Капитал в теоретических битвах

Книжное издательство «Ad Marginem» выпустило книгу историка Джейкоба Филда «Есть ли будущее у капитализма?», которая вышла в рамках издательского проекта «А+А» — совместного проекта Ad Marginem и ABCdesign и переведена на русский язык Константином Рыбаковым. Этот продукт высокой теоретической обобщающей мысли, как и многие другие, выстроен по бесперспективному принципу: всё в жизни хорошее объявляется «Х» (в данном случае – капитализмом), а всё дурное и плохое – врагом «Х», коварно разъедающим его извне или изнутри. Главным же образом, чужеродным ему. Так читателя пытаются поймать в нехитрую психологическую ловушку: согласен ли читатель быть за всё хорошее? И согласен ли он быть против всего плохого?

В чём подвох? – спросите вы. Дело в том, что всякое явление (капитализм, либерализм, демократия – не исключения) имеют свои сущностные, аутентичные черты. Эти свойства предмета не хороши и не плохи, потому что составляют сам предмет. Например, наши руки не хорошие и не плохие – они есть устройство, позволяющее нам кулаком или пальцами делать и хорошие, и плохие дела.

Как вы отнесётесь к теории, что всё хорошее у людей сделано руками, а всё плохое – не руками. Тогда чем? Учёный ведь будет говорить о другом. Он будет говорить о том, что руки, как инструмент, позволяют сделать, а для чего они коротки. Есть вещи, для которых руки приспособлены идеально, есть такие, для которых руки подходят с трудом, а есть и такие – что руки совсем для них, как инструмент, непригодны. Например, для манипуляций в микромире нужны такие манипуляторы, по сравнению с которыми человеческие пальцы на руке – кажутся размером с планету или галактику!

Точно так же учёный будет говорить о капитализме. Если уж этот термин (на мой взгляд, неудачный) используется – то нужно определить его базовые, коренные, неизменные свойства. Те смыслы, которые мы вкладываем в употребляемый термин. А паладины капитализма, стоит им столкнуться с чем-то плохим, вопят, что это «ненастоящий» капитализм, и по сути, уравнивают термин «капитализм» с размытым и общим термином «добро», «благо».

А у разговора в таком ключе – изначально нет смысла. Мы не предмет обсуждаем, а собственные пристрастия: вот, это нам нравится, значит назовём капитализм, а вот это нам не нравится – назовём «не-капитализм», незрелый или дикий, или периферийный, или ещё как нибудь…

Книга Филда сперва пытается описать именно базовые свойства капитализма: «На каждой стадии производства каждый участник руководствуется эгоистическими интересами»:

— Эта мысль не нова. В 1958 году американский предприниматель Леонард Э. Рид[1] на примере карандаша показал, как простой предмет изготавливается благодаря слаженным действиям множества людей. Их объединяет не дух сотрудничества, а стремление к получению прибыли. Однако, обогащая себя, индивиды могут создавать значительную выгоду для потребителей. В борьбе за максимизацию прибыли и повышение производительности товары становятся качественнее, а процесс их изготовления — дешевле и эффективнее. Так работает «невидимая рука» Адама Смита (см. главу 1). Она действует незаметно, но обладает большой силой — если ей не препятствовать, она заставит работать спрос и предложение на пользу всему обществу.

Тут автор явно сбился, непонятно, чего он, собственно, отстаивает: пользу всему обществу или право каждого на эгоизм? Понятно, что крайности смыкаются, и что все люди в равной степени эгоисты – то никто не сможет нанести вред другому (так же как абсолютно равные по силе борцы не смогут друг друга побороть). Но тогда общественную пользу приходится рассматривать как враждебно-вооружённую, динамически-подвешенную систему «равного непоправимого ущерба», известного в политике как «паритет ядерных ракет».

Ситуация совершенно не выдерживает критики, потому что абсолютное равенство сил и агрессии может быть только в умозрительной теории. В реальной жизни нет двух абсолютно одинаковых предметов – всякое яблоко чуть-чуть больше или меньше другого. Эгоизм и агрессия тоже не могут быть у всех одинаковыми. Всегда найдётся среди людей тот, кто чуточку эгоистичнее и агрессивнее окружающих. Уцепившись за превосходство, он начнёт наращивать разрыв – и прощай, общественное благо, здравствуй тирания хищника!

