Осуждение геноцида – вопрос идеологии

Признание российским судом массовых убийств мирных жителей СССР германскими нацистами военными преступлениями и геноцидом – говорят многие, запоздало. Германские нацисты и их приспешники совершили большое число военных преступлений и против военнослужащих Красной Армии, но особую ненависть у нас всегда вызывали их расправы над мирными гражданами, бомбёжки городов, сел, расстрелы колонн беженцев и санитарных поездов. Теперь всему этому, наконец, дано верное юридическое определение.

И тут главный вопрос – где поставить смысловое ударение. Это осуждение Германии, немцев – или осуждение геноцида как практики? В первом случае речь бы шла о привычном в веках осуждении побеждённых победителями. Оно сколь привычно, столь и бесплодно. Понятно, что всякий победитель рисует себя молодцом, а побеждённого извергом.

Велик соблазн ограничиться немцами и осуждением германского варианта фашизма, прикрепив к нему для проформы итальянский фашизм, но и только. Но этой узостью мы бы сняли вопрос о преступности геноцида как такового.

Представление о геноциде как о преступлении возникло только в ХХ веке, и тесно связано с борьбой Советского Союза, с картиной мира, предложенной из Москвы. Геноциды до появления СССР либо осуждались только морально, на словах, либо… вообще никак!

Почему? Да потому что юридическое представление о преступности геноцида до ХХ века отсутствует! В лучшем случае (и только в лучшем случае!) – ему грозили пальчиком, сетовали, что «безнравственно и жестоко», пугали загробным судом в лучших традициях христианской теологии, но и только.

Потому что, если убрать религиозную сторону оценки – для социал-дарвинизма геноцид является естественным и обыденным проявлением борьбы за существование, за жизненное пространство и место под Солнцем, и осудить его юридически, не осуждая при этом капитализма в целом, невозможно. Богословы, конечно, имели на этот счёт своё мнение, но сугубые практики геополитики советовали попам в земные дела не лезть с загробными уставами. Да и что – кроме словесного обличения – может монах противопоставить монарху?

У нас нет цели подробного описания истории геноцидов до ХХ века, их обыденности для рыночного сознания, зацикленного на «горе побеждённым», мы лишь выдернем из кучи материала несколько ярких иллюстраций.

Общепринято в исторической науке считать английские «огораживания» геноцидом английского крестьянства. Это уже доказано, передоказано сто раз, никто и не пытается спорить. Как, впрочем, и делать какие-то выводы.

Английские лорды, исходя из капиталистических интересов (личного обогащения) уничтожили в Англии крестьянство, как класс, и как людей тоже. Если огромная армянская диаспора в мире – результат геноцида армян турками, то ещё более гигантская англоязычная диаспора на множестве континентов – прямое следствие геноцида английского населения его королём и парламентом. Это – потомки беглецов, убегавших в неведомые края уничтожать там туземцев – от неумолимого уничтожения у себя на родине.

Памятник Гитлеру посчитали бы кощунством, а памятник Кромвелю стоит, отличие же между ними только в том, что они жили в разные эпохи. Методы Кромвеля и его практика ничем не отличалась от гитлеровской ни в Ирландии, ни на Ямайке. Целью выступает жизненное пространство, дополнительные ресурсы для англичан, обнищавших у себя дома, а средством – геноцид (и порабощение) населения, «мешающего» солдатам Кромвеля своим существованием.

Нельзя отделить геноцид, как метод от цели безграничного обогащения человека с капиталистическим сознанием. Зачем нужны ножницы, если ими ничего не резать? Точно так же – зачем нужен рыночный капитализм, если никого не подвергать геноциду?!

Англичане, выдавленные из своих домов чудовищными зверствами во имя обогащения короля, его лордов и парламента – устроили наиболее масштабный, в пределах целого огромного континента, геноцид американских индейцев. Английским переселенцам нужна была земля (которой их лишили дома) – а землю «засоряли» краснокожие племена. И встал классический вопрос классического рынка:

-Кому жить? Нам вместо них – или им вместо нас?

Ответом на этот вопрос является сила. Гитлер неоднократно подчёркивал, что его отношение к славянам – простая калька отношения англичан к индейцам. «Просто у Англии была Америка, а у нас славянские земли».

