же пути, только не так далеко зашли. Пока…

Как у серийного убийцы нельзя отыскать рационального мотива его поступков, так и в украинщине ХХ века и наших дней нельзя отыскать предмета. Разбирая эту тьму, мы всякий раз упираемся в зоологические инстинкты, которые одни и объясняют поведение укропатов: звериные страхи, звериные похоти, звериная вороватость и кровожадность, звериная жажда доминировать с тёмными, антицивилизационными контекстами извращений (включая половые). Ничего иного мы там не отыщем.

Почему?

Внутренняя энтропия в человеке, разогреваемая внешними стимуляторами (оплатой, рекламой, лукавым поощрением) привела пост-советского человека к страшным итогам тотального расчеловечивания.

Украина в этой полноте оскотинивания – первая, но не уникальная. Это, видимо, слабое звено, которое порвалось первым, но, может быть, не последним. Каждый человек, чрезмерно увлекшийся «борьбой за свободу» — рискует подцепить украинскую болезнь, а именно: увидеть несвободу во всех ограничениях человеческих норм и приличий.

И далее уже повести «борьбу за свободу» как борьбу против цивилизации: против законности, этики, эстетики, этикета, против принудительного характера учёбы и культурного развития. В итоге он превращается в бешеного зверя, ревниво оберегающего свою звериность, что мы и видим в боевиках и карателях полоумного украинского режима. Этот зверь ничего не видит, кроме своих «прав на всё», и никого не видит, кроме себя.

Он – следствие разрушения всех форм абстрактного, отвлечённого мышления, зоопрагматизации мыслительной деятельности. Но, поскольку речь и прямохождение он теряет не сразу (сильна инерция культурного багажа столетий) – его остаточная форма глохнущего и распадающегося мышления приобретает форму мракобесия.

Мракобесие – это когда процесс мышления идёт, и достаточно активно, постоянно выплёвывая из себя какие-то заявления и требования, ультиматумы – но смысл мышления уже потерян, и критический характер самооценки мышления утрачен. Человек в бешенстве поклоняется и проклинает, но не может даже самому себе критически объяснить причины поклонения или проклятия чему бы то ни было.

Это всё равно, как если бы печать серьёзного учреждения, предназначенная для заверения определённого вида документов, попала бы в руки младенца, который забавляется, ставя её куда попало. Оттиск печати сохраняется – а смысл в ней уже совершенно утрачен. Эта аллегория помогает нам лучше понять природу мыслительного мракобесия социальных дегенератов.

+++

Естественно, в их среде (особенно ярко на примере Украины, но и в других местах, в приглушенной форме, тоже) мы наблюдаем такие явления, как десоциализация, зооконкуренция всех со всеми, взаимопожирание. Эта практика-базис имеет теоретическую надстройку, представленную массовым шаманизмом, волхованием, деструктивными культами и карго-ритуалами. Мозг дегенерата не может отразить реальный мир – и в итоге, пытаясь что-то отразить, отражает собственные, внутренние спутанные миражи.

Украина даёт нам огромный исследовательский материал изучения феномена бессодержательности речевой и конструкторской деятельности разрушающегося как личность человека. Параллельно им (повторимся) – идут массовые культурологические мутации, связанные с неспособностью мутанта удержать в памяти и понимании собственную «вчерашнюю сложность». Простейшее их отражение – смена чтения книг их кратким пересказом, когда 200-300 страниц сложнейших исканий классиков мысли и духа сводятся (и считаются тождественными) парочке страниц корявым ученическим изложением содержания.

Человек пост-советский, мутировавший из разумного в прикалывающегося, находится в сумрачном, разорванном состоянии сознания.

Его основные черты, демонстрируемые украинскими движениями наших дней: утрата понимания причинно-следственных связей, сокращение оперативной памяти, зоологизация потребностей и устремлений у деградирующей личности.

+++

Отсюда, от общей разрухи мышления – выводится и частность, такая, как отношение к подонкам: дегенерат, видя в их историях отражения собственных внутренних процессов переходит от презрения и осуждения к восхищению и преклонению.

Так и возникает массовая, и порой весьма искренняя, одержимая, даже бескорыстная героизация серийных убийц, маньяков-психопатов. По формуле «он такой же дегенерат, как и я, как мне его не ценить?!»

Разум – это орудие, инструмент, а не развлекательная игрушка. Разум создан в первую очередь не забавлять своего носителя картинками, а помогать ему созидать, творить, стать сильнее и понимать явления глубже.

Но для социального дегенерата разум – лишь игрушка, источник бессвязных, оторванных от жизни картинок услаждающего или устрашающего содержания. Отсюда и берёт начало растущая очевидность бессмысленности и бесперспективности любых начинаний на поздних стадиях деградации личности.

Разум современного либерала из карты, отражающий реальную земную поверхность превратился в «карту» его фантазий, выдуманных им стран, морей, проливов и рек.

По этой карте, в отличие от настоящей, составленной вменяемыми картографами, нельзя идти, нельзя проложить маршрут. Ведь карта выдуманных земель никак не коррелирует с объективной реальностью.

А когда человек пытается идти по карте несуществующей местности – это и страшно, и трагично, и одновременно смешно. Сегодня мы видим, что прожектёрство людей, умственно и нравственно деградировавших до уровня украинизма, всё отчётливее и даже комичнее напоминает «день изобретателя в сумасшедшем доме». Но снова вопрос: а наши, доморощенные западники — далеко ли ушли?!

Смотрим на Украину — а думаем о себе! Настаиваю, чтобы мы примерили на себя их деградацию, и ужаснулись — иначе повторим их метафизическое падение!

Предлагаемые социальными дегенератами технические «новации», гуманитарные «ценности», социальные «реформы» и экономические «решения» содержат чаще всего черты законченной бредовости, а в лучших случаях – «изобретение велосипеда», преподнесение чего-то давно известного как волшебной инновации.

Конечный итог — нарастающий разрыв мышления социального дегенерата с объективной реальностью, полное перемешивание в голове фактов и галлюцинаций, желаемого и действительного.

[1] Идеи Фукуямы о конце истории и полном совершенстве политической системы Запада в XIX веке озвучивал британский премьер-консерватор Веллингтон. И, конечно же, многие другие.

[2] Обожение, или теозис (др.-греч. θέωσις от θεός «бог») — христианское учение о соединении человека с Богом, приобщении тварного человека к нетварной божественной жизни через действие божественной благодати. Коротко смысл обожения выражен в высказывании Афанасия Великого: «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился». Это обозначает потенциальную возможность для каждого человека и историческую необходимость для человека вообще обрести нечеловеческое могущество в обладании самим собой и природным миром вокруг себя в органическом единстве с Богом.

[3] Под духовной энтропией автор понимает совокупность добровольной примитивизации, порождаемую низшим инстинктом поведенческой экономности, свойственным всякому сытому животному. Чем комфортнее условия пребывания, тем инстинктивно живое существо движется, стремится к чему-либо. Сытая кошка почти всегда спит. Голод побудил бы её охотится, но раз голода нет – то и охотничий инстинкт, всякая любознательность и любопытство отмирают.

[4] Медицинское определение дегенерации – «процесс утраты особью полезных навыков и умений, доступных его родителям и предкам». То есть процесс упрощения организации, связанный с исчезновением ряда прежде действовавших функций, а также целых систем органов.

[5] Хотя вполне объясняет, почему либеральное общество сняло запрет на содомию: хочется некоторым особям заниматься мужеложеством, а против желания человека – что возразишь?! Ведь в либерализме похоть выше долга и ответственности!