ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ ОТЦ -2

Александр Леонидов Экономика 85

Бремя цивилизованности порождает два фундаментальных кризиса, без которых не может существовать: бремя частной собственности и бремя произвольной свободы особей человеческого вида. Свобода ликвидируется цивилизацией двумя путями:

-Целеполагающим (Общая цель ограничивает индивидуальность человека). Это телеология прогресса, неизбежная при попытках восходить над самими собой.
-Нравственным (табуирование ряда поступков, с развитием цивилизации разветвляющееся и усложняющееся).

Превращая человека из господина своей судьбы в служителя надчеловеческого достояния-наследия, цивилизация формирует переносимый из поколения в поколение субстрат ценностей. Люди не просто не пользуются этими ценностями; наоборот, этот набор ценностей пользуется людьми, использует их, как расходный материал. Рождаясь, люди поступают в носильщики к этому грузу, а умирая – передают роль носильщиков своим потомкам. Люди приходят и уходят, а цивилизация на их плечах плавно следует из века в век. Она растёт – а возрастая, становится тяжелее для носильщиков.

Это обусловило постоянный конфликт всех форм цивилизованности (социализации) с животными, зоологическими инстинктами особей, полагающих особь самодостаточной. В числе важнейших, и очень опасных для цивилизации биологических инстинктов отметим:

-Хватательно-поглотительный — порождающий психологию частного собственника (индивидуального накопителя) у животных и дикарей.
— Половой (подмена сознательного деторождения чувственным удовольствием, приобретающим всё более и более извращённые формы).
— Инстинкт доминирования (жажда господствовать, порождающая жестокость, садизм и внутри-видовую конкуренцию).
-Инстинкт экономностидействий (то есть склонность останавливать усилия после достижения достаточного для особи, инстинкт «засыпания сытого», «пассивности удовлетворённого»).

Поскольку эти (и иные, дополняющие) инстинкты пронизывают собой всё существо, весь организм человека, то борьба с ними очень и очень сложна. Именно поэтому борьба цивилизации со Зверем приняла такую затяжную, многовековую форму. Проблем с книжными идеалами не было уже в древности, но проблемы возникали во время приложения книжного идеала к биологическому существу. Биологическая особь не сдавалась, на всякую норму закона она отвечала (и отвечает) целым взрывом инстинктов и тёмной чувственности.

За несколько тысячелетий человечество собрало для войны с инстинктами особей солидный и внушительный аппарат. Сюда входят созданные для противодействия психологии частной собственностии психологии свободы-произвола:

-Государственность
-Законность и аппарат поддержания законности
— Наука и культура, стремящиеся преодолеть человека снаружи и изнутри
-Идеология (религия + мораль).
-Системы материального поощрения правильного поведения из фондов, образуемых приложением науки и дисциплины к производству.

-Иные системы стимулирования цивилизованного поведения.

Могущество противников объясняет накал и долговременность величайшей из битв: Искусственной (рукотворной) Культуры с естественным (генетическим) Зверем.

+++
Исследуя зоологическую среду и зоопсихологию, мы без труда заметим, что все они выстроены на монополии частной собственности и монополии конкурентной свободы особи. Так, например, частная собственность у животных есть, а государственной, казённой или общенародной, общественной – нет, потому что нет ни государства, ни абстрактного понятия о народе.

У стадных и стайных животных мы находим акционерную форму частной собственности: совместный захват полезных ресурсов для коллективного использования в рамках группового эгоизма. Стая или стадо, прайд – могут иметь внутреннюю солидарность, но беспощадны к иному стаду, стае, прайду.Битва за охотничьи угодья и за самок – хорошо известное натуралистам проявление частнособственнической психологии у животных (иногда имеющей акционерную форму).

Поэтому частная собственность не является продуктом развития общества, не является вводным искусственным явлением: она органично вырастает и прорастает из всей животности, включая и низшие виды животных.

Если бы цивилизация некогда ввела частную собственность – то она могла бы легко её и отменить (на этом строилась иллюзия марксистов). Но цивилизация её не вводила. Она получила её из животного мира в готовом виде, вместе с биологической природой человека. Отсюда и невероятная тяжесть избавления от неё.

Но факт в том, что цивилизация не вводила частной собственности, она получила её в готовом и окончательном виде, в котором львы и коты не только защищают свои участки, но и убивают за покушение себе подобных на участок. А поскольку частную собственность никто не выдумывал искусственно, не вводил законом, в рамках реформ – то её и отменить очень сложно, почти невозможно. Её естественность сидит в спинном мозге, в тёмных лабиринтах и тупиках подсознания биологической особи.

Цивилизация с её миром искусственных вещей и отношений всегда только и делала, что боролась с животно-естественной частной собственностью, со склонностью хомяков таскать зерно к себе в нору (а не в общий амбар, которого у хомяков и нет). Но борьба эта была очень тяжёлой и далеко не всегда успешной.

Частная собственность кроваво и зверино огрызалась на цивилизацию, причём много раз в истории. Посреди просветов торжества государства и права мы видим ремиссии звериного начала, отчаянные и свирепые контратаки собственников на попытки обобществить достояние человеческого вида. Частный собственник не всегда понимает, почему ему так сильно нужна его частная собственность: ведь инстинкт действует вне разума особи, и особь порой совершенно не осознаёт, что во власти и под действием инстинкта.

Если в догосударственную эпоху частная и акционерная форма собственности в режиме свободной конкуренции без административных барьеров составляла 100%, то увеличить её по сравнению с животным миром нет никакой возможности (даже если было бы желание). Государство изначально делало то единственное, что оно могло сделать: а именно, переводило долю частной (захватной) собственности в режим государственной, казённой (т.е. регулируемой не свободным захватом, а писаным законом).

Этапы этой великой борьбы с частной собственностью, при чём маленькие –это борьба за централизацию государства с рабовладельческой и феодальной раздробленностью, борьба гуманистических сил с тираниями и деспотиями (при монархии монарх является частным собственником как земли, так и всего на ней, он, говоря современным языком – крупный предприниматель, глава крупной корпорации).

Задача состояла в том, чтобы беззаконный произвол хозяина и владельца свести к законности, делающей хозяина и владельца – слугой и пользователем. В самом деле: если в вашем доме распоряжаетесь не вы, а законодатели, то это не ваш дом, а дом законодателей, который они вам предоставили на определённых условиях, и могут отобрать за невыполнение условий.

Законопослушность – это стирание «чувства хозяина», и она несовместима с произволом неограниченного и верховного владельца собственности. Став законопослушным гражданином, человек просто перестаёт быть обособленным и самодостаточным собственником, превращается в винтик механизма, в служебный элемент общего замысла, в котором ему отведена какая-то роль по не им написанному сценарию. Став законопослушным, человек делает то, что должен, тогда как собственник делает то, что хочет.

В силу этого стирание всякой частной собственности до полной её ликвидации всегда было мечтой всех властей и правительств мировой истории. Другое дело, что чисто технически у них это не получалось, руки оказывались коротки для полной ликвидации. Понятно, что ни Владимир Мономах, ни Пётр Великий не видели в купце ровни себе, понимали купца как свой инструмент, лишённый собственной воли: мы прикажем, он сделает, хочет-не хочет, а куда он денется?

Но эта позиция, совершенно ясная и у английских королей, вводивших «рыбный день» (прото-зародыш плановой экономики) натыкалась на человека, как биологическое существо. Если частную собственность прижимали слишком сильно – это оборачивалось или мятежом, или биологическим угасанием человека, полной его подавленностью, выражаемой в нежелании жить и действовать.

Поэтому цивилизация в разные эпохи заключала с миром частной собственности перемирия на тех или иных условиях: «досюда наше, а дальше – ваше, мы дальше не лезем». Сохраняя частную собственность как замирённого врага, государство и цивилизация не могли (органически, фундаментально) с ним срастись, включить его в себя. Противоречия между казённым, общественным – и частным интересом слишком велики, о них писал даже А.Смит. Общественную пользу и частную выгоду можно как-то совместить, разведя и сдерживая, но соединить, привести к тождеству – невозможно.

+++

Хотя на разных этапах государство и цивилизация сохраняли какую-то долю частной собственности внутри себя, тенденция очевидна: по мере развития и прогресса (немаловажную роль играют и средства связи, коммуникации, контроля и слежения, которых почти лишены были древние владыки) частная собственность вытесняется из цивилизованного образа жизни. Её роль снижается, её возможности сокращаются, её удельный вес становится меньше по закону Вагнера[1].

Если же частная собственность контратакует и наращивает свои возможности – то для цивилизации это неизбежно оказывается периодом деградации, регресса, отката вниз с отвоёванных у дикой природы позиций. Наше время – одна из многих иллюстраций этого процесса, доказывающая, что регресс – единственная возможность торжества частной собственности.

В силу этого ОТЦ рассматривает советский период истории как высшую из всех известных истории форм цивилизации, в которой решался основной вопрос цивилизации: избавление от зверособственника в человеке.

Но высшая – не значит единственная, исключительная и обособленная. Просто советская власть прошла несколько дальше в решении основного вопроса цивилизации, чем другие, родственные ей формы цивилизации. А то, что каждая из форм цивилизации этот вопрос пыталась разрешить – для историков и экономистов несомненно.

Если проанализировать любую прогрессивную форму власти, хоть в древнем Риме, хоть в XIX веке, то все они так или иначе давили частного собственника, выдавливали его с лидирующих позиций в обществе. И, собственно, весь прогресс сводился к их успехам на этой ниве.

Если они сумели оттеснить бездумного жруна и эгоистичного паразита подальше – то они остались в истории как прогрессивное правительство. Если нет – то вписали себя в страницы регресса человеческой истории. Ведь что самое главное для прогресса? Чтобы его достижения не были утилизированы в рамках сиюминутных локальных интересов особей. Если книжкой растопили печку, «потому что холодно было» — то книжка пропала. А если книжку сберегли в библиотеке, даже сами замёрзнув – то достояние цивилизации перешло следующим поколениям, умственно и нравственно их усиливая. В этом и состоит прогресс: когда всё делается не для себя, а для грядущих поколений. А себя обслуживают по «остаточному принципу». Никакой иной природы у прогресса нет и быть не может.

Чем больше затрат на конструирование ИСА, чем они умнее, рациональнее – тем больше сил и информации концентрирует в себе цивилизационный рукотворный агрегат. Ему отдают всё больше и больше – он становится всё мощнее и мощнее.

+++

Храмовая теория возникновения государства – ещё одна важная часть основных понятий в ОТЦ. Суть её в том, что вокруг духовного поклонения святыне формируется материальный мир служения (условно говоря – храм). Этот храм построен и предназначен для служения. Его не используют – наоборот, это он использует людей. Он не кормит – его кормят.

В храме накапливаются сокровища, как материальные, так и духовные. Вокруг культа вырастает культура – интеллектуальное и эстетическое оформление культа, его привлекающая апологетика. Чем больше сокровищ в храме – тем сильнее соблазн их растащить, «приватизировать». Но сделать такое может только человек, который не верит в святыни этого храма. Раз для него нет святынь – то нет и нужды держать сокровища в храме.

Этот грабитель сокровищницы может прийти извне, как орда. А может зародиться из неверия внутри, в качестве циника-расхитителя. Не веришь – не бережёшь. То, что не является духовной сакралией – автоматически превращается в трофей, в материальную добычу.

Для предотвращения внешнего и внутреннего растаскивания храма формируется вооружённая охрана, чья эффективность равна её идейной заряженнности, фанатизму. Возникает оборонительная стена, затем – другие, вспомогательные оборонительные сооружения. Храм естественным путём превращается в крепость. Крепость может защитить хозяйствующих субъектов, они стягиваются под её защиту, селятся поблизости, так возникает город. От города вырастает путём расширения культа и идеологического единоверчества – государство, страна.

Иным путём ни город, ни государство возникнуть не могут. Хозяйственные мотивы не могут его сформировать, по той очевидной причине, что прибыльность грабежа и разбоя всегда выше, чем у систематизированного хозяйствования, и если бы дело решала величина личной прибыли – то из грабежей и банд человечество никогда бы никуда не вышло.

В подтверждение этого можно сказать, что повсюду, где личная прибыль становится высшим приоритетом, происходит стремительно возвращение к миру грабежей и банд (последний исторический пример – РФ эпохи приватизации). С приоритетностью личной выгоды нельзя ни создать, ни поддерживать общеполезную государственность[2].

Но в рамках единоверчества исключаются (по причине единоверия) наиболее прибыльные и наиболее жестокие практики взаимодействия, формируется культура отношений, что приводит, в том числе, и к экономическому подъёму. Но он не может опираться сам на себя: с угасанием веры он подвергнется растащиловке, что доказал совсем недавно и опыт СССР.

Как бы ни было выгодно трудиться вместе, но украсть у соседа всё, что он собрал за долгие годы труда всё равно (с точки зрения материальной) выгоднее. Иначе зачем бы наши приватизаторы организовали разбой, вместо того, чтобы рачительно и рационально хозяйствовать в захваченной ими экономике?

+++

Важно понять, что кроме светлой линии прогресса (он называется «обожением[3] человека» в церковной традиции), в обществе действуют очень мощные инфернальные и звериные энергии.

Все они работают на растаскивание цивилизации, выступают как пожирающая и расчленяющая центробежная сила по отношению к сакралитам, слагающим цивилизацию, к её ИСА (Информационно-Силовому Агрегату).

Отличие звериной мотивации от инфернальной в том, что зверь просто не понимает сложности того, чем охотно пользуется (ему не дано понимать), а сатанист – понимая, сознательно работает на разрушение.

Можно сказать, что сатанисты и алчные корыстолюбцы пытаются друг друга взаимно использовать. Сатанисты дают идеологическое (обобщающее) оформление алчности и корыстолюбию зверочеловека. Но и наоборот: страсти по личному обогащению выступают экономическим базисом идейного сатанизма. Корысть и алчность особи – финансовая опора сатанизма и его идеологических конструкций.

Уже Аристотель отметил «адскую ловушку», капкан, расставленный на цивилизацию: свехдоходность разрушительных и злодейских форм хозяйствования. Мотив повышения личных доходов приводит человека от инженерии к масонерии, то есть от технической смекалки к карьерно-финансовым заговорам с неизбежной для такой формы организации инфернальностью.

Это один из самых объективно-опасных для цивилизации моментов, который подробно рассматривает ОТЦ: риск выпадения из экономики (домостроительства) в хрематистику (т.е. к финансовому хищничеству, мошенничеству). Никто не стал бы переходить из экономики в хрематистику, если бы хрематистика не была доходнее, прибыльнее добронравной экономики.

Переход от экстенсивной экономики к интенсивной – в условиях прогресса неизбежен. Но как избежать при этом скатывания интенсивности заработков к резне, разбою и геноцидам? Стремясь к наращиванию личного дохода, прибыли, человек приходит к рубежу, на котором делать это безобидными, техническими средствами уже невозможно. Получить доход больше можно только при переходе к разбою. Так технический прогресс, помогавший жить лучше ВМЕСТЕ неожиданно (для наивных) перетекает в фашизм, позволяющий агрессивным захватчикам жить ещё лучше ВМЕСТО.

Возникает триада доходности:

1. Аскетизм, аскеза
2. Безобидный личный комфорт (БЛК)
3. Агрессивный личный комфорт (АЛК)

Понятно, что можно и нужно улучшать качество жизни, быта техническими средствами, которые ничего не отнимают у окружающих, и наоборот, помогают им. Но в определённый момент БЛК неизбежно придёт к черте, за которой нужно или остановить личное обогащение, или переходить к АЛК. Тогда «чудеса техники» из мирных превращаются в военные. Из орудий труда превращаются в орудия захвата, подавления.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)


[1] Закон Вагнера – тенденция роста государственного сектора экономики: государственные расходы растут быстрее по сравнению с ростом национального производства. Закон впервые описан немецким экономистом Адольфом Вагнером в 1892 году.

[2] Это связано с особенностями свободных экономических отношений, построенных на двусторонних контрактах без участия «третьей силы». В таких отношениях одним хорошо именно и только потому, что другим плохо, и чем хуже другим – тем лучше первым. Так несчастье получает активных и энергичных лоббистов, становится рукотворным. Оно уже не падает с неба, как засуха или метеорит; его создают усилиями хозяйствующих субъектов. Например, торговцам хлебом выгодны голод и высокие цены на продовольствие. Их снижение понижает и возможности и социальный статус торговцев хлебом. В голодном обществе владелец хлеба царь и бог, а в сытом на него и не глянут.

[3] Обожение, или теозис (др.-греч. θέωσις от θεός «бог») — христианское учение о соединении человека с Богом, приобщении тварного человека к нетварной божественной жизни через действие божественной благодати. Коротко смысл обожения выражен в высказывании Афанасия Великого: «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился» — что обозначает потенциальную возможность для каждого человека и историческую необходимость для человека вообще обрести нечеловеческое могущество в обладании самим собой и природным миром вокруг себя в органическом единстве с Богом.

Сейчас на главной
Статьи по теме
Статьи автора