ОБЩЕСТВО: ПЛОДЫ СООТВЕТСТВУЮТ РАСТЕНИЯМ

Если любимую игрушку современной молодёжи, айфон, подарить подслеповатому старичку, то ничего, кроме раздражения, этот подарок не вызовет. Старичок привык к телефонному аппарату с большими кнопками, которые ему, подслеповатому, хорошо видны. А, главное, понятны. На новом аппарате кнопок нет. Какими-то его функциями, кроме телефонной связи, старичок пользоваться не может, не умеет, да и не хочет. И потому его совершенно искреннее требование – «заберите эту хрень, верните мне старый, понятный кнопочный аппарат!». В его понимании айфон – это издевательство над человеком, и ничего больше.

Теперь второй пример для понимания природы советской власти и причин её краха. Вообразите, что человек, конституционально-глупый, органически-тупой – учился в «Бауманке». Потом пришли «реформаторы», его оттуда выгнали, и поставили мусор разгребать лопатой.

Он, стало быть, разгребает – а тут к нему подходят интеллектуалы-доброхоты, и начинают его заверять, что он обманут. Что в «Бауманке» у него были колоссальные жизненные перспективы, путь созидания и развития, у него там было светлое будущее – а здесь… Здесь он так и помрёт на тяжёлой грязной работе, дерьмо разгребая.

И тут органически-тупой человек начинает совершенно искренне возражать. Он отказывается считать себя обманутым. И это не под действием страха, не «стокгольмский синдром» заложника, понимаете? Он совершенно искренне говорит вам, что в «Бауманке» у него голова пухла, что там учиться – хуже, чем быть в застенке. А тут, хоть он и по колено в дерьме каждый день – зато ему легко, всё понятно. А эти возможности созидания и развития – ему не нужны. Потому, что он тупой. И этим всё сказано.

Нам придётся (хоть и не хочется) признать, что подгонка общественных форм под психическое состояние «человека большинства» — совершенно нормальное явление. И если человек умственно, духовно деградировал – то совершенно невозможно сохранить вокруг него сложные и перспективные формы социальной организации.

Христос говорил об этом: «Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить»[1]. Примитивные люди не то, чтобы «обмануты» теми, кто вводит дегенеративные социальные отношения – они обретают в «обманщиках» орудие удовлетворения собственных потребностей, продиктованных внутренней деградацией.

И когда мы говорим, что Ельцин использовал алкоголиков, дегенератов и психопатов – то должны сперва задаться вопросом: а откуда взялась такая критическая масса алкоголиков, дегенератов и психопатов?

И – раз уж она фактически очевидна – не следует ли говорить, что это именно она использует (как свой инструмент) Ельцина, Ющенко, Порошенко и прочих «пап алкашей»? А не наоборот?

Примитивный человек не хочет айфона, он требует вернуть старый кнопочный аппарат. Он говорит: заберите вашу дрянь с большими, но непонятными мне возможностями, и верните власть держиморд, власть дубины. Там я всё понимал. Там я брал, когда дают, и бежал, когда бьют. В примитивном обществе – говорит дегенерат, не всегда словами – и жизнь и смерть были на моём уровне понимания. А в вашем, про которое вы говорите, что оно перспективное (а проверить ваши слова я не умею) – мне ни хрена не понятно! Когда и что брать? Когда и куда бежать? Почему не нужно бояться сильного? Он же сильный! Почему нельзя бить слабых? Они же слабые!

Собака может питаться овсянкой, но если волка из леса, в первом поколении, посадить на овсянку без переходного периода, то волк взвоет и в прямом и в переносном смысле. Ему абсолютно непостижимо, почему нужно давиться этой гадостью и зачем жалеть зайцев!

+++

Мы должны понять, что формы общественной жизни – это среднестатистическое отражение умственных и духовных качеств живущих в них людей. И ничем иным формы общественной жизни быть не могут – хоть нам бы и хотелось, конечно, введя правильное устройство, исправить внутренности у людей. Но инструмент по имени «институт», которому молятся на Западе – на самом деле ничто. Это номинальное, пустое сочетание звуков или букв.

С точки зрения реалиста, отвергающего номинализм[2] — любое явление может быть названо любым именем. И потому имя само по себе ничего не значит.

— Люди могут упорно называть «коммунистической партией» организацию, лишённую всех и любых признаков коммунистической партии.
— Люди могут упорно называть «христианской церковью» организацию, лишённую всех и любых признаков христианской церкви.
— Люди могут упорно называть «демократической системой» организацию, лишённую всех и любых признаков, свойств, качеств, присущих реальной демократии и т.п.

А потому имена не столько разъясняют дело, сколько его запутывают. Важно не само слово, а то, что люди подразумевают под ним в качестве внутреннего образа, и в этой реализации имён есть элемент мистического таинства. Это известно и в христианстве[3], и в конфуцианстве[4].

Люди взяли плохое слово, но внутренне понимая под ним хорошее – превратили его в светлый символ.

Люди взяли хорошее слово, самое святое, какое только бывает в обиходе – но в руках дурных людей оно испортилось, стало символом мрака и уродства.

