Известный кардиолог Евгений Чазов, который на днях ушел из жизни, был хранителем множества тайн.
Двадцать лет академик возглавлял IVглавное управление при Министерстве здравоохранения СССР. Это была святая святых советской медицины — там лечились советские вожди.
Чазов знал все о болезнях Леонида Брежнева, Юрия Андропова, Константина Черненко и прочих высокопоставленных деятелей Страны Советов. Они находились под постоянным наблюдением лучших врачей СССР. К услугам коммунистических правителей были прекрасно оборудованные стационары и курорты.
Казалось, они должны были долго сохранять работоспособность. Но многие государственные деятели были тяжело больны. Странно и не понятно, почему при столь тщательном уходе они рано превращались в измученных, дряхлых стариков.
Наступал день, когда звучали пронзительные аккорды реквиема, и теледикторы, изображая печаль, сообщали гражданам страны об очередной невосполнимой потере. Во время «пятилетки больших похорон», как окрестил то время народ, – с ноября 1982-го по март 1985 года – СССР потерял подряд трех руководителей страны. Они были, конечно, в годах, но вполне могли бы еще жить и работать. Брежневу было 75 лет, Андропову – 69, Черненко – 73 года.
Чазов написал книгу «Здоровье и власть. Воспоминания кремлевского врача». В ней он рассказал многое, но, конечно, не все. Врач не дал ответа на главный вопрос – почему его высокопоставленные пациенты тяжело заболевали. Притом что он помнил некоторых в хорошей форме. Например, Брежнев в начале своего правления был крепким, энергичным, жизнерадостным. И – скромным, простым в общении. Никакой тяги к помпезности, слабости к дорогим подаркам и наградам у него тогда не было. Он жил на скромной даче в Заречье.
Может быть, Брежнева не правильно лечили? Возможно, пациенты нарушали предписания врачей? Или окружение генсека не хотело, чтобы глава государства был полностью здоров и зорко вникал во все проблемы? Им было удобнее манипулировать больным и немощным человеком…
Чазов упоминает о некоей медицинской сестре К. — она фигурировала и в других воспоминаниях, — которая якобы пичкала Брежнева сильнодействующими средствами, приносившими ему немалый вред.
Но почему никто не дал ей от ворот поворот? Значит, кому-то это было выгодно? Наверняка Чазов все знал, но не имел права вмешиваться…
Болезнь изменила характер Брежнева – он стал принимать восхваления в свой адрес, не замечая в этом подхалимажа. Льстецы находили в Брежневе все новые и новые «таланты», и на его груди уже не было места для новых орденов.
Он стал наивен, как ребенок. Почему-то решил, что разведчик Штирлиц из фильма «Семнадцать мгновений весны» — реальный персонаж. Кто нашептал ему или он придумал сам, что герой-чекист всеми забыт и живет в бедности.
Генсек позвонил Андропову и попросил разыскать Штирлица, чтобы помочь ему. С большим трудом председатель КГБ сумел убедить Брежнева, что образ штандартенфюрера – плод воображения писателя Юлиана Семенова.
В СССР о здоровье Брежнева часто судачили на кухнях. Но в прессе такой щекотливый вопрос, конечно, не обсуждался. За границей журналисты пытались выудить сенсацию из лечащего врача генсека.
Однако Чазов скрывался за завесой слов, ссылаясь на клятву Гиппократа, – ведь доктор обязан хранить в тайне данные о здоровье своего пациента.
Однако на Западе знали, что дела Брежнева плохи. Да и он сам этого не скрывал. Бывший президент Франции Жискар д’Эстен вспоминал, что во время встречи в 1979 году советский руководитель поделился своими бедами:
«Меня облучают. Вы понимаете, о чем идет речь? Иногда я не выдерживаю, это слишком изнурительно, и приходится прерывать лечение. Врачи утверждают, что есть надежда. Это здесь, в спине.
Он с трудом поворачивается.
– Они рассчитывают меня вылечить или, по крайней мере, стабилизировать болезнь. Впрочем, в моем возрасте разницы тут почти нет!
Он смеется, сощурив глаза под густыми бровями. Потом следуют какие-то медицинские подробности, касающиеся его лечения, запомнить их я не в состоянии. Он кладет мне руку на колено – широкую руку с морщинистыми толстыми пальцами, на ней словно лежит печать тяжелого труда многих поколений русских крестьян. – Я вам говорю это, чтобы вы лучше поняли ситуацию. Но я непременно поправлюсь, увидите. Я – малый крепкий!»
Если это правда, как могли лечащие врачи Брежнева проглядеть развитие такой тяжелой болезни?!
По словам Чазова, он часто обсуждал состояние Брежнева с Андроповым. Пройдет несколько лет, и он сам, возглавив страну, будет охвачен тяжелым недугом. И «сгорит» гораздо быстрее, чем Брежнев. Потом настанет очередь Черненко…
Смерти политиков на своем посту и в далеко не преклонном возрасте были привычным явлением в Советском Союзе. Первый председатель Совета народных комиссаров Владимир Ленин умер в 53 года.
Жизнь «Железного Феликса» — Дзержинского оборвалась в 48 лет. Смерть настигла члена Политбюро ЦК ВКП (б) Валериана Куйбышева в 46, а первого наркома просвещения РСФСР Анатолия Луначарского в 58 лет. Глава Московского обкома ВКП (б) Александр Щербаков скончался в возрасте 43 лет. Этот мартиролог можно продолжить.
На определенные размышления может натолкнуть фрагмент из книги академика Александра Мясникова, деда и полного тезки нынешнего известного врача и телеведущего,
«Я лечил Сталина: из секретных архивов СССР». Когда врачи суетились над телом умирающего вождя, на них с подозрением смотрел член Политбюро Николай Булганин: «Стоя у дивана, он обратился ко мне: «Профессор Мясников, отчего это у него рвота кровью?» Я ответил: «Возможно, это результат мелких кровоизлияний в стенке желудка сосудистого характера в связи с гипертонией и мозговым инсультом»
«Возможно? — передразнил он неприязненно. – А может быть, у Сталина рак желудка? Смотрите, — прибавил Булганин с оттенком угрозы, — а то у вас все сосудистое да сосудистое, а главное-то и про…» (он явно хотел сказать «провороните» или «прошляпите», но спохватился и закончил «пропустите»).
Не был ли «диагноз» Булганина самым правильным?..
Кремлевским врачам, возможно, мешали высокая ответственность, отчаянный страх за возможную ошибку. В результате выбирались ошибочные, приводившие к роковому исходу методы лечения.
Показательный случай произошел с членом Политбюро Андреем Ждановым в 1948 году.
Отдыхая на Валдае, он почувствовал себя плохо. Врач Лидия Тимашук сделал ему электрокардиограмму и выявила обширный инфаркт. Имя этой женщины вошло в историю как зловещее – якобы с нее началось дело «врачей-вредителей»…
Коллеги Тимашук – известные врачи, облеченные титулами, научными степенями, – ей не поверили и прописали Жданову сильнодействующее лекарство дигиталис и назначили прогулки, физкультурные упражнения, советовали больше читать и смотреть кино. Она же настаивала на покое и строгом постельном режиме.
На следующий день доктора из Кремлевки снова полетели на Валдай – Жданову стало совсем худо. На консилиуме все повторилось: Тимашук настаивала на своем диагнозе, ее оппоненты придерживались прежней точки зрения.
Тимашук пишет служебную записку – никакой не донос! – в которой описывает свои действия и выражает несогласие со взглядами коллег. И передает начальнику охраны Жданова.
Член Политбюро скончался. В медицинском заключении говорилось, что смерть Жданова «последовала от паралича болезненно измененного сердца при явлениях острого отека легких». Записка Тимашук, где она писала об инфаркте — и это было правильно! — дошла до Сталина, но он не стал ворошить дело и отправил бумагу в архив. Но через несколько лет, когда стало раскручиваться дело «врачей-вредителей», записка пригодилась.
Однако ее содержание исказили, превратив в донос, и Тимашук превратилась в стукача всесоюзного масштаба. Впрочем, ее действия расценивались как полезные и даже героические, ибо она якобы разоблачила злодеев. Тимашук наградили орденом Ленина, но как только дело врачей рассыпалось — их реабилитировали, а награду у женщины отобрали.
Всю оставшуюся жизнь она искала справедливости, пыталась смыть зловещее пятно. Увы, напрасно – приговор, который был вынесен ей судьбой, так и остался в силе. Имя Лидии Тимашук намертво приклеено к делу «врачей-вредителей»…
Впору предположить, что советских руководителей много лет косил какой-то таинственный «кремлевский» вирус. Однако в 1985 году он исчез. Похороны Черненко на Красной площади под грохот орудийного салюта были последними. Больше никто из представителей советской и российской власти не умирал на своем посту.
«К сожалению, медицина еще не всесильна, и бывают случаи, где мы помочь не можем, — писал в своей книге Чазов. – Такая ситуация возникает и во многих других развитых странах – США, Англии, ФРГ, Франции. Но в нашей стране, как ни в какой другой, вся эта безысходность возлагается на плечи врачей. Мне казалось, что это прямое следствие тех обвинений в злонамеренных действиях врачей, которые выдвигались в сталинский период в 1937 и 1953 годах…»
Можно представить, сколько нервов потратил Чазов за время работы с кремлевскими пациентами. Ведь их плохое состояние или смерть обещали лечащему врачу немало неприятностей. Однако орденоносный академик их счастливо избежал и дожил до 92 лет.
На похоронах Черненко один из военных сказал Чазову — то ли с удивлением, то ли с сожалением: «Везучий вы человек, Евгений Иванович. Четырех генеральных секретарей похоронили и еще живы».
Это были Брежнев, Андропов, Черненко. Четвертый — Никита Хрущев, свергнутый в 1964 году. Он умер, когда уже был на пенсии.
