Понимание истории и «монархизм средневековый» — 2

Непонимание марксистами, с определённого времени, прогрессивной роли монархии тесно связано с их недопониманием роли государства вообще, империи, державы в строительстве справедливого и прогрессивного общества. Изначально государство (и тут ключевая ошибка марксистов) возникает не как аппарат угнетения простаков жуликами и насильниками. Конечно, постепенно оно обретает такие черты и свойства, превращается отчасти в аппарат классового подавления. Однако его социальная роль на этом отнюдь не исчерпывается. Тот же русский многовековой и фанатичный монархизм сложился не потому, что одни русские других русских под себя подмяли, рабами сделали и угнетать стали – «исключительно из алчности и по чистой злобе».

Государство и его иерархическое строение – прежде всего, инструмент выживания народа, окружённого враждебными силами и пожирателями.

Это продукт организации рыхлости народной в регулярную, боеспособную армию, с её иерархической структурой «солдаты-офицеры». Армия — инструмент выживания нации. Если какой-то негодяй использует инструмент не по назначению – виноват негодяй, а не инструмент.

Если маньяк убивает молотком – это не значит, что молоток изначально создавали, как орудие убийства и насилия. Молоток – полезный и необходимый инструмент, а уж как его используют – другой вопрос. Если государство становится только аппаратом подавления масс – тогда нужно говорить о вырождении государственной машины, о деградации отношений в иерархии.

Важно понимать, что когда вокруг тебя война не на жизнь, а насмерть, то между солдатом и офицером возникает круговая порука взаимной ответственности.

Офицер не заинтересован ослаблять солдата холодом и голодом, обидами и оскорблениями – ибо враг у ворот, а без солдат офицер никто. Но и солдаты вовсе не заинтересованы поднять офицера на штыки, хоть он им и начальник, и живёт получше, и получает побольше, и гоняет их нещадно на учениях. Потому что солдаты тоже видят врага воочию, и понимают, как им нужны офицеры в этой ситуации.

Если речь идёт о войне, которую противник ведёт на уничтожение народа – то между солдатом и офицером складывается «классовый мир», в который ортодоксальные марксисты не верили. А он есть! Он реален – если третья сила (агрессор вторжения) взаимно страшнее классам, чем их внутренние распределительские разборки.

Поэтому, конечно, ни о какой классовой борьбе в средневековой Руси, «стиснутой между Литвой и Ордой» — не могло быть и речи. В условиях постоянной угрозы внешнего истребления все, от великого князя до распоследнего мужика, были заинтересованы друг в друге. Неравенство, естественно, было[1] – а классовой борьбы нет.

Существует вполне очевидный и общенациональный интерес: не быть уничтоженными, убитыми, не превратиться в «вымерший народ», поверх которого поселились другие народы. И с этой точки зрения «наивный монархизм» крестьян далеко не такой уж наивный. Между князем, отбирающим часть зерна и ногайцем, сжигающим все хлеба вместе с их сеятелем – сеятель вполне сознательно и разумно выбирал князя.

Феномен Сталина доказывает, что пока в мире идут грабительские войны, народам необходимы императоры (то есть военные предводители, верховная и персонофицированная власть Защитника).

Конечно, слово «император» было бы для Сталина очень обидно, в силу его марксистских взглядов, но объективно-исторически, хотел он или не хотел – он исполнял обязанности императора. Был «и.о.», так сказать, при всей большевистской ненависти к монархии. А если бы не исполнил – мы бы с вами сейчас не разговаривали, нас бы просто не было…

+++

Трезвость требует понимания объективной реальности – независимо от нашего отношения к её законам. Одно дело – что нам нравится или не нравится. И совсем другое – что нам необходимо для выживания, а потому – обязательно для всех, желающих выжить.

Биография Будды – это биография принца, который жил в райских условиях, а потом, уже взрослым, вышел из своего сада удовольствий, и узнал, что мир – далеко не рай. Каждый из нас рано или поздно получает такое же знание. Да, мир – не рай. В мире много обидного и тяжёлого, много несправедливости и безобразий.