Кратко отметим геноцид европейцев (рыночных хищников) в Африке, неразрывно связанный с охотой на людей в рамках обширной многовековой работорговли, а так же с заселением колонизаторами земель чернокожих народов. Тут отметились все, даже бельгийцы – уничтожившие в Конго, в погоне за плантаторской прибылью, больше негров, чем население всей Бельгии!

А о чём нам говорит поведение европейцев в Азии, например, «опиумные войны»? Уничтожение азиатских народов сопровождалось уничтожением европейцами друг друга. И это не только геноцид голландцев силами Испании, но и англо-голландские войны на далёких колониальных берегах. Ценное, доходное место – не бывает нужно лишь одному! Нашли его, к примеру голландцы – а англичане отобрали, зачастую, перебив всех предшественников…

Турки (Османская Империя) занимались геноцидом народов на протяжении всей своей завоевательной истории. Хотя геноцид армян имел место как в XIX веке, так и в ХХ, под юридическое определение «геноцид» попали только события ХХ века. И тут возникает хороший вопрос: а почему?!

Что такого случилось в ХХ веке, а в XIX ещё не было?

Хотя вспышки резни армян в XIX веке (да и ранее) – поражают воображение. И не только армян. Турки поголовно уничтожили население Константинополя, составлявшее к моменту захвата более миллиона человек. Все историки об этом знают, из этого делают поучительные притчи – как плохо, если люди не служат своей стране (население города поголовно уклонилось от его обороны). Но ведь никто же эмоционально не ставит вопрос о «холокосте византийцев»!

Потому что для Средних Веков такая резня – как бы норма. Плохо, конечно, но что поделаешь? Или ты – или тебя, закон рыночных отношений…

+++

Когда в биосфере сражаются два биологических объекта – никто не рассуждает о геноциде. Говорят лишь о том, что в природе идёт борьба за существование, борьба за ресурсы между живыми организмами, в которой истребление чужих – вопрос выживания своих.

Христианство, как ярчайший из примеров развития абстрактного мышления, способности человеческого разума к обобщениям – существовало параллельно политике, параллельно земному. Оно демонстративно подвесило своё понятие о добродетели к Небу, потому что на Земле такой добродетели не было места, и понятия об истинном добре веками висели в воздухе, в буквальном смысле слова, не опираясь на практику.

Христианство апеллировало к загробному суду, к посмертному воздаянию, оно выстроило параллельную «власть мертвецов» рядом с королевской или республиканской «властью живой плоти». «Власти мертвецов» мы обязаны, между прочим, преемственному сбережению наследия умерших умов, из чего выросла вся наша рациональная наука (много веков – чисто монастырское занятие).

Монастыри, как посольства загробного мира, бессмертия в мире торжествующей смерти – подчёркнуто оборонялись крепостными стенами, превращались в неприступные крепости, порой выдерживавшие многолетние осады. Христианские ценности сильны среди тех, кто верит в бессмертие, но трагически-слабы среди тех, кто не верит в бессмертие, кто верует в смерть.

Там, где царствует смерть – там, задолго до Дарвина, царствует и оголтелый социал-дарвинизм.

А суть его проста и всегда была понятна любому конкистадору, будь он Кортес или Писарро: сперва мечом победи, а потом уж свои правила устанавливай! Если мне нужно то, что нужно другому человеку – то война решает, кто получит желаемое.

Социал-дарвинизм не рассматривает геноцид как преступление. Он, напротив, рассматривает геноцид как «очищение» вида от слабых. Право продолжить род эволюция даёт лишь тем, кто сильнее – и в этом, мол, её биологическая мудрость.

+++

Согласно закону перехода количественного в качественное, христианская цивилизация много веков накапливала для такого перехода абстрактное мышление, обобщающую разумность.

Идея «человека вообще» — когда другой человек имеет равные права со мной – вообще достояние религиозной мысли (не только христианской) и продукт обобщения идеи человека, взятого отдельно от биологической его локации, как некая универсалия, чистая идея.

Дикий духом и воинственный феодал или ростовщик – поверхностно увлекались богословием или слегка пугались рассказов про ад, пытались (сперва очень грубо) «на всякий случай» заранее купить себе местечко в раю. Но всё равно им веками было непонятно – почему нельзя доминировать, как положено от природы, как не убивать врагов, и что делать, если неубитый враг сам попытается убить тебя?

