ВНЕЗАПНАЯ СМЕРТЬ ВСЕВОЛОДА ЧАПЛИНА

Затем были еще его выступления на различных оппозиционных акциях, он появлялся в роликах оппозиционных каналов. А потом вдруг он внезапно умер… И, возможно, причиной всему неважное состояние здоровья. А, с другой стороны, я не могу не думать о том, что власть отводит Церкви вполне определенную роль. И, как мне кажется, власть относится с особой тревожностью к возможности соединения религиозности с протестными настроениями. И понятно — почему. Дело в том, что обычного, мирского человека, протестующего по социальным мотивам, довольно легко запугать, застращать, надавить на определенные кнопки; он психологически, как правило, уязвим. Конечно, встречаются и среди таких людей решительные бойцы, но все же у обывателей нет решимости идти до конца. Иное дело — человек с религиозной страстностью, чья мотивация не ограничена рамками обычной жизни. И тогда появляется взрывная смесь — политизации и религиозного фанатизма, который может образовать некую форму, если так выразиться, «шахидизма», мученичества за веру. С таким человеком уже трудно что-либо сделать, его сложно запугать, с ним не работают привычные приемы обработки, «прессовки». Я думаю, что власть очень хорошо понимает эту угрозу и поэтому ко всему, что касается религиозной жизни, она проявляет особую щепетильность. И, как мне кажется, оппозиционность Всеволода Чаплина для власти носила вполне угрожающий характер. Возможно, что под внешним благолепием, спокойствием, под спудом лояльности, в Церкви таятся разные энергии, а фронда Всеволода Чаплина могла вызвать некое подражание.

Сейчас о нем много чего пишут, некоторые не придерживаются правила «об умерших хорошее или ничего». Попался мне в сети заголовок статьи Александра Невзорова, которую я даже не стал читать. А из небольшой заметки Кураева мне запомнилась одна фраза — о том, что Всеволод Чаплин был живым человеком.

И тут хочется немного коснуться судьбы Церкви в нашей стране. Мне кажется, что православие у нас загнали в затхлый, совершенно тупиковый угол. Это случилось намного раньше, нынешняя олигархическая власть просто продолжила определенную традицию. Когда некоторые батюшки начинают говорить о трагедии ХХ века, о гонениях при большевиках, то мне кажется, что они либо действительно не понимают подлинной трагедии русской Церкви, либо просто переводят стрелки, дабы все запутать. Потому, что трагедия Церкви случилась задолго до революции — тогда, когда ее окончательно оформили, «упаковали» в качестве своеобразного министерства по делам религий при императоре. Церковь выполняла определенную пропагандистскую и идеологическую, а иногда даже жандармскую роль, когда докладывала в компетентные органы сведения, открывшиеся на исповеди. И в итоге, вроде бы, с одной стороны, православие оказалось в особо привилегированном положении, а, с другой, превратилось в служанку престола. Церковь стала засушенным институтом, с духом казармы, в котором усохла мысль и дух увял. И если при советской власти действительно были какие-то гонения (о реалиях, подлинных масштабах которых нужно вести отдельный разговор), то они скорее оживили жизнь, потому, что если бы Церковь так и влачила свое существование в недрах империи, то, глядишь, жизнь в ней бы окончательно увяла. Христианство, как религия, рождалось в условиях жесточайших гонений, которые его закаляли. Но христианство можно растлить и убить, задушив в объятиях. Вот что сейчас, как мне кажется, и происходит. И вроде бы храмы строятся, и приходы растут, но такое ощущение, что жизнь остановилась, впала в коматозное состояние.

Время прошло, изменились люди, эпоха другая. Есть ли какой-то отклик? Нельзя же просто говорить, что все деградировало, что люди испортились и погрязли в грехе. Нужно формировать свой позитивный современный образ — социума, человека. Современное христианское общество — это что? Можно ли российскую олигархию считать христианским обществом? Нельзя же просто ссылаться на то, что деды 200 лет назад жили по-другому. Первые христиане были не просто современными, они пришли с революционным учением и этим вызвали негодование фарисеев. Ветхому завету был противопоставлен Новый, и было сказано, что новое вино не вливают в старые меха. Чем стало христианство, если бы оно изначально было крайне консервативным? Ничего бы вообще не получилось… Если христианство живо, то оно не может просто ограничиваться догматами, жить бесконечным повторением прошлого, застыть в виде живых мощей. Оно должно заново обретать себя в современности. И, тем более, мне кажется тупиковым создание церковного культа Романовых, которые хорошенько поработали над оскоплением русского православия. Есть же капитальный труд Флоровского «Пути русского богословия», где описывается, что в послепетровскую эпоху русское богословие сводилось к борьбе прокатолических и пропротестанских партий. Это было все таким мертвым повторением заимствованного. Нельзя, конечно, судить всех сразу. Тем более, глядя извне. Мои суждения однобоки и, возможно, неверны. Но то, что встречал в виде разного рода плодов «православной идеологии» мне кажется совершенно безысходным, ловушкой мысли и духа. Особенно в виде этого царебожества с культом императора. Яростный антисоветизм, и такое подчас странное преподношение консерватизма, что он не привлекает, а, скорее, отталкивает. Хотя, безусловно, здравый консерватизм необходим. Иногда создается впечатление, что все свелось к совершенно засушенной, безжизненной мантре, установке на дурную простоту. Я не наблюдаю (возможно, по собственной вине), что при внешнем экстенсивном развитии Церкви забурлила бы православная мысль, православные идеи. Я понимаю какую важную роль играют догматы. Но сами догматы были рождены бурлящей жизнью Церкви, живой мыслью. Нельзя строгим следованием правилам подменить эту жизнь. Если это случилось, если Церковь не способна ничего рождать, значит она, как живое явление, — умерло, это реликт, свет давно погасшей звезды.

Есть еще в нашей современности трагическая фигура, чья жизнь была внезапно прервана. Тоже был очень живой, активный человек — священник Даниил Сысоев. Он занимался активной миссионерской деятельностью и был, как и многие батюшки, ярым антисоветчиком, предлагал снести Мавзолей. Но он выступил против ереси царебожия, даже брошюру его читал на эту тему. И его зарезали, якобы, за критику ислама, а там — пойди разбери кто и за что…

Вести разговор с православными о том, что жизнь зашла в тупик, бывает подчас очень непросто. Кургинян как-то говорил о том, как в разных религиях отсекался ум. Растет религия, в ней бурлит мысль, творчество, а потом вводится особая установка и думать становится вредным. Заучивая, повторяй что до тебя придумали и не размышляй. Мне кажется, что и в православии в какой-то момент внедрили подобный механизм остановки мышления. Хорошей добродетелью стала вера без размышления. А все попытки думать, размышлять — идут якобы от лукавого,  пытающегося сбить с правильного пути. Ну, в плане дисциплины, возможно, подобная установка очень эффективна, но мне кажется — это лучшее средство, чтобы при этом оглупить и умертвить дух в Церкви. И у нас получается общее умерщвление жизни…

Евгений Черных в «КП» пишет: «Есть, есть тайна в смерти Шукшина, — утверждал Алексей Ванин. — Многое мог бы поведать Жора Бурков. Но он унес тайну в могилу. Раз двадцать мы приглашали Жору, чтобы откровенно поговорить о последних днях Шукшина. Он всегда соглашался, но ни разу не пришел». Внезапно умершие люди, о которых я сказал в начале материала, по своим убеждениям были не особенно мне близки. Доренко у меня подчас вызывал крайнее раздражение, Никита Исаев был, насколько я понял, — либералом. Не могу сказать, что я так уж полностью разделял убеждения Всеволода Чаплина. Но идет такой странный процесс, что на нашем политическом поле исчезают последние живые люди, которые еще хоть как-то шевелятся, бегают, шумят, иногда кривляются, но хоть как-то проявляют жизненность. Доренко был странный человек, с какими-то хулиганскими наклонностями, и на власть работал, и мог вдруг что-то ядовитое против власти сболтнуть. И все у нас в России как-то омертвляется, не знаю уж — случайно или по злой воле. Но те, кто остался из разряда живых — вообще склонны быстро умирать. Как некогда Виктор Илюхин рассказал, что в нашей стране налажена целая индустрия по фабрикации фальшивых архивных документов, и вскорости скоропостижно скончался и тоже от сердечка… Этот сердечный диагноз давно преследует разных не вполне вписывающих людей. Есть очень темная история смерти Шукшина, скончавшегося от «сердечной недостаточности», хотя он ранее на сердце не жаловался.

Вот и Анатолий Заболоцкий говорил мне, что Бурков всегда нервничал, когда он просил его рассказать о последних часах жизни Шукшина. И каждый раз по-разному излагал ход событий. То говорил, что в каюте, когда они зашли ночью, стояла чашка кофе, которую Шукшин не заказывал. Наутро чашка исчезла. То про запах корицы в каюте после смерти Макарыча — так, дескать, пахнет «инфарктный» газ, вызывающий остановку сердца. Позже на вечерах памяти Шукшина, по словам Ванина, «Жора напивался вусмерть». В сильном подпитии намекал друзьям, что Макарыч умер не своей смертью, но он, дескать, не может открыть всю правду. Сам Бурков тоже умер рано — в 57. От той же «сердечной недостаточности».

Вот ведь как случается в жизни…