Какой действительный смысл романа «Таис Афинская»?

Фото отсюда

Сделаю паузу, и на время оставлю политико-экономическую тематику. И обращусь к тематике литературной – а именно, к творчеству Ивана Антоновича Ефремова. Конкретно же – к его последнему роману, «Таис Афинской». Надо сказать, что с этим произведением действительно есть одна значительная «интересность», которая обычно не замечается читателями. Дело в том, что «Таис» — это последнее произведение великого фантаста: оно опубликовано было уже после смерти автора. (Иван Антонович умер в октябре 1972 года, когда роман лишь начал публиковаться в журнале «Молодая гвардия»).

Подобный момент не может не удивлять всех, кто интересуется творчеством данного автора. Дело в том, что, во-первых, у самого Ефремова было огромное количество «проектов» — идей произведений, которых он хотел создать. (От научно-популярной книги по палеонтологии до романа-эпопеи из жизни Киевской Руси.) Во-вторых, работа писателя над книгами всегда была более, чем скрупулезной: она начиналась со сбора материала – что во времена «без интернета» было непростым делом – и продолжалась несколько лет. (Конкретно над «Таис Афинской» Ефремов работал три года, но собирать «папку» к ней начал еще раньше.) Ну, а в третьих, в последние годы жизни – после тяжелого сердечного приступа 1966 года – Иван Антонович жил в понимании, что времени у него осталось мало.

И значит, необходимо работать только над самым необходимым. Именно поэтому та же научно-популярная книга по палеонтологии была заброшена – хотя работа по ней уже была проделана большая. (На самом деле, конечно, очень жаль, что так произошло: популярная палеонтология не просто от известного палеонтолога, но от палеонтолога с немалым литературным опытом – это была бы очень интересная работа.) А вот повесть «Долгая заря», посвященная вопросу преодоления Инферно в обществе, напротив, была превращена в роман «Час Быка». Ставший главным произведением Ефремова – и одновременно, практической иллюстрацией большинства его идей. (Самая главная из которых —  «теория Инферно» — и сейчас является одним из базовых составляющих будущего человеческого «прорыва».) И вдруг – писатель тратит свое время на создание приключенческого романа, да еще и с «эротическим контекстом»!

Ведь именно так воспринимает «Таис Афинскую» большая часть читателей. То есть, видит в ней что-то «подростковое», развлекательное – «про гетер», «про Александра Македонского». (Пускай и со значительными «вставками» в виде описания исторических реалий.) Разумеется, подобную (развлекательную) книгу автор мог бы написать вначале своей карьеры – скажем, в качестве продолжения сборника «Эллинский секрет» или повести «На краю Ойкумены». (Написанной в 1945-46 годах.) Но после «Туманности Андромеды», «Лезвия бритвы», и, конечно же, «Часа Быка» подобный вариант выглядит странным.

Но странность эта поверхностна. Поскольку в реальности «Таис Афинская» является вовсе не тем, чем кажется на первый взгляд, и ее последовательность – после «Часа Быка» — вполне закономерна. Поскольку основной смысл произведения состоит вовсе не в «показе греческих реалий эпохи Александра», и уж конечно, не в пресловутых интимностях — на которые так любили обращать внимание позднесоветские люди. («Зажатые» между уходящей уже, но еще сильной «традиционной моралью», сохраняющейся от недавнего традиционного же общества, и «жаждой эротики», неизбежной для общества раннеиндустриального.) А в совершенно ином: в показе того, что даже в самом что ни на есть инфернальном обществе возможно проявление «высших» человеческих качеств. Дружбы, стремления к знаниям, а главное – любви к людям. Гуманизма, немыслимого – на первый взгляд – в мире рабовладения.