А потому общественные «институты» — ноль. Звук пустой. Наличие формальных церквей вовсе не гарантирует духовность, наличие академий – вовсе не гарантирует развитие наук, власть в руках у называющих себя «коммунистами» — далеко не всегда ведёт к коммунизму, и т.д. И уж тем более злободневно для нас сегодня: болтовня о «демократии» совершенно необязательно ведёт к реальному народовластию!

+++

Реальное состояние общества – это среднестатистическая величина духовного состояния его членов. Один праведник, другой злодей, один ломает, другой чинит – сложили вместе, и получилось нечто среднее. Как назвали (на словах) это среднее – дело десятое. Я хочу подчеркнуть, что никакое имя само по себе ничего не значит, и это касается всех имён: что «диктатуры пролетариата», что «демократии».

Понятно, что в руках негодяев имя, используемое ими, постепенно превратится в ругательство, но сам термин всегда нейтрален, вопрос лишь в том, кто его использует. Например, националистам пришлось выдумывать, что гитлеровцы – «нацисты», чтобы как-то отделить себя от гитлеровцев. Сами гитлеровцы к такому приёму не прибегали, называя себя националистами, а «наци» — только в качестве простого сокращения для удобства речи.

Реалист, в отличие от номиналиста, не поклоняется институтам, формальным наименованиям, он старается видеть объективное содержание за вывеской любого учреждения.

Если для номиналиста, растворившегося в демагогии, ничего, кроме слов и названий нет – то реалист видит объективно существующую шкалу цивилизованности, существующую независимо от используемых обозначений.

То есть мы, реалисты, считаем, что существует объективное развитие человека, объективное повышение безопасности и качества его жизни – независимое от используемого языка обозначений.

Реальное и формальное всегда находятся в конфликте разной остроты, слова всегда обманчивы[5]. Иногда ярлыки на сосуде слишком скромны, а иногда – наоборот, крикливо-рекламно-лживы. И тогда на бутыли с ядом появляется этикетка «элексир» — как у либеральных экономистов: думаешь по ярлыку, что это лекарство, выпьешь и помрёшь…

+++

Но если мы, реалисты, признаём что существует объективное развитие человека, обожение[6], то мы обречены признать, что существует объективно и деградация человека (озверение).

Номиналист (западник), столкнувшись с озверением масс, решает проблему столь же просто, сколь и неэффективно: он лепит формальные институты, перебирающие в названиях своих слова, психологически привязанные к развитию. Грубо говоря, открывают «Институт Развития». А когда нет эффекта, то переименовывают в «Институт Ускоренного Развития». А когда снова не помогло – то в «Чрезвычайный Институт Ускоренного Развития», и т.д.

Понятно, что и то, и другое, и третье совершенно бессмысленно, если институт наполнен узколобыми ворами[7]. Социальное бедствие озверения невозможно заклинать словами – будь то слова «советская власть» или «демократия» или ещё какие-нибудь.

Реализация имён и планов достигается только энтузиазмом авангарда общества + террором, но только и исключительное как вспомогательным средством. Нет ничего страшнее и безысходнее диктатуры, которая сама не верит в свою миссию, не обозначает рубежей достижения, ради которой, собственно, и существует.

Чтобы принудить и приструнить тех, кто мешает развиваться – должно быть достаточное количество тех, кто хочет развиваться, а иначе это не работает.

+++

Поэтому не стоит утешать себя сказками о том, что катастрофа ельцинизма как одного из величайших падений цивилизации во всей человеческой истории[8] — следствие простого обмана народов проходимцами. Обман не смог бы зайти так далеко и продолжаться так долго.

Главная причина обрушения перспективных форм цивилизации, замена развитых общественных отношений варварски-архаичными – внутренняя духовная деградация широких человеческих масс.

Важная особенность деградации – то, что дегенерат не понимает, не осознаёт её. Человек развивающийся прекрасно видит, чем отличается от себя вчерашнего, потому что границы его познания расширяются. Дегенерат этого не видит, потому что его кругозор сужается, и потерянное ему уже недоступно для понимания.

Если деградирующая личность поймёт, что она деградирует – это станет симптомом исцеления, первым, необходимым шагом для исправления. Пока же деградация идёт в неявном виде, смутно и расплывчато, человеку кажется, что «всё нормально», только падающие опоры и устои вокруг немного пугают, изумляя: чего это они вдруг рушиться стали?

Не стоит упрощать, думая, что дегенераты сознательно стремятся к архаичным и примитивным формам общественного устройства. Нет, здесь всё сложнее: срабатывает малопонятный дегенерату «инстинкт упрощения». Когда:

1) сложное отбрасывается как «непонятное»;
2) а «непонятное» становится синоним «ненужного».

Про такое в народе говорят: «у плохого механика всегда остаются «лишние детали» после сборки разобранного механизма».

— Раз я не понимаю, для чего они служили – значит, они и не нужны!

Упрощённые представления о жизни, упрощённая до животности картина мира в голове – рождают запрос на примитивную власть раннефеодального[9] или ещё более архаичного[10] типа устройства. Не потому, что человек сознательно желает этого – а потому, что это единственное устройство, которое он, в состоянии духовной и умственной деградации, в состоянии понять. Что-то выше находится просто за пределами его понимания, восприятия – и выступает недоступной «вещью в себе».