И это не вопрос: факт. Вопрос в другом: хотим ли мы жить, узнав, что мир – далеко не безоблачный рай, а «голодное место», «тёмное место»?

Если мы не хотим жить в таком мире – мы ложимся и умираем. И проблема закрыта. Но если мы всё-таки выбираем жизнь, если мы встали на путь выживания – то мы объединяемся для противостояния смерти и убийцам, поработителям и людоедам. Для человека средних веков объединиться вокруг царя было не менее революционным актом, чем для человека ХХ века объединиться вокруг красного знамени.

Народ выживал – и, выживая, создавал инструменты, соответствующие его возможностям обеспечить себе выживание. Например, монархию – как вертикально-интегрированную военную иерархию для борьбы с пожирателями народа.

Свой офицер бьёт палкой – и это больно, обидно. Но чужой офицер рубит саблей – и это не просто больно, это уже конец, за которым ничего не будет. А потом терпишь офицера с палкой, чтобы тебе вовсе голову не снесли.

Все чудовищные злоупотребления монархической вертикали не могут закрыть от нас её главной, незаменимой для народа функции: держать фронт, держать империю. Потеряет народ это главное своё достояние – тогда о чём уже говорить? Говорить уже не о чем. Справедливости хотел? Ну вот тебе в могиле справедливость, все рядком лежат, все трупики равны и одной землёй засыпаются…

Нельзя недооценивать агрессивность внешних для народа сред. Не может народ жить, спустя рукава, «шалтай-болтай», не напрягаясь и не мобилизуясь – и при этом выжить. Начал вахлачить – получи «награду» в виде истребления, геноцида, в виде кайзера с Гитлером, и всяких НАТО с ОБСЕ[2].

+++

Итак, вопрос об исторической роли монархии далеко не так прост, как он подавался в ортодоксальном марксизме.

Монархия является, несомненно, менее прогрессивной, более отсталой и более примитивной, чем советская власть и социалистические типы власти, сменяющие нормами закона произвол отношений между частными собственниками.

Шагнуть в монархию из советского строя, из социализма – естественно, шаг назад, яркий симптом деградации системы, гарантирующий рост злодейств и безобразий, несправедливости и угнетения, социальной дикости и т.п.

Но, с другой стороны, я, как социопатолог, ввёл

-Закон соответствия формы власти социопсихическому состоянию масс общества.

В соответствие с которым (и я это доказал, как мне кажется, убедительно) – власть высокого цивилизационного уровня не может возникнуть, укрепиться и функционировать среди примитивных дикарей.

Дурость власти должна соответствовать уровню дурости населения – иначе власть выкинут.

Причём в обоих случаях: и если власть глупее народа, и если она наоборот, умнее, прогрессивнее, дальновиднее (вспомним формулу Гегеля о неизбежной разумности всего действенного и действующего).

Например: нельзя словом убедить тех, кого убеждает только палка, непонятны высокие отношения тем, кто живёт в скотстве, и т.п.

+++

Это настолько очевидно, что удивительно – почему об этом не говорят. Возьмём, к примеру, способы, которыми цивилизованная форма власти продвигает законность.

-Наиболее сознательным, тем, для которых законность является внутренней потребностью – её объясняют. Этих людей незачем принуждать вести себя по закону – их к обратному (беззаконию) невозможно принудить.

-Менее сознательным – внушают страх наказания. И это уже не разговор единомышленников, как с сознательным активом цивилизации, а запугивание. Но оно – только на словах, оно ещё не предполагает насилия над человеком. Человека пугают наказаниями, иногда чисто-морального свойства, его стращают «неотвратимостью возмездия» – во многом блефуя.

-Когда и это не помогает, а блеф раскушен – переходят к физическому насилию. Наименее сознательных сажают в тюрьмы и расстреливают, и тем самым колонна «подчищает хвост» — авангард тех, кто впереди движения – подгоняет отстающих «уклонистов».

Всё это возможно – только если есть значительный авангард сознательных сограждан. А если его просто нет, если все, кого не возьми, на голову дикие – тогда законности хана. Её бесполезно насаждать – её сама среда отторгает. Кто будет принуждать людей вести себя по-людски – инопланетяне?