Проблема христианского идеала аналитически делима на две (диалектически связанные) части:

-Во-первых, зачем, с какой стати так жить? Почему нельзя жить привычно, по-звериному, на инстинктах?!

-Во-вторых, если уж твёрдо решил жить «так» — как технически обустроить такую жизнь?

В условиях феодального общества (от свинцовых мерзостей которого монахи и бежали за стены монастырей и в далёкие безжизненные пустыни) «такая» жизнь была просто технически невозможна.

Ну, ладно, ты для себя решил – а другие-то не решили! Ты простил врага своего – а он потом тебя убил, ты дурак, а он торжествует! Ты призываешь к ненасилию – а насильник надел на тебя ярмо, и использует, как вьючный скот – кто из вас дурак? И т.п.

Садистские стремления тёмного человека, вытекающие из зоологического инстинкта доминирования, превосходства особи в рамках внутривидовой (наиболее жёсткой) конкуренции – одна сторона проблемы. И твой ответ на вопрос зачем так жить – кажется садисту неубедительным.

Но если ты тёмного, озверевшего садиста умело запугал адом, какими-то раскалёнными сковородками (явная выдумка проповедников, потому что в священных текстах об аде мало что сказано, а о сковородках – вообще ничего) – дальше что?

Получается, что ты, в условиях зверского взаимного пожирания, «уболтал лоха», он перековал меч на плуг, и стал репу выращивать. А завтра придут его же вчерашние дружки – и вас обоих (уболтавшего и уболтанного) ножом по горлу. И съедят вашу репу…

Технически – как?!

Монахи – упорны. Монахи не только проповедуют, но и в тех же кельях, превращённых в первые лаборатории грешного мира – изобретают технические средства для формирования добродетельной жизни. Один монах придумал огнемёт – «греческий огонь», чтобы спалить варваров, детям в головы забавы ради гвозди забивающих… Второй монах выдумал порох. Мало материальных благ в «голодом мире»? Значит, надо напрячь мозги и выдумать машины, механизмы, чтобы повысить производительность труда, чтобы хлеба, тканей, иных благ – стало бы больше. Будет их больше – и люди между собой драться будут меньше…

Монахи, вооружённые идеей бессмертия – выковывают и зачатки философии, и селекции с агрономией, и науки, и техники. Они снова и снова пытаются свой небесный, подвешенный в воздухе идеал добродетели — спустить на землю и закрепить на земле.

А где монахов нет? А там ничего и не происходит! Там как резали, так и режут, из века в век, ничего не меняя! Сильные – слабых, потом наиболее сильные – просто сильных и т.п.

+++

Многовековой самоотречённый и самоотверженный труд «активистов христианства» — опирался на фанатичную, накалённую веру в христианского Бога. Никак иначе свершиться в течении стольких поколений он не мог, не имел основания – и нигде, за пределами христианского мира, не свершился.

Они – из поколения в поколение – не думали о себе, о своей выгоде, своих интересах. Умерщвляя плоть, и доходя в этом до изуверства, они жили, вопреки всей окружавшей их зоологической реальности – своей мечтой, своим идеалом.

Вопреки земному, вопреки плотскому, вопреки всем законам и инстинктам зоологии – христианская цивилизация немыслимым и невообразимым усилием многих веков вскарабкалась к самой возможности научно-технической революции.

Европеец «вдруг» стал силён, почти как Бог! Его могущество (преемственно и систематически копившиеся знания) стали просто несопоставимы с силами и возможностями всех иных континентов. Это могущество науки и техники можно было использовать во зло, и часто его использовали именно во зло. Волшебные машины попадали в руки питекантропов, и те уничтожали ими народы, как встать, только с куда большим техническим размахом…

Но христианская цивилизация по почти отвесному склону животных инстинктов в человеке вскарабкалась не только к техническому могуществу. Ведь техника для монахов и их преемников, фанатиков светской науки, были лишь средством!