+++

Если развитие ума – то это расширение сознания до масштабов Вселенной, осознание всё большего и большего количества факторов реальности, в том числе и удалённых, опосредованных, абстрактных, то деградация ума проявляет себя в локализации.

То, что было на периферии сознания – просто теряется, пропадает из виду. То, что было ближе к центру – становится смутной периферией. Бесконечность сжимается в точку.

Умственно-развитый человек понимает жизнь как большую и сложную совокупность факторов. Социальный дегенерат понимает жизнь как разорванную и бессвязную совокупность локальных фактов.

У человека, умственно-развитого расширяются в ходе развития мыслительных способностей и представления о времени, и представления о пространстве, и представления о потребностях. При обратном процессе (деградация личности) – все они обратно сжимаются. Деградируя, человек утрачивает представления о прошлом и будущем (явление «дезактуализации»). Прошлое он забывает, его уроки не учитываются, а механически стираются (что делает возможным множество однотипных майданов, например). О будущем он думать не в состоянии, воображение и оперативных возможностей ума не хватает.

Человек деградирующий локализуется в очень ограниченном пространстве, в малой точке пространства и времени. Все свои радости или трудности он не рассматривает (в силу деградации разума) как причины, имеющие цепочки последствий. Он их рассматривает чувственно и буквально: наслаждается или негодует в оторванной от контекста ситуации.

Когда поведением человека руководит простейшая сигнальная система инстинктов – «я могу сделать себе приятно», «я могу избежать неприятного», наука, как институт и феномен отмирают. Ведь накопление знаний, опыта неотрывно связаны с диалектикой, согласно которой многое сиюминутно-приятное стратегически вредно или даже убийственно, а многое локально-неприятное стратегически необходимо.

Именно эта диалектика опыта и разума, накапливаемая в течении долгого (гораздо дольше биологической жизни особи) привела к тому, что НЕ ВСЕ люди – наркоманы, дезертиры, воры, хотя, конечно, встречаются и те, и другие и третьи.

А как формируется наркоман, дезертир, мародёр, вор и т.п.? Он формируется не в спецшколе и не на курсах специальной подготовки (в отличие от профессионала полезной профессии). Он формируется непосредственно из инстинктов, сигнальная система которых выстроена по схеме «могу сделать себе приятно/избежать неприятного». То есть вырастают они целиком и полностью из непреодолённой у недостаточно социализированного человека зоопсихологии.

Если говорить о либерализме сегодня – то именно с этой зоопсихологией он и заигрывает, попутно раздувая, реставрируя и наращивая её влияние на личность. Ведь очень многое с точки зрения разных перспектив меняет оценочный знак.

Говорим ли мы о труде или об образовании, о правосознании гражданина или о его бытовой культуре, мы в любом случае придём к выводу, что если завтра помирать – то выгодно одно. А если рассчитываешь жить долго – то прямо противоположное. Если, к примеру, думаешь жить до почтенной старости – то надобно учиться. А если завтра помирать – тогда, наверное, лучше пойти в футбол поиграть или чем-то другим себя побаловать.

Если мы говорим про общественную пользу – то это одно. А если о выгоде отдельно взятой и кратко живущей особи – то это совсем другое. Наши выводы не совпадут, и порой категорически! Например, приватизаторы крайне невыгодны обществу в целом – но сами то для себя они вполне выгодны. Нерентабельность их деятельности с точки зрения общества – вовсе не означает их личной нерентабельности и т.п.

Как только в сознании человека сжимаются пространство и время (до локальной точки) – тут же меняется и вся система приоритетов в его голове, вся система мотиваций поступка. Сложная совокупность необходимого для жизни (которую можно представить как «А,В,С… N») распадается в его уме на элементы, из которых ближайшие приобретают абсолютное значение, а отдалённые – вообще не рассматриваются. Это можно представить как:

(«А — В,С… N») < («A»).

Безусловно, если сбросить с себя все долгосрочные и страховочные расходы (не только денег, но и времени, внимания, сил) – то это увеличит, и порой резко, сумму краткосрочных расходов.

И уж тем более безусловно увеличит паёк человека сокращение числа получателей пайков. Понятно, что решить жилищную проблему 10% населения куда легче, чем 100%, а у 1% легче, чем у 10%. Это доказуемо чисто арифметически, и постоянно подтверждается опытом.

Так формируется феномен «кассира, бежавшего с деньгами» — т.е. человека, который не думает о будущем: ни собственном, ни тех, с чьими деньгами он дал дёру. Удовольствие не воспринимается как причина со многими далеко идущими последствиями, а рассматривается непосредственно-чувственно: «сейчас у меня денег много, мне хорошо».

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

[10] Многие исследователи подчеркнули, что нацистские майданы в Киеве типологически очень близки к родо-племенной «военной демократии» дофеодального времени. По сути, это та же система агрессивного собрания вооружённых соплеменников, выбирающих себе вождя для набегов – но только с некоторыми современными гаджетами.