Общество, как в 1991 году, переходит (в силу своей психической одичалости) на более низкую (и потому более понятную диким) ступень цивилизации. Это процесс объективный, негодяи им пользуются – но его нельзя создать без соответствующих условий.

Если люди внутренне одичали – они не смогут жить по внешним цивилизованным законам. Их отношения не могут регулироваться нормами, созданными гораздо более прогрессивными людьми, чем «наличные» люди. Что получалось у ангелов — не получится у чертей.

Единственное, что они могут – придумать легенду о «золотом веке», в котором «мы были быстрее, выше, сильнее» а так же умнее и добрее. А теперь и хотели бы – да не получается.

Потому что в отличие от великих предков у нас, ублюдков, уже не получается сдерживать свои животные похоти и инстинкты, мы всем поколением страдаем недержанием подсознательных рефлексов.

А раз так, то в таком обществе оказываются действенны и актуальны только самые грубые формы принуждения, которые сами по себе безобразны, но исторически играют роль в том, чтобы люди друг друга совсем не поубивали. То есть частичным убийством заменяют всеобщую погибель.

А то так увлекутся «демократией и личностью», убеждённые, что «не твари дрожащие, а право имеют» — что людской завод окажется некем продолжать. История изобилует примерами…

Чтобы воздействие на тебя было культурным – необходимо самому быть культурным. Чтобы насилие власти стало символическим (пластиковый полосатый жезл – вместо реальной дубины) – надо, чтобы люди умели и хотели понимать язык символов.

А иначе от символического насилия придётся переходить к прямому, и кто этого не сделает – тот проиграет, вылетит из игры.

+++

Общественная организация – всего лишь отражение внутреннего духовного мира людей, составляющих эту организацию.

Все внешние проявления общественного строя – не самодостаточны. Их нельзя взять – и механически пересадить в иную среду, нельзя скопировать чужие институты или чужие законы. Они просто не будут работать – или мутируют в нечто чудовищное.

Теоретической ошибкой марксизма (что и сказалось в его отношении к монархии, религии и т.п.) – было убеждение в том, что духовное развитие человека вытекает из развития орудий труда, производительных сил. Как будто бы производительные силы заговорены только развиваться, и не могут деградировать! Это какие ж колдуны их заворожили – идти только вперёд и никогда назад?

В реальности, что мы и видим, производительные силы вытекают из духовного развития человека. Вначале возникает «хочу», и только потом, путём подбора средств – «могу». А если человек не хочет – то, что он может (даже если может) – не важно. Я могу поехать в Сарапул – но я же не поеду, потому что не хочу!

В случае производительных сил нежелание их использовать постепенно приводит к их оскудению, сворачиванию. Старая техника ломается, ржавеет, делать новую некому, чинить тоже некому, использовать ту, что есть – все разучились, и т.п.

Мы сегодня – яркая иллюстрация. Дело же не в том, что наша индустрия не может производить больше продукта! Она может – и она в прошлом веке (!) производила больше, чем сейчас. Дело же в людях: одни активно не хотят, насаждая феодализм, другим пофиг, и т.д.

Если бы современную технику дать в руки сталинского поколения первых пятилеток – вместо тех лопат и тачек, которыми тогда оперировали люди – уже бы и на Марсе яблони цвели, и на Луне города стояли. Ведь не техника же испортилась с 30-х годов ХХ века, люди испортились!

У нас вообще уникальная ситуация: у нашей страны нет никаких проблем, кроме проблемы духовного одичания её жителей. От внешней агрессии мы прикрыты ядерным оружием – мог ли Сталин о таком мечтать?! Заводы по производству всех известных человечеству видов продукции – стоят не только в смысле простоя, но и стоят на земле. Стоят в готовом виде там, где у Сталина были пустыри!

У нас нет голода, сотрясавшего многомиллионными жертвами все континенты в первой половине ХХ века (включая и США), нет неграмотности населения, нет нехватки в преподавательских или инженерных кадрах. У нас вообще нет никаких проблем, кроме той, что народ очевидным образом СВИХНУЛСЯ.