И реальная причина появления «Таис Афинской» состояла в том, что последние годы жизни Ефремова прошли «под знаком» пессимизма – и не столько из-за состояния здоровья, сколько из-за понимания того, что «эта итерация» перехода человечества к рациональном устроенному обществу провалена. Да, именно так: если в начале 1960 годов – в момент написания и выхода «Лезвия бритвы» — Иван Антонович был уверен, что коммунистические тенденции в советском обществе будут лишь нарастать. (Собственно, само «Лезвие» и было посвящено тому, как ускорить это нарастание) Но к концу десятилетия он понял, что так просто дело не пойдет. И что проблем с «коммунизацией социализма» оказалось много больше, чем предполагалось изначально. Это было связано не только с политикой советкого руководства того времени, но одновременно – с поведением масс, только что прошедших взрывную урбанизацию.

Например, это очень хорошо заметно по его переписке. Например в знаменитом письме к Олсону от 1971 года Ефремов писал:

«…Некомпетентность, леность и шаловливость «мальчиков» и «девочек» в любом начинании является характерной чертой этого самого времени. Я называю это «взрывом безнравственности», и это мне кажется гораздо опаснее ядерной войны. Мы можем видеть, что с древних времен нравственность и честь (в русском понимании этих слов) много существеннее, чем шпаги, стрелы и слоны, танки и пикирующие бомбардировщики. Все разрушения империй, государств и других политических организаций происходят через утерю нравственности. Это является единственной действительной причиной катастроф во всей истории, и поэтому, исследуя причины почти всех катаклизмов, мы можем сказать, что разрушение носит характер саморазрушения…»

Впрочем, другие письма писателя показывают положение не лучшее.

Именно поэтому  «Час Быка» (1968 год) и был посвящен концепции «выхода из Инферно». В которое – по мнению Ивана Антоновича – погружался мир, включая СССР. (Причем, многие идеи туда были включены в «сыром» еще виде, поскольку писатель не был уверен, что доживет до их окончательной «отточки».) К началу 1970 годов ситуация, понятное дело, еще ухудшилась – что и стало основанием для создания произведения, которое должно было бы показать, что даже в самом страшном положении еще не все кончено. И что локусы будущего все равно будут возникать (по объективным причинам) – и в конечном итоге, прорвутся к «утопии» «Туманности Андромеды». Собственно, именно этой задаче и было подчинено создание «Таис Афинской» — вместе со всеми ее особенностями.

Например, ее «греческая» основа была взята исключительно из-за высокой разработанности данной темы. Причем,  как самим автором – Ефремов интересовался Античностью еще с 1940 годов – см. уже помянутое «На краю Ойкумены» 1946 года. Но так же и потенциальными читателями – советскими людьми, в культуре которых «классическая эпоха» занимала немалое место. (Разумеется, речь идет о 1960 годах.) Например, те же греческие и римские мифы они читали еще в детстве, «классических» авторов – вроде Платона, Аристотеля, Плутарха – изучали в вузах, а произведения Эсхила, Софокла, Аристофана видели в театре. (О том же, как античные авторы повлияли на классическую европейскую и русскую культуру, и говорить не стоит!) Поэтому выбор данного периода значительно упрощал как получение информации о «жизни в то время» — например, по периоду Древней Руси найти материалы было много сложнее – так и «расшифровку» их читателями. (То есть, книга получалась гораздо менее перегруженной «объяснительным материалом».)

Ну, а «эпоха Македонского» — это, практически, «классика в классике». В том смысле, что данный период давно уже вошел в нашу культуру как составная часть. («Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?») Поэтому взятие этого времени в качестве основы для романа не должно удивлять. Равно – как не должно удивлять взятие в качестве главной героини гетеру. Ну, в самом деле, а кого еще выбирать Ефремову в качестве «основы» для романа? Мужчину? Но мужчина в это время – это, как правило, прежде всего воин. (Разумеется, если брать представителя правящего класса. «Неправящие» же были в ту эпоху – равно, как и всегда в «классовых эпохах» — так задавлены нуждой и эксплуатацией, что им было не до проявления «высших чувств».) А значит – весь сюжет неизбежно будет «вертеться» около войны и насилия, что для Ефремова было неприемлемо. (Можно было взять торговца, но вероятность появления у него «гуманистического менталитета» еще меньше, нежели у аристократа.)

Кроме того, брать жизнь «известных» людей – например, того же Александра – в качестве основы произведения было чревато тем, что роман «Таис» начал бы восприниматься как «биографический роман». И ставиться в ряд других биографических романов – с соответствующими результатами. Поэтому была взята гетера – человек, во-первых, тесно связанный с аристократической культурой. Которая была на порядки выше культуры «народной», и значит имела большую вероятность для возникновения гуманизма. (По крайней мере, все известные гуманисты Античности относились к аристократии.)  Во-вторых, человек, чуть ли не максимально свободный: даже аристократ находился в определенной субординации к военачальнику, а уж тем более, царю. Гетера же была от этого свободна. Наконец, в-третьих, выбор «женского персонажа» помогал автору избавиться от «тесной связки» его с собой. (То есть, делая выбор в качестве героя  того же Александра, Ефремов с большой степенью вероятности наделил бы его своми чертами, как это случилось с Даром Ветром и Гириным.)

То есть, гетера тут оказывается не для «эротики» — тем более, что в романе ее немного. (Это для рожденного в недрах традиционной культуры позднесоветского человека «Таис Афинская» выглядела чуть ли не вершиной «запретности». А сейчас она выглядит не более эротично, нежели посещение музея классической живописи.) А исключительно для того, чтобы лучше реализовать указанную выше главную идею произведения: показать возникновение гуманистических начал в человеке классового общества. Общества, основанного на рабстве, унижении, порабощении одних людей другими, общества, пронизанного насилием и воспринимающего войну в качестве нормы. Наверное, не надо говорить, что для человека, пессимистически воспринимающего будущую реальность, это был чуть ли не единственно-возможный вариант. (Можно было бы, конечно, взять в качестве героя философа – но тогда бы вся книга неизбежно была бы забита философией, что делало бы ее много менее популярной.)

Собственно, и финал произведения – когда Таис уходит в гипотетический Уранополис, попытку создания рационально устроенного общества –  показывает главный смысл произведения. (Сразу скажу, что попытка эта не удалась – Уранополис в «изначальном качестве» просуществовал недолго — но смысла это не меняет.) Ну, и разумеется, проходящая через весь роман концепция «братства разумных людей», которое бы выходило за пределы «официальных»  социальных структур, проявляясь то через разнообразные «тайные общества», то – что еще более важно – через некое «духовное родство», объединяющее самых разнообразных лиц. (Начаная с орфиков и заканчивая индийскими мыслителями и греческими художниками.) Наконец, через понимание красоты – а точнее, гармонии (понятие «красота», широко используемое и эллинами, и Ефремовым, сейчас имеет несколько иное значение, отличное от заданного) – в качестве «основы для взаимопонимания» так же имеет крайне важное значение.

Впрочем, обо всем этом надо будет говорить уже отдельно. Тут же, завершая вышесказанное, можно только еще раз сказать о том, что в действительности творчество Ивана Антоновича Ефремова очень часто означает несколько не то, чем кажется при первом (беглом) взгляде. И что в действительности внимательное изучение его произведений часто дает очень необычные результаты.

P.S. Кстати, интересно: но работы «позднего Ефремова» — «Час Быка», «Таис Афинская» — довольно сильно перекликаются с известной концепцией «Основания» Айзимова. В том смысле, что оба этих автора ставят себе цель найти способ «возрождения» высоких социальных отношений после глобального кризиса. Другое дело, что Айзимов предчувствует «закат Европы» в 1940 годах. (Думаю, не надо говорить: почему?) А Ефремов видит опасность падения мира в Инферно в конце 1960 – при том, что в начале его был настроен намного оптимистичнее. Что помогает найти ту «точку», после которой у нас «что-то пошло не так». Но это, разумеется, также тема уже отдельного разговора.