Почему разделение элит – это не только зло?

 Фото отсюда

«Разделение элит» на множество жестко конкурирующих друг с другом субъектов несет не только очевидное зло, проявляющееся в виде экономических и военных конфликтов. Нет: оно – как и все в нашей диалектической Вселенной – имеет и свою  обратную сторону. Которая, конечно, не так очевидна, но при этом так же имеет важную роль в социодинамических процессах.

Дело в том, что пресловутое «единство элит» — если бы оно было бы возможно в реальности – стало бы для человечества настоящим кошмаром. А точнее – оно давно бы убило его окончательно. Причина этого состоит в том, что пресловутые «элитарии» на самом деле всегда и везде существуют за счет всего остального населения. (Собственно, это альфа и омега классового общества: тот, кто управляет им, делает это ради собственного благополучия. ) Поэтому о пресловутом «народе» сильные мира сего всегда думают исключительно в «инструментальном плане». (То есть, как о говорящих орудиях для исполнения своих целей.)

Именно поэтому даже в те редкие «спокойные годы», когда грызня вышестоящих между собой не вызывала войн или иных катаклизмов, положение масс в течение всей классовой истории было тяжелым. Однако только этим проблемы от существования элит не ограничивались. Поскольку иерархическое устройство общества имеет и еще один недостаток: сложность в принятии любых (серьезных) инноваций. Происходит это потому, что иерархическая структура подчиняет принципу Ла Шателье – то есть, блокирует все действия, направленные на свое изменение.

Отсюда проистекает крайний консерватизм любых элитаристских структур, находящихся в состоянии, при котором им не угрожает очевидная опасность. Впрочем, даже в случае опасности инновации принимаются только в том направлении, которое прямо с ними связано. (Например, в плане развития вооружения при наличии войн.) Связано это с тем, что вне указанных серьезных угроз (скажем, захвата страны врагами) у элитария, как правило, вообще нет проблем: он не просто сыт-обут-одет и имеет крышу над головой, но он более чем сыт, одет в самые дорогие одежды, и живет во дворце. (Ну, в крайнем случае, в особняке.) И зачем ему в данном случае какие-то новации?

Именно поэтому в той же Римской Империи так и не удалось сделать массовым трехпольное землепользование, тяжелый плуг и водяные мельницы, хотя все это римлянам было известно. И, например, написанный в римское время трактат под названием «Театр агрикультуры» выступал «настольной книгой» аграриев вплоть до XIX столетия – так там хорошо были обрисованы передовые методы хозяйствования. Но вот реальных причин вводить все это в жизнь у римской знати желания не было: все и так прекрасно работало. Поэтому реально «сельхозинновации» стали массовыми только во время Средних веков – не ранее X-XI веков.

Или вот, можно взять российских помещиков-крепостников, защищенных государством от всевозможных кризисов. Которые могли устроить крепостной театр – но реальных сельскохозяйственных инноваций практически не вводили. А зачем? Все же работает. В том смысле, что даже если подобный помещик будет вести себя, как гончаровский Обломов – то есть, всю жизнь лежать на диване и жрать за счет изъятых у крестьян продуктов – то он спокойно проживет свою жизнь. (Собственно, именно поэтому Гончарову пришлось вводить в книгу мошенников, обобравших Обломова – поскольку иначе показать «плохость» подобной жизни у автора бы не вышло.)

То есть – как это ни странно прозвучит – реальное развитие иерархических систем действительно возможно только тогда, когда последние находятся в кризисе. К счастью – точнее, к «счастью» — подобное состояние сопутствует им практически всегда, поскольку – как уже говорилось – иерархия неизбежно порождает конкуренцию. А конкуренция с такой же железной необходимостью ведет общество к катастрофе. Поэтому прогресс в обществе, все же, осуществляется. Правда, во-первых, с ужасно медленной скоростью, поскольку процесс прохождения социумов через кризисы, вызванные конкуренцией – а уж тем более, через суперкризисы, вроде падения Рима и наступления Темных веков – испытывает постоянные остановки и откаты. А, во-вторых, уровень страдания основной массы человечества в подобной системе запределен: народ мало что испытывает проблемы, связанные с паразитированием на них «лучших людей», так еще к ним прибавляются и беды от войн и разрушений!

Но иного тут получить невозможно. И единственная надежда для большинства людей состоит в том, что – рано или поздно – эта система неизбежно должна попасть в такой кризис, который поставит под вопрос само существование иерархии. А точнее – сложатся такие условия, в которых очередной кризис (суперкризис) с разрушением «старого порядка» разрешится не созданием новой иерархии, а чем то иным. И – как ни удивительно – этим надеждам суждено сбыться, поскольку указанный процесс уже идет. В том смысле, что не раз описанное уже разрушение сословного общества является как раз первым этапом данного перехода.

Дело в том, что в бессословном мире – пускай даже и сохраняющем классовое устройство (коим является «развитой капитализм») – кризисы происходят постоянно. Но они, в основном, остаются «на экономическом пространстве», чем создают возможности для инноваций. Проблема тут в том, что периодически происходит выход данных кризисов за пределы бирж, в реальный мир, с соответствующим созданием реальных проблем и страданий – вплоть до войн. Что прекрасно показывает, что даже при ограничении иерархичности – чем, собственно, и является упразднение сословий – она остается реальным источником зла. А значит – вопрос о дальнейшем социальном движении остается открытым. И имеющаяся взаимоконкуренция среди «лучших» в данном случае работает именно на этот момент.

В том смысле, что неспособные договориться друг с другом капиталисты неизбежно приводят систему в положение, при котором возникает возможность зарождения локусов совершенно иного мироустройства. Которые, в свою очередь, получают реальную возможность «перехвата» контроля над социумом в случае суперкризиса. Как, например, случилось в 1917 году в России. Где, во-первых, стало возможным существование революционных сил к указанному периоду, а во-вторых, их победа в связи с катастрофой, вызванной Мировой войной.

Но об этом, понятное дело, надо говорить уже отдельно. Равно как отдельно надо говорить об обратном процессе – о том, что именно вызванное «советизацией мира» снижение «элитарной конкуренции» в 1980 годах стало основанием для разрушения «локуса будущего» в виде СССР. Да, именно так: одной из главнейших причин подобных событий стала именно уверенность в возможности единства людей, невзирая на уровень богатства и национальную принадлежность. (То есть, в условное «человечество» без учета социального мироустройства.) Понятно, что это все было очевидной ошибкой, и очень быстро оказалось, что в условиях отсутствия «внешнего сдерживающего фактора» все «лучшие» начинают немедленно грызться друг с другом, причем с каждым годом эта грызня все ускоряется. Но до данного момента миф о возможности некоей «доброй воли» выглядел вполне неплохо.

Впрочем, об этом так же надо говорить уже отдельно. Тут же можно только – подводя некий итог – еще раз указать, что, во-первых, элиты всегда и везде будут конкуренты. (Без «внешних факторов».) А, во-вторых, что – рано или поздно – эта самая конкурентность приведет к уничтожению самого понятия «элиты» вместе с иерархией. На этой оптимистической ноте можно и закончить…