Целью же выступало – «на Земли, яко и на Небе», то есть переделать земную жизнь под свои стандарты добродетели. Конечно, когда живёшь под руководством Кромвелей и Наполеонов, это очень трудно, ведь ты оказываешься, со всеми твоими знаниями, подчинённым Зверя!

Но, так или иначе, христианская цивилизация постепенно созревала для социализма…

+++

Христианство имело свою иерархию, но находилось, по сути, в загробном пространстве. Царь — владыка живых, а Патриарх при нём – лишь владыка мёртвых, власть лишь над мертвецами (включая потенциальных – занятых активно подготовкой к своей неизбежной смерти).

Корень социализма в том, чтобы принципы, веками довлевшие лишь для мёртвых – стали бы обязательными в быту и для живых. Земные владыки, сколько бы ни крестились показушно в храмах – всегда очень ревниво относились к этой идее, справедливо полагая, что «это же получится свержение земных царей»…

Оно так и получилось.

Но, конечно, свержение земных царей – совсем не главное в социализме, в его корневой сути. Главное в нём – напрямую противопоставившее себя зоологическому естеству каннибализма и геноцида правило новой, добродетельной жизни.

+++

Людоед и каннибал, человек духовно-тёмный, бывает, чаще всего, весьма суеверным. Веками он охотно хватался и истово славил всякое ритуальное запрещение каннибализма, убийства, воровства. Но, естественно (зоологически-естественно) не собираясь прекращать практику людоедства и резни!

Людоед и каннибал, и сегодня, как и века назад, требуют ритуального списка запрещённых способов убийства и пожирания ближних. И когда власть ограничивается таким списком «запрещённых» способов убийств – это охотно принимают все лицемеры каннибализма, потому что где есть этот список, там есть и другой, тайный, тёмный: список разрешённых форм убийства ближнего.

-Топором убивать нельзя? Грех? В ад попаду? Понял, топором не буду. А ножом? Что, и ножом нельзя?! Ну, а уж на фабрике чахоткой заморить-то можно?! Что, и это нельзя?! А как тогда мне убивать?! Что значит – «совсем никак»?! Как тогда экономика будет работать, на чём власть станет держаться, как меня самого тогда не убьют?! Вы ерунду какую-то придумали, она в реальной жизни невозможна…

Пока «христианнейшая» власть давала короткий список запрещённых форм и методов убийства ближних – каннибалы и хищники с ней мирились. И легко мирились, а иногда даже искренне любили.

Все эти изверги капитала, уморившие на своих фабриках и стройках сотни, тысячи людей, включая и детей, и женщин, и стариков, страшной мучительной экономической смертью – порой искренне трепетали при мысли, что выстрелят в человека из «ливольверта». Так-то, экономически убивать они привычны, но чтобы ножом или топором – тьфу, анафема, душегубство!

И это не только лицемерие, когда одним способам убийства, пожирания ближнего – ужасаются, а другие ежедневно используют. Это въевшийся в плоть и кровь образ жизни, вне которого каннибал совершенно искренне себя не видит, не представляет. У него не хватает воображения на что-то иное.

Но правда, суровая правда развитого абстрактного мышления, обобщения мыслей в том, что всякое убийство есть убийство, независимо от избранного убийцей орудия. Нож не лучше и не хуже топора, капиталистическая фабрика – каторги, и «по плодам их узнаете их».

Наивна была и остаётся эта попытка каннибалов обмануть Бога с их списками «запрещённых способов» людоедства и приложенным к ним списком «разрешённо-допустимых».

Человечество созрело для социализма в том смысле, что оно попыталось не ритуально, не символически, не на уровне прекраснодушной демагогии, а реально и окончательно освободиться от каннибализма. Мы две тысячи лет говорили об этом, мечтали, воображали – теперь у нас есть могучая техника и развитая наука, давайте сделаем!

Перефразируя Конфуция, скажу: долог, труден и тернист путь от мечты до её воплощения, особенно у того, у кого и мечты-то изначально не было…

Одни люди 2 000 лет мечтали в кельях о новой Земле, а другие, их современники, ближних убивали и жрали. Мечта – не грипп, воздушно-капельным путём не заражает.