Эта проблема с массовой психопатией, а остальные вопросы цивилизации в нашей стране решены!

+++

Социалистическое движение должно играть самостоятельную роль. Быть лидером – даже если у него есть попутчики. Сейчас же, оно само выступает попутчиком. Крым расколол социалистов на два рукава.

Одни оказались союзниками монархизма в его борьбе с либеральной демократией. Другие – союзниками л/д в борьбе с монархизмом. Единственный плюс у тех, кто союзник монархизму – то, что они выигрывают время. Тянут, так сказать, с «окончательным решением русского вопроса» по гитлеровскому сценарию. Русскому народу при этом очень плохо, неуютно, мучительно жить – но он жив и един.

А вот если политик мечтает въехать во власть в обозе англо-американских интервентов, то в сущности, говорить уже не о чем, обсуждать нечего: расчленение и смерть русского народа снимают все вопросы о его будущем. Будущее есть только у живых.

Понимая это, будем понимать и то, что «белый» монархизм – это реставрация отжившего, далёкого прошлого, ущербная и регрессивная. И его действия не отменяют смерть народа, а только оттягивают её, переносят в чуть более отдалённую перспективу. Внутренний хищник тоже уничтожает народ, но только делает это несколько медленнее, чем внешний, решающий дело, как с сербами в Югославии: одним ударом, в считанные дни. Всех в яму, хлоркой сверху, нет народа – нет проблемы. Поверх поселились иные племена.

Вопрос закрыт навсегда: мало ли наций, от которых осталось в истории только имя? Мало ли наций, от которых даже имени не осталось?

Как писал А.К. Толстой:

…И вот миновалися годы,
Столетия вслед протекли,
Народы сменили народы,
Лицо изменилось земли.
Курган же с высокой главою,
Где витязь могучий зарыт,
Еще не сровнялся с землею,
По-прежнему гордо стоит.
А витязя славное имя
До наших времен не дошло…
Кто был он? венцами какими
Свое он украсил чело?
Чью кровь проливал он рекою?
Какие он жег города?
И смертью погиб он какою?
И в землю опущен когда?
Безмолвен курган одинокий…
Наездник державный забыт,
И тризны в пустыне широкой
Никто уж ему не свершит!

Важно понимать, что союз с либеральными республиканцами – это союз с предельно регрессивными общественными силами (хоть это моё утверждение прямо противоречит марксизму). Эти силы тащат не вверх, не над монархией, а вниз, в эпоху до монархии.

Они не только не превзошли монархический уровень «вертикального равенства», но даже ещё и не доросли до него. Они черпают свои идеалы не в солнечном будущем ноосферы, сферы разума, а в тёмных инстинктах родо-племенных стай, их идеи «народовластия» носят пиратский и разбойничий характер. В их лице пираты и разбойники отстаивают свою долю грабежа перед атаманом, не более того.

Ватаги викингов, проклятия древних побережий – королей не знали и не признавали, но это не значит, что кровавая банда викингов с топорами прогрессивнее коронованного в Реймсе болвана, помазанного по всем правилам «заклинаний на добродетель». Конечно, церковная магия заклинаний «будь милосерден» — многим кажется наивной, особенно сегодня. Но ведь в определённом случае она действует! Это как кодирование от алкоголя или табакокурения: действует не на всех, но в ряде случаев человек реально бросает курить или пить.

А викингов даже и так не «кодировали». Они врывались в города, движимые самыми первобытными животными инстинктами – и это роднит их с современными американскими агрессиями, безыдейными и вне-конфессиональными, уже не скрывающими, что кроме грабежа у них нет иных целей.

+++

Борьба со Зверем в человеке – очень непростая борьба. Как ты из человека Зверя вырежешь? Позвоночник удалишь, в котором сидит мозг рептилии? А как человеку жить без позвоночника? Не выход…

Зверя потому пытаются локализовать, запереть, стреножить. Главным образом – поставить неустранимого Зверя инстