Статистика улучшений vs либерал-маразм

 Вот смотрите: есть СТАТИСТИКА УЛУЧШЕНИЙ.

Она делится на две части:

— рост хорошего
— и сокращение плохого.

Ну, казалось бы, что тут не понять?! Есть в жизни блага, и нужно, чтобы их стало больше. А если их не становится больше – значит, мы сбились с пути. А ещё в жизни есть недостатки, бедствия – и нужно, чтобы их стало меньше. В идеале – вообще не стало. Если недостатки сокращаются день ото дня – значит, мы на верном пути. Как рост хорошего, так и сокращение плохого – важнейшие индикаторы цивилизованности.

Казалось бы, аксиома. Ну о чём тут спорить?

Однако для либералов и иже с ними – совсем не аксиома, и даже совсем непонятное утверждение.

Как это «рост хорошего»? А что есть хорошее? Как это «сокращение плохого»? А что есть плохое? Кто тот судья, который решит – вот это увеличиваете, оно добро, а вот это сокращайте – оно зло? Скажем, рост содомии – это добро или зло? Борьба за сокращение содомии вызовет у либералов яростное отторжение, они заявят, что борцы спекулируют понятиями «хорошее» и «плохое», и потребуют себе права «переклеить бирки».

Интересно отношение либералов к преступности. Довольно общим местом в их писаниях стало вздыхать после утверждения, что в Северной Корее «вообще нет преступности – кошелёк, оставленный на улице, вы завтра найдёте на прежнем месте»: «высокий уровень преступности – это плата за свободу».

Либералы не хотят признавать, хоть дерись, что хотя бы по одному индикатору цивилизованности общества КНДР обогнала США: в КНДР практически ликвидировали криминальную преступность, а в США – самое высокое в мире количество заключённых по уголовным статьям. Это недостаток? Нет, это «плата за свободу». Хотите свободы – терпите нарастающий уличный бандитизм. И докуда его терпеть? Сколько людей должно в «свободном обществе» быть убито грабителями или сесть в тюрьмы? Половина населения? Всё население?

+++

Стремясь не усложнять, и быть доходчивым, скажу предельно просто: нужна идеология, нужен ответ на детский вопрос «что такое хорошо, а что такое плохо?». И не такой, как у либералов, мол, каждый сам для себя решает, а общий, неоспоримый.

Не решив в режиме «весь народ, как один человек», что хорошо, а что плохо – мы не сможет построить СТАТИСТИКУ УЛУЧШЕНИЙ. А без неё мы не сможем узнать, куда мы движемся – вверх, вниз, или вообще вбок… Мы уподобимся слепым в незнакомой местности: то ли мы идём к страшному, то ли стоим на месте – а оно нас догоняет?

Деидеологизация вела и ведёт к маразму общества, потому что грань между хорошим и плохим стирается до полной неразличимости.

Рынок, особенно свободный рынок, опасен тем, что он удовлетворяет любой платежеспособный спрос, каким бы диким, чудовищным и дегенеративным этот спрос ни был.

— С одной стороны – всякий спрос, если платежеспособен – будет рынком удовлетворён (яркий пример – многолетняя безуспешная борьба с наркоторговлей в рыночных странах, закончившаяся уже кое-где полной и безоговорочной капитуляцией правительств).

— С другой стороны, рыночный плательщик абсолютно безлик. О нём ничего, кроме суммы платежа, не знают и знать не хотят. То есть потребление строится без всякого встречного выстраивания потребителя.

Конечно, для цивилизации такое немыслимо и недопустимо, и ведёт в бездну варварства, к первобытной дикости. Нельзя цивилизовать общество, не цивилизуя человека в этом обществе, нельзя наращивать требования к потреблению, не наращивая параллельно требовательности к потребителю.

+++

В первобытной природе всё регулируется возможностью и невозможностью. И то, что там есть – никого не спрашивает, чтобы быть, и то, чего там нет – никого не спросило, чтобы исчезнуть. Цивилизация преобразует эту дикую среду, искусственно наращивая полезное (например, урожайность) и удаляя вредное (например, хищников). Естественно, всякое преобразование имеет и программу, алгоритм преобразований. А как иначе?

Как можно добавить то, не знаю что? Или убрать то, не знай чего? Прежде чем строить новую, цивилизованную среду взамен старой, первобытной, то, что называют умники «антропогенным ландшафтом» — нужно людям между собой договориться: вот это добавляем, а это урезаем до нуля…

Договориться надо твёрдо. Взрослые люди на то и взрослые, что выросли из детской капризности: сегодня хочу одного, завтра другого…

Твёрдо договорившись – чего нужно больше, а что – устранить, поневоле увидишь врага народа в том, кто думает иначе. Всякая стройка должна препятствовать разрушителям. Ибо имеет замысел, который может быть разрушен. А помойка не имеет замысла – и не нужно ей препятствовать разрушителям. Да и как можно разрушить помойку? Очистить её? Или наоборот, завалить до неба мусором? Помойка, как и свободное, либеральное общество – нерушима, потому что замысла не имеет. У неё нет заданной конфигурации, и что бы кто с помойкой не делал – помойке хуже не будет.

Другое дело там, где есть проект и замысел. Скажем, у вас в доме – вазы, телевизор, ковёр. Вазы нельзя бить, телевизор водой заливать, а на ковёр мочиться. И тот, кто будет это делать – враг вам. Вы не пожалеете сил, чтобы пресечь безобразие в своём доме…

А если вазы, телевизор и ковёр на помойке? Тогда, конечно, их судьба совершенно никого не волнует. Если ковёр своё отслужил – то хоть топчи его сто бомжей, никого это не беспокоит…

+++
Вот и получается всё довольно просто (я, по крайней мере, старался, дорогие читатели!): прогресс или деградация общества познаются нами через СТАТИСТИКУ УЛУЧШЕНИЙ. Похоже даже на «масло масляное»: если стало лучше, то прогресс, а если стало хуже – то упадок цивилизации. Ну, а как иначе-то?! Подскажите, если знаете, а я, разрази меня гром, не вижу иного!

Ну, не может рост преступности, наркомании или содомии считаться за прогресс, и кто считает иначе – кидайте в меня камни! Не может считаться прогрессом возрастающая недоступность жилья для населения или возрастающая неграмотность. И что бы там не болтали либералы – столкнувшись с такими явлениями, мы обязаны говорить об упадке цивилизации.

У нас нет других критериев оценить путь общества, кроме статистики улучшений и статистики ухудшений (которые внутри себя делятся на моральную статистику и производственную статистику).

Но статистика улучшений – это продукт идеологии. Прежде чем достигать целей – нужно их сперва поставить (запланировать). План можно сорвать, ещё как можно, кто бы спорил – но как без него разумному человеку? Какие ещё ориентиры имеет разум, кроме оценки достижения внятно и ясно поставленных планов?

Не может быть никакой «моральной статистики» — если не утверждена в предельной чёткости и точности, без двусмысленностей, мораль. Не может быть и никакой производственной статистики – если включать в неё любой рост производства чего бы то ни было, включая рост производства наркотиков, алкоголя, абортов, оружия нападения, и т.п. Понятно, что любое производство – технологический процесс. Для наркоты тоже нужны и земледельцы и химики, и труд их неплохо оплачивается. Однако к статистике улучшений рост такого производства не имеет никакого отношения.

+++

Если считать, что человек – разумен, то и потребление человека должно быть разумно: в разумных пределах, в разумном ассортименте, в соответствии с нормой. Рыночное же потребление – носит характер лихорадочного, иррационального и откровенно-безумного. Оно не воспитывает потребителя, а, наоборот, растлевает его.

Между тем потребитель – не профессия. Потребитель – тот же самый гражданин и носитель цивилизации. Если он начинает вести себя безумно – вне норм, разумных пределов, пытаясь в какой-то одержимости надкусить и запачкать весь мир, то наступает крушение цивилизации и биологического вида «хомо сапиенс».

Человек Разумный – не просто звучит гордо, а предполагает обязанность поставить тёмные, косматые, доисторические инстинкты под контроль Разума. Сама по себе цивилизация – это победа Разума над Инстинктом (отдельная большая тема – что есть Разум, а что Инстинкт). Когда инстинкт торжествует над разумом, то животное торжествует над человеком.

А тогда цивилизация разрушается – как сегодня на Западе, где слишком радикально уравняли человека со зверем. Она разрушается через вне-потребительские стороны – через лавинообразный рост преступности, наркомании и аутизма, массовую недобросовестность и очковтирательство функционеров, снижение уровня культуры и знаний личности.

Но кроме этого она разрушается и в самой цитадели потребительского общества, т.е. в сфере потребления материальных благ. Общество, например, утрачивает понимание разницы между вкусным и ядовитым (многие яды на вкус сладки, приятны и т.п.). Общество утрачивает приоритет необходимого над роскошью (и обеспечивается запредельная роскошь при потере производства самых необходимых вещей).

Субъективность оценки хорошего и плохого явления – приводит к людоедскому эгоизму, предельно снижающему ответственность личности за общественное благо: «раз мне это приятно, то оно должно быть, к каким бы разрушениям не вело во внешней среде, или в будущем».

+++

Всё это покрывается патокой и елеем болтовни о «свободе», за которыми скрывается простейшее стремление зверя скинуть с себя все условности цивилизованного быта. К «несвободе» либералы начали относить любое стесняющее обстоятельство, по сути, устранив разницу между «хочу» и «надо».

Сами либералы не скрывают (в их писаниях это общее место), что такой либерализм несовместим с государственностью. Они, не скрываясь, снова и снова пишут, что государство отмирает, что выдвигаются новые формы организации жизни – свободные от границ государств города, свободные корпорации (ТНК), наконец – свободные люди, «новые кочевники», для которых нет ни границ, ни Отечества.

Либералы с умиляющей наивностью не видят, что это – вовсе не новый мир, не шаг вперёд – а древнейшая архаика, практики самых тёмных веков начала истории! Это не будущее, а безумно возвращаемое и весьма дурное прошлое…

+++

Альтернатива движению по приборам «статистики улучшений» — одна: безумие. Или мы оцениваем свои успехи на ниве прогресса ростом хорошего и снижением плохого; или мы вообще никак объективно не в состоянии оценить своё поведение, вклад своего поколения в общечеловеческую историю.

Именно и только безумие, остро пропахшее звериными секрециями (частная собственность – вырастает из хищника, помечающего свой участок) нам и предлагает сегодня Запад. Его движение, как мы видим уже 30 лет – хаотичные метания. Он не движется последовательно и поступательно к поставленным целям. И тому есть уважительная причина: он не поставил цели, и он даже не умеет ставить цели.

Путь Запада – это шараханья из стороны в сторону, необъяснимые с виду зигзаги (объясняются они субъективизмом, волюнтаризмом и собственническим эгоизмом лиц, прорывающихся к штурвалу общества). Запад движется от войны к войне, от геноцида к геноциду, от катастрофы к катастрофе – и многие не понимают, что именно это и есть ЛИБЕРАЛЬНАЯ СВОБОДА. То есть формальная свобода всех зверушек, воспользоваться которой фактически могут только сильные хищники.

Мы не можем сегодня вести статистики улучшений, потому что нет никаких улучшений (уже давно), и ещё потому, что само понятие «улучшение» размыто до крайней неопределённости. Чтобы понять – когда станет лучше, нужно понимать, кому должно стать лучше. То есть определиться с адресатом, лишив его субъективности:

— Лучше – нормальному вменяемому человеку с устойчивой и ясной моралью?

— Или лучше социальному дегенерату, условному сванидзе и гозману, которым «легко на сердце» может стать от самых экзотических гадостей?

Если гонятся (как это делает либеральное общество) за радостью дегенератов и социопатов, за наслаждениями паразитов – то, естественно, «улучшение» такого рода будет неразрывно связано с крушением цивилизации, с регрессом и одичанием.

+++

Цивилизованное общество движется прямо или криво, но в определённом направлении. Именно это восходящее через тернии к звёздам движение – и делает его цивилизованным. Либеральное общество гоняется за собственным хвостом. В нём возможны мелкие улучшения, возникающие случайно – но целенаправленного и продуманного подъёма на уровень выше либеральное общество дать не может.

Для него «история кончилась». А если не кончилась – как сетовал Фукуяма, отрицая собственный вывод о конце истории – то это беда и горе. Хорошо бы ей кончиться, но злобные тираны, враги свободы – не дают.

Поскольку все поступки и мотивации в либеральном обществе зверины, то оно всегда живёт взглядом назад, а идеалы свои находит в первобытной саванне (где ни государства, ни налогов, ни административных барьеров, ни принудительной уравниловки – одно свободное предпринимательство).

Это (скажу вопреки раскаявшемуся Фукуяме) – действительно общество конца истории. Не в том смысле, что история на нём закончилась (это позже и сам Фукуяма понял) – а в том смысле, что история закончилась для него. История так или иначе, через прогресс или регресс, откатившись на 100 или 1000 лет, но пойдёт дальше. А вот этому обществу некуда идти.

В нём анатомически отсутствует орган коллективного мышления, который больше и выше, чем простая арифметическая сумма поданных эгоистами голосов. У него нет ни цели, ни способности её полагать.

Здесь нет никакой синхронизации действий множества людей для совместного выхода от низшего состояния к высшему. Хуже того – такая синхронизация тут же объявляется «тоталитаризмом» и подавляется всеми средствами либеральных кругов.

+++

Есть ли будущее? Не знаю. Человечество попало в очень опасный поток и как, каким выберется из него – эти вопросы мучили ещё Уэллса (выдумавшего морлоков-каннибалов и элоев-слабоумных). Другое дело, что у либерализма точно нет никакого будущего. Кратко говоря –либерализм есть аллергия внутреннего зверя в человеке на цивилизованные отношения.

Зверь дал бой всему, что кажется ему, зверю, «неестественным, надуманным и сложным» — идеологически этот бой выразился в тезисах современных либералов.