Кого сумел убедить, обратить в свою веру, кто возлюбил твой идеал – тот твой. А остальные – извините… Они с кулацким обрезом вас за углом ждут, «поправить фантазёров»…

+++

До христианства цари геноцидами гордились. Цари высекали каменные стелы, в которых хвастливо перечисляли, какие народы ими истреблены. Цари надеялись, что их слава великих убийц переживёт их, с помощью камня пытались похвастать убийствами перед далёкими потомками.

Были в музеях? Видели эти стелы?! В любом учебнике древней истории есть фотографии с них…

«Христианнейшим» монархам гордиться геноцидами стало неловко. Однако и в их среде слишком добреньких быстро убивали более злые и агрессивные, так что отменить геноциды «христианнейшие короли» не могли. Может быть, и не хотели. Надеялись перед смертью покаяться, получить отпущение грехов, и стать, как тот пострел, который везде поспел: и на земле поураганил, и в царство Божие заранее оплатил билетик.

Но – с приходом христианства – геноциды стали прятать, как кошка какашки, забрасывая лапкой. Кошка, может быть, и брезгует, а куда ей деваться? Совсем не испражняться? Так помрёт…

Обычно для геноцидов изобретали обоснование в стиле «они сами виноваты, они плохие были». И мы их не просто убили – мы их за зло покарали. Бедняков – за лень и тупость (любимый мотив капиталистов – мол, работали бы больше, были бы как мы). А соседний народ – за его порочность и всяческое непотребство. Турки, вырезая армян город за городом, до сих пор (буквально в 2020 году!) рассказывают, как сильно их армяне обижают, и как армяне у турок земли отняли.

-Мы хотим там жить… А они там уже живут… А мы же хотим там жить!

Но – при всех гуманитарных соплях – никакой юридической трактовки геноцида как преступления, а не просто «некрасивого поступка» капитализм дать не может.

Потому что он – выстроен на геноцидах, как на фундаменте. И если геноцид запрещать по-настоящему, тогда придётся и сам капитализм (с его захватным правом сильного, навязывающего свою волю другим) отменить.

+++

Потому геноцид армян 1915 года – последний перед появлением СССР, как общества нового типа – застрял в полосе полу-осужденности. Он до СССР, но он слишком близко по времени к СССР. Он, конечно, отчасти признан преступлением, в ряде стран – но не так, как гитлеризм, куда мягче и двусмысленнее. Время всерьёз осуждать геноциды в 1915 году ещё не пришло.

Черчилль ещё и попозже закатил геноцид в Бирме, а в США в «Великую Депрессию» было что-то вроде английских «огораживаний», жуть и ужас… Начни осуждать – не закончишь!

Гитлер – редкое и исключительное явление только для апологетов мирового капитала. А по совести говоря, ничего редкого и исключительного (кроме, может быть, размахов и масштаба) в его деятельности нет. Это обычная и привычная деятельность империалистической державы, которой занимались и Кромвель, и Наполеон, и кайзер в 1-ю мировую, и британский колониализм, и бельгийцы в Конго, и вообще: кого не возьми, у всех рыльце в пушку.

По многим причинам (включая и делёжку германского наследства) апологеты капитала пытаются выпихнуть фашизм в отдельную социально-экономическую формацию, в нечто небывалое-неслыханное, в нечто принципиально-новое, в корне отличающееся от капитализма.

Нового же в фашизме только некоторые элементы его символики, ритуалов да то, что он свои фокусы вытворял под боком советского государства нового типа. Занимайся он этим же самым в прошлых веках – стоял бы в одном бронзовом ряду со статуями Кромвеля и Наполеона.

Но ему, можно сказать, «не повезло» — психологические настроения в мире ХХ века, благодаря русским, серьёзно изменились. Люди стали иначе оценивать «шалости» с геноцидом целых наций, которые, скажем, бельгийскому фюреру Леопольду II (умер в 1909 году) простили, не глядя[1]. Да ведь и немецкого кайзера[2], за развязанную им Первую мировую бойню – не судили, и не осудили даже формально!

