Почему многие интеллигенты не любят Великую Октябрьскую Революцию

Фото отсюда

Кстати, понимание Революции 1917 года, как точки бифуркации цивилизации, приведшей к переходу ее из состояние «крестьянского мира» — т.е., мира с «естественным» воспроизводством рабочей силы — к миру «индустриальному» прекрасно объясняет тот момент, что очень многие представители т.н. «интеллектуалов» относятся к ней плохо. Проще говоря — являются антисоветчиками и антикоммунистами. (И это относится не только к интеллектуалам постсоветским.)

Происходит это от того, что Революция, фактически, обесценила сам факт образования. Обесценила в прямом — и только в прямом — смысле слова, поскольку лишила образованных людей аномально высокого уровня оплаты. Да, именно так: до 1917 года даже человек, закончивший гимназию или еще какой аналог средней школы, автоматически мог рассчитывать на более-менее оплачиваемое место. Такое, где не надо особо напрягаться, а зарплаты хватало бы не только на безбедную жизнь, но и на наем прислуги.

Что же касается образования высшего, то оно было «вратами» в самые верхние слои общества. В том смысле, что врач, инженер, или, скажем, адвокат прямо относились к числу 1% тех самых «правящих классов», которые выигрывали от дореволюционной системы. Кстати, забавно — но одной из самых «выгодных» профессий тогда было писательство. (Например, у того же Льва Толстого гонорар за «Войну и мир» в разы превосходил годовой доход от всех имений.) Так что всеобщую нелюбовь литераторов к «совку» в 1991 году можно было предсказать задолго до того. Да и журналисты не бедствовали. (Тем более, что для этой профессии даже заканчивать гимназию не надо было.)

Происходит это так потому, что до 1917 года образованный человек был «штучным товаром», и занимал высшие этажи производственной пирамиды. После 1917 года же ситуация изменилась — в том смысле, что даже обычный рабочий обязательно должен был стать грамотным. Что же касается ИТР, то число последних начало резко расти, достигнув в отдельных производствах 50% участников. (В среднем «лица с вышкой» на современных заводах составляют 15-25%.) Наверное, не надо говорить, что по сравнению с ситуацией, когда инженер нередко был один (1) на все предприятие, это сильно «уронило» значимость данной категории. (То же самое можно сказать и про другие «образованные профессии».)

Правда, при этом уровень производительности труда возрос колоссально, а вместе с ним возрос уровень жизни «среднего» обитателя социума — но сути это не меняет. Поскольку многим обидно, что они не могут — «как раньше» — заводить прислугу, ездить в Ниццу или, скажем, каждый день питаться в кафе-ресторане. (Как делали те же дореволюционные литераторы.) О том же, что в «иной системе» все те люди, которые сейчас кичатся своими «корочками», в лучшем случае могли бы надеяться только на место полуграмотного рабочего — а в худшем просто умерли бы в детстве от антисанитарии и отсутствия медицины — разумеется, никто не задумывается. (Это нормальное свойство психики: считать свое положение исключительно своей заслугой.)

Таким образом, нелюбовь «образованных» к Революции, и убежденность их в том, что «большевики украли у них счастье», вполне закономерна. Другое дело, что она проходяща: в мире, где «вышка» становится нормой жизни, никто не будет выделять «интеллигентов» в отдельную категорию. Как, например, давно уже не выделяют лиц с образованием средним: даже окончание техникума не становится критерием идентификации. В то время, как в те же 1920-1930 годы окончание подобного заведения почти приравнивалось к окончанию вуза. (А до революции и человек «с гимназией» — как уже было сказано выше — считался небожителем.)

Но об этом, понятное дело, надо будет говорить уже отдельно…

P.S. Кстати, интересно — но это самое снижение «образовательной идентичности» продолжается и по сей день. (Т.е., Революция работает даже сегодня.) В том смысле, что многие профессии утрачивают налет «элитарности», переставая формировать завышенное самомнение у их носителей. Например, так случилось с уже помянутыми литераторами — которые из «сверхэлиты» переехали в «нижнюю часть» социального спектра. В том смысле, что писатель теперь — это не Лев Толстой, не небожитель, проповедующий массам, а «полуграмотная девочка» (вне зависимости от возраста), коя ваяет свои «ромфантази» и получает за них какие-то деньги. (Небольшие на общем фоне.)