Джейкоб Филд далее пишет, что до XIX века и до появления «невидимой руки» капитализма жизнь большинства людей была трудной, однообразной и непродолжительной. Столетиями большинство людей с трудом выживало, занимаясь сельским хозяйством. Почти повсюду земледелие едва обеспечивало минимальные потребности и одного неурожая было достаточно, чтобы обречь семьи на голод. Экономический рост практически не ощущался. С 1000 по 1820-е годы доход на душу населения рос менее чем на 0,13 % в год. Крепким здоровьем люди не отличались и жили недолго. Каждый третий ребенок умирал, не дожив до года, в результате чего средняя продолжительность жизни составляла 30 лет».

Всё это очень плохо, конечно, но при чём здесь «невидимая рука рынка»? Где она была до XIX века, разве не на своём посту? И, если уж на то пошло, где она была в XIX веке? О каком-то существенном росте уровня жизни масс можно говорить только в ХХ веке, что касается XIX, то расчёты капитализму не в пользу. Тем более, что начинается капитализм вовсе не в XIX веке. Он, собственно, был всегда, рядом с другими типами хозяйствования, так что он был не всегда господствующим, но и только. Господствовать в Голландии он начинает в 1609 году, в Англии – в 1640 году (а по совести, гораздо ранее).

Д.Филд радуется, что «сегодня во всем мире среднестатистический новорожденный ребенок может надеяться прожить более 70 лет. Люди живут дольше и богаче, чем когда-либо еще. Шотландский экономист сэр Ангус Дитон[2] называет эти перемены «великим избавлением». Он утверждает, что с 1945 года «быстрый экономический рост во многих странах спас от нужды сотни миллионов людей».

Обратите внимание, после 1945 года! Каким боком «после 1945 года» относится к XIX веку и классическому капитализму Адама Смита? А ничего, что после 1945 года были СССР, соцлагерь, мировая система социализма, заставившая очень многое пересмотреть и в странах запада? Давившая, так сказать, реальность? Д.Филд ни СССР, ни соцлагерь вообще не рассматривает. У него «после 1945 года» начинается сразу в 1800 году, ибо XIX век!

Как-то сам по себе капитализм творит чудеса, будто ему ничто не угрожало:

«Такая невиданная в истории трансформация обеспечена в первую очередь силами, высвобожденными капитализмом. На протяжении последнего полувека количество детских смертей сокращалось каждый год. В Китае и Индии, на которые приходится более трети мирового населения, ожидаемая продолжительность жизни при рождении составляет 75 и 65 лет соответственно. Улучшения ощущаются и в наши дни. По данным Всемирной организации здравоохранения, в 1990 году скончалось 12,6 миллиона детей в возрасте до пяти лет. К 2015 году эта цифра сократилась до 5,9 миллиона — более чем наполовину. Согласно подготовленному ООН Всемирному докладу о счастье за 2017 год, существует устойчивая корреляция между уровнем ВВП на душу населения и ощущением удовлетворенности жизнью».

Прогресс и цивилизация имеют разные стороны проявления. Отметим такую сторону как научно-технический прогресс, развитие интеллекта человека, его знаний и умений, технологий и знаний. Есть другая сторона – нравственное развитие людей, развитие в человеке нетерпимости ко злу, превращение книжных идеалов в бытовую реальность. При чём тут капитализм? Аристотель заложил основание наукам в своё время, Евангелие сформулировало нравственный идеал человека тоже в своё время. И случилось это задолго до XIX века, живописуемого апологетом его, Д.Филдом.

Капитализма ли это заслуга – развитие наук вообще и развитие в человеке нетерпимости ко злу, ранее спокойно человеком принимавшемуся? Давайте поговорим о роли капитализма в этих процессах, но нельзя же все их сводить к капитализму, выбрасывая, что называется, основоположников и первопроходцев!

По Филду, «капитализм стимулирует инновации. Промышленная революция началась в XVIII веке в Великобритании, когда производители текстиля стали вкладывать средства в трудосберегающие устройства с целью сократить издержки и увеличить прибыль. Во всех отраслях экономики началась механизация, снизившая издержки и увеличившая производительность. Она продолжилась в XIX и в ХХ веках».

Механизация – это замена человека-раба механическим помощником. У этого процесса, с нашей точки зрения, есть две стороны: возможность и желание. Допустим, я добрый раджа, и хочу освободить раба с опахалом, заменив его электрическим вентилятором. Могу ли я это сделать без соответствующего уровня развития техники? Нет.

Не менее важен и другой вопрос – хочу ли? Это же нравственная сторона вопроса! Если я раджа недобрый, то зачем мне переживать за усталость раба с опахалом? Механизация, а после автоматизация – процесс превращения рабов в начальников и надзирателей на производстве. Цели этому процессу поставила евангелизация, а средства отыскивались веками. И обратите внимание: найдены они были только там, где прошла евангелизация! Другие-то формы цивилизации рабством совершенно не тяготятся и по сей день… Заимствуют готовое, но лишены внутренней потребности рабам труд облегчать!

Если Филд считает, что «трудосберегающие устройства» вводились только «с целью сократить издержки и увеличить прибыль», то он описывает не механизацию, а ненавистный луддитам геноцид новым оборудованием. При таких целях задача решается сокращением рабочих и тем, что им всё меньше платят, а не механизацией христианско-европейского формата!

— В прошлом столетии производительность сельского хозяйства неуклонно повышалась: с 1930 по 2000 год сельскохозяйственное производство в США выросло в четыре раза. Такой рост был обеспечен технологическими инновациями, которые увеличили объемы производства еды и снизили трудоемкость. В 1900 году на засев, выращивание и жатву одного акра злаков требовалось 38 рабочих часов. Теперь на это уходит меньше трех часов. Технология освободила миллиарды людей от изнурительного ручного труда. В 1800 году мировой ВВП на душу населения составлял около 200 долларов, в 2000 году он был в 30 раз выше.

Интересный вопрос: этих результатов добились люди, которые искренне хотели новой лучшей жизни? Или же мрачные эгоисты, думающие только о своей личной прибыли? Это плоды просвещения, которые пожинала христианская цивилизация, правильно воспитав человека (альтруистом, а не эгоистом)? Или же это вы считаете плодами алчности и злобы конкурентного взаимоистребления?

Капитализм на этом процессе – паразит общего просвещения, подобный спорынье на колосе, или же сам процесс, сам колос?

У меня, в отличие от Филда, есть все основания полагать, что оголтелый капитализм – именно паразит, спорынья технократии. Все великие новаторы, дарившие миру новые колоссальные возможности – все, как на подбор, были очень неудачливы в бизнесе.

Зачастую умирали в нищете, а в миллиардеры – ни один не выбился. Техника развивалась, потому что внутри христианской цивилизации для этого созрели условия, произошёл переход количественного в качественное – после нескольких веков напряжённого количественного накопления знаний.

+++

Чтобы быть успешной нацией – мы должны людей правильно воспитывать? Или же воспитывать в них зверскую ненависть ко всем окружающим как к конкурентам? Как «правильное» воспитание личности соотносится с нормами и принципами капитализма? Разве они не противоречивы по всем пунктам? Разве нравственный человек не вступает в конфликт с хапугами рынка на каждом из поприщ?

Филд пишет, что «первым крупным экономистом, признавшим, что технологические изменения существенно влияют на экономический рост, был не кто иной, как Карл Маркс (см. главу 1). Однако его предсказание, что капитализм обречен, оказалось менее прозорливым».

Но Маркс был атеист, и ему не хотелось признавать, что люди стали лучше жить, потому что научились светлее думать. Маркс не хотел признавать роль религии и нравственности в экономике. Не хотел в упор видеть связь между катехизацией (жертвенностью) личности – и ролью личности в прогрессе.

Прогрессу нужен хороший человек – а Маркс придумал, что прогрессу нужен жадный человек. И в этом они сошлись с Филдом.

Якобы бытие определяет сознание: вначале производство непонятно как и с чего растёт, техника сама по себе (?) совершенствуется, а потом разум человека её лениво «догоняет». Ибо ведь не создаёт механизм, а лишь отражает его! Маркса почитать – так люди сперва бесцельно наращивают производство, а потом такие оглянулись: ба! Как еды много стало, давайте добрее будем друг к другу!

Но это же, извините, чушь, что у Маркса, что у Филда. Люди сперва хотят сделать жизнь лучше, захотев –ищут средства, а отыскав средства – пользуются находками. А у Маркса получается, что это станки и веретёнца людей в задницу толкают к лучшей жизни! И что человек не потому придумал станок, что жизнь окружающим хотел улучшить, а от жадности и меркантильности.

Вот делать больше жадине нечего, как всю жизнь изучать механику, физику, математику, чертёжное дело – а потом применять эти знания для самообогащения! А я вам скажу, что жадина скорее пойдёт воровать, чем станки выдумывать! Не пираты создавали новую технику, хотя с жадностью у пиратов всё в порядке было, через край!

+++

В середине ХХ века экономист Йозеф Шумпетер[3] высказал мысль, что динамизм капитализма обеспечивается за счет новых технологий. Важную роль играют и другие факторы, такие как труд и финансы, но было бы полным безрассудством отрицать значение инноваций. Для описания постоянных волн изменений экономики под влиянием инноваций Шумпетер позаимствовал у марксистских экономистов метафору «шторма созидательного разрушения».

Лучшим опровержением Шумпетера является сам Шумпетер, ибо он пытался на основании своих идей (ставших очень популярными в западной пропаганде) соорудить свой собственный бизнес, и прогорел по всем статьям.

Шумпетер вошёл в историю мировой мысли, как романтик: он верил, что предприниматель – новатор, внедряющий новые технологии. И тем, мол, он отличается от вора, который тоже обогащается, но не за то, что внедрил новые технологии, а просто потому что денежное «одеяло» тянет на себя.

Филд вовсе не романтик, и Шумпетера поминает совсем не для этого разделения бизнеса на новаторов и воров. Филд убеждён, что:

-…процесс естественным образом ведет к устареванию технологий и может быть болезненным для рабочих, которые в результате теряют работу. Тем не менее в долгосрочном плане созидательное разрушение увеличивает производительность. Потеря рабочих мест — неотъемлемая черта современного капитализма, но она не всегда (выделено нами) ведет к постоянной безработице: например, с 1999 по 2009 год в частном секторе США было потеряно 338,9 миллиона рабочих мест, но при этом было создано 337,5 миллиона новых.

Филд забывает сказать, что новые места в частном секторе США – хуже по условиям и оплате. Выгоняют с престижной работы, а потом – порой тот же самый работодатель – берёт на менее престижную.

Этот процесс заранее описан в мемуарах легендарного управленца из США Ли Якокки.

Ли Якокка в своей книге «Карьера менеджера» с юмором и задором пишет о том, как воевал с профсоюзами (в годы, когда ещё был СССР, и менеджеры ещё «страх имели»):

«…И говорил я с ними жестко. «Вот что, ребята, — сказал я им, — я приставил вам к виску револьвер. В моем распоряжении имеются тысячи рабочих мест с почасовой ставкой 17 долларов. Со ставкой 20 долларов у меня нет ни одного места. Вот почему вам лучше трезво взвесить положение».
Год спустя, когда ситуация даже еще более ухудшилась, мне пришлось снова обратиться к профсоюзу… «Вам придется уже к утру принять решение. Если вы мне не поможете выйти из положения, я вам башку снесу. Я утром объявлю о банкротстве, и рабочие окажутся без работы…».
Это, конечно, дьявольский способ вести переговоры, но иногда вы вынуждены к нему прибегать… могла быть только одна альтернатива –рабочие вовсе потеряли бы работу.
Наши рабочие пошли на весьма существенные уступки. Их почасовые ставки сразу же сокращались на 1,15 доллара. А всего за полтора года эта цифра достигла двух долларов.
За 19 месяцев средний рабочий фирмы «Крайслер» потерял в зарплате почти 10 тысяч долларов…
…В самом деле, что сделала и «Дженерал моторс», заключив с профсоюзом рабочих автомобильной промышленности договор, по которому рабочие отказывались от увеличения заработной платы и от дополнительных выплат, что принесло корпорации экономию в 2,5 миллиарда долларов?»

Якокка, конечно, волен шутить и балагурить, однако зададимся простым вопросом: СКОЛЬКО РАЗ МОЖНО ПРИМЕНИТЬ ОПИСАННУЮ ИМ СИТУАЦИЮ? Очевидно, таким вот образом шантажируя, можно свести оплату труда к крайнему физиологическому минимуму.

Филд не думает, что качели «сокращение – новый найм» постепенно к этому и ведут?!

Далее Филд ополчается на гуманизм со всей страстью либерала: «Изобретениям, благодаря которым наша жизнь становится дольше, безопаснее, проще и интереснее, мы обязаны вовсе не альтруистическим мотивам[4]. В капиталистической системе изобретатели вроде Илона Маска (род. 1971) и Стива Джобса (1955–2011) инвестировали в новые открытия, потому что были уверены, что это принесет им прибыль. Стремление к прибыли стимулирует инновации».

А ограбление банка что стимулирует? Не стремление ли к прибыли? Может быть, человек врывается в магазин с револьвером, чтобы цветы понюхать и с продавщицей побалагурить?! Стремление к прибыли – мягко говоря, стимулирует далеко не одни только инновации. Но Филд об этом «скромно умолчал»:

«Это происходит благодаря патентному праву, которое является частью институциональной структуры капиталистической системы. Имеются в виду не только «макроизобретения» вроде микропроцессора, двигателя внутреннего сгорания или электрической лампочки. На основе существующих технологий совершаются «микроизобретения», повышающие их эффективность и имеющие ключевое значение для прогресса. Эти поступательные инновации обеспечивают постоянный рост производительности (например, после своего появления в 2007 году iPhone непрерывно совершенствовался, и последняя модель более чем в пять раз мощнее первой).
Патентное право предоставляет индивиду или организации исключительные права на изобретение. Оно не позволяет конкурентам использовать или получать прибыль от него без предварительного разрешения.
В XXI веке будут совершены новые прорывы в биотехнологиях, медицине, обработке данных, телекоммуникациях и множестве других сфер — потому что потребители готовы за них платить» — радостно сообщает читателям Филд.

А если не будут готовы? Если их, «без СССРа»-то, методом Ли Якоки сведут к миске похлёбки без излишеств? Тогда как?

Филд не понимает разницы между номинальным и реальным правом в разговоре о патентном праве (как и во всём остальном). Реальное право базируется на силе, на возможности лично нанести такой ущерб нарушителю права, что ему выгоднее права не нарушать. Например, нарушение международного права в виде нападения США на Россию карается ядерным ударом.

А нарушение международного права точно в таком же нападении, но только не на Россию, а на Ирак или Сирию – легко можно ЗАБОЛТАТЬ. Номинально Ирак и Сирия обладают такими же правами, как и РФ. Но фактически, реально – у них нет никаких прав, кроме тех, которые им оставляет американский произвол.

Если все деньги общества сконцентрировать в руках очень узкой группы людей, покончив даже с самым приблизительным равенством материального достатка, доведя поляризацию по доходам до гомерических размеров, то очевидно: все права небогатых станут номинальными, как права Ирака и Сирии с Ливией и Югославией перед лицом произвола США.

Конечно, формально права человека никто отменять не станет, это и не нужно, и вредно с точки зрения пропаганды. Но фактически никаких прав человека при столкновении со сверхбогатым кланом у человека не останется. Это касается всего – в том числе и патентного права. Бумажка не защитит, поймите, наконец! Бумажка – всего лишь бумажка. Суд может её принять, может её принять и отвергнуть, а может вообще не принимать. Всё сводится к тому, в какой ложе или ордене состоит судья, принимающий решения!

Таким образом, рассуждения Филда о том, что «Патентное право… не позволяет конкурентам использовать или получать прибыль от него без предварительного разрешения» — в высшей степени наивно.

Это смотря кто у тебя конкурент, Филд! Если «крутой» — то плевать он хотел на твоё патентное право…

Но патентное право опасно для слабых людей и бедных народов тем, что блокирует их возможности развития. Оно делает достижения науки и техники, с древнейших времён достояние всего человечества – чьей-то частной или акционированной собственностью.

А если правящие кланы запатентуют алфавит – нам что, за использование букв им дань платить? А если запатентуют изготовление бензина или кирпича?!

Ни в чём не преграда для сильных мира сего, патентное право полезно им, потому что для слабых и бедных оно – ещё один барьер на пути к хотя бы скромному благополучию. При капитализме всё и всегда сводится к диалогу из анекдота:

-Я имею право…
-Имеете!
-Подождите, вы не дослушали, я имею право…
-Имеете!
-Значит, я могу…
-Не можете.

Кто хочет понять разницу между номинальным и реальным правом в лживой буржуазной «демократии» — перечитайте ещё раз этот диалог.