Если бы люди, посещая музеи концлагерей, понимали бы, что смотрят в лицо капитализму – они бы мыслили иначе. Но их убеждают, что они смотрят в лицо какому-то особому «нацизму-фашизму», который капитализму чужд и даже враждебен… Как будто и не было английских концлагерей для буров, с которых немцы скопировали свои концлагеря, как будто не было после 1945 года ни Франко, ни Пиночета, ни Вьетнамской войны…

+++

Вот главная мысль моей статьи: осуждение геноцида – не существует отдельно, само по себе. Оно возникло и оформилось, как представление об ужасном преступлении, требующем для организаторов суда и казни, только вместе с социализмом, его идеологией и картиной мира.

Только в той картине мира, которую несли с собой победители, водрузившие знамя победы в Берлине – геноцид есть недопустимое и чудовищное явление, выходящее из ряда вон и вопиющее об отмщении.

Для капитализма в его чистом виде геноцид народов не является преступлением, он является там «средством производства» и частью «производственных отношений».

Он считается у англосаксов «грязной работой», для которой отыскивают «дьявола для грязной работы» — но именно работой, бизнесом, а не уголовно-наказуемым преступным деянием.

Чтобы это понять, как говорится, на пальцах, в простоте, вообразите некоего человека, живущего в доме.

Выясняется, что прежний жилец был убит, и только благодаря этому нынешний тут живёт, вместо предыдущего.

-С одной стороны, убийство – нехорошо! – говорит человек – Но с другой, что же делать?! Меня в наказание выселять?! Так это ж получится какой-то уже «геноцид меня»… Его смерть – это моя жизнь, понимаете? Осуждая его убийство – вы лишаете жизни меня…

Таков суровый закон капитализма.

Совершенно очевидным образом американцы живут поверх индейских могил, а турки – поверх армянских гробов. Никто и не пытается спорить, что они заселили свои земли после этнических чисток. Но «окончательное решение вопроса» снимает и истца (уже мёртвого) и ответчика.

А сегодня арабы режут головы французам, и заселяются поверх французских гробов в бывшей Франции – потому что оказались сильнее, наглее, агрессивнее, целеустремлённее несчастных галлов. И что с этим сделаешь?! Или арабы французов дорежут, или французы встрепенутся, и… Не буду «разжигать рознь», и так понятно, каким единственным способом французы могут сохраниться на Земле.

Это очень, очень плохо – и то, и другое, но какое иное решение даёт капитализм с его захватным правом сильного?! Если победят арабы, расчистив землю своим потомкам – организаторов геноцида французов будут считать не преступниками, а героическими «отцами-основателями» новой геополитической реальности…

Вначале капиталистическая Европа выжала всё из колоний, выстроив из награбленного свой высокий уровень жизни. А потом старушка одряхлела, и колонии пришли к ней за своим, мол, возвращай! У нас-то твоя экономика ничего для жизни не оставила, а у тебя тут – смотри сколько потребительских «ништяков»!

«Свободное перемещение капиталов», вышибание людьми друг у друга богатства — есть война и ничего кроме войны. А где война, там и геноцид.

Обычно он начинается внутри страны – где одни бойкие соплеменники всё у других отняли, и те дохнут, как при холере. И вот, ярость обобранных направляют во внешнюю среду – идите и ограбьте других, как мы вас ограбили, и будет вам счастье…

Причём, знаете, что интересно: меняются причёски, камзолы, меняется оружие, названия, конституции… А этот основной принцип неизменен веками. У тебя всё отняли – тебе плохо. Иди сам кого-нибудь ограбь – станет хорошо.

Лорды отобрали пашню у английских крестьян, а крестьяне отобрали землю у индейцев. Индейцы же, в своё время, истребили первое население континента, полинезийской расы. Археологи раскрывают сегодня картины ужасного доисторического побоища – индейцы «серокожим» не оставили даже резерваций в пустынях…

Хоть тысячи лет назад, хоть сейчас, сегодня, в Карабахе, одно и то же: народ в гроб, землю себе. Казалось бы, как много изменилось – а это вот правило нерушимо, увы.

+++

Когда христианская церковь и социализм (мать и сын) вошли в нелепый, но непримиримый конфликт – это предопределило их взаимный упадок. Христианство без социализма – лицемерие, социализм без христианства – бессмыслица.

Но этот упадок жутчайшим образом сказывается на отношениях человечества к геноцидам! Для рыночных отношений, для капитализма, для социал-дарвинизма ничего преступного в геноциде нет, хоть тресни, они отказываются осуждать геноциды, даже если их заставляют. А как они могут осудить то, чем живы?!

Как могут Ельцин с Чубайсом осудить геноцид русского народа, который они же сами и организовали? И ведь не из пустого хулиганства же, не от нечего делать: они тем самым обогащались. Сами обогатились на этом геноциде сказочно, и огромное количество своих соратников, союзников по борьбе в миллионеры вывели. Одному гроб, другому рубль. Два гроба – два рубля, и так дальше, до самого списка «Форбс»…

Начни их сейчас стыдить – скажут: ну, а что нам было делать?! Не обогащаться?! Жить в двухкомнатных панельных квартирах без яхт – чтобы, видите ли, миллионы русских живы остались?! На такое соглашаются только христиане или коммунисты, а мы ни то, ни другое. Для нас, ельциных, чубайсов – это противоестественно.

Ну, не может хищник чувствовать боль расчленяемой жертвы! Если он станет чувствовать её боль, как свою – он же подохнет! Он же ни одной антилопы тогда расчленить не сможет!

+++

Мой прогноз: или одновременное возрождение религии и социализма, без гримасы истории в виде их нелепого конфликта, или мы захлебнёмся в кровавом аду, во тьме и ужасе «чёрных переделов» собственности и земель.

Третьего не дано.

Социал-дарвинизм, как идеология, и рыночные отношения, как практика – отменяют преступность в преступлении, декриминиализируют, по сути, любое преступление, если оно ведёт к обогащению.

Мы уже много из этой чаши выпили – но, боюсь, впереди ещё больше придётся выхлебать.

Цивилизация потеряет всё то, что поднимало её над животным миром, соотносило с «миром иным», не-зоологическим. Она растеряет (и уже много потеряла сегодня) не только культурное наследие и духовные сокровища своего уклада, но даже и самые прикладные науки (не говоря об фундаментальных). Потому что всякое системное и глубокое знание основано на этике служения, а не на кураже господства и самодурства.

Мы шагнём в мир, в котором не только Бога не осталось, но не осталось и электричества, и законов, и элементарных оконных остеклений, фабричной обуви, и т.п.

Потому что звериная борьба за существование требует от человека совсем иных качеств, нежели этика служения общему делу. Перестань быть учёным очкариком – или станешь трупом в этой борьбе!

Мы уже видим, что станет с городами Франции, когда к власти там придут нынешние фанатичные арабы-головорезы: вряд ли вас потянет туристом в ИХ Париж! Мы видим какая самоуверенная тьма прёт из Турции, которая, как клякса, расползается чернотой прямо у нас на глазах во все стороны.

И мы видим ещё кое-что: Средняя Азия, в советское время индустриальная, академическая, с университетами, самолётами, поездами, космодромами и атомными станциями – моментально стала средневековьем в стиле туркменбаши.

Это строить цивилизацию долго.

Ломать её – быстро.

Только выпусти Зверя, только дай ему свободу в либеральном смысле слова, а дальше он уже всё сам сделает.

—————————————————————————-

[1] Леопольд II был горячим сторонником идей колониализма и основал в Африке формально независимое Свободное государство Конго, став в период с 1876 по 1908 год его личным владельцем. Для увеличения производительности слоновой кости и, прежде всего, каучука коренное население подвергалось жестоким истязаниям и эксплуатации. Зверства в Свободном государстве Конго за период хозяйствования Леопольда II имели, по оценкам историков, «апокалиптические масштабы», население государства сократилось с 30 до 15 миллионов человек.

[2] Вильгельм II умер 4 июня 1941 года в своём поместье Дорн, (Рейхскомиссариат Нидерланды, Третий рейх) в возрасте 82 лет от тромбоэмболии лёгочной артерии, всего за несколько недель до Германского вторжения в СССР. Был торжественно похоронен в мавзолее на территории Дорна, который с тех пор стал местом паломничества немецких монархистов. Многие из них собираются здесь каждый год в годовщину его смерти, чтобы отдать дань уважения последнему немецкому императору. После смерти императора, Дорн и место его погребения охранял почётный немецкий караул. Возгласы о необходимости суда над убийцей десятков миллионов человек в Европе раздавались, но к трибуналу, по типу Нюрнбергского, так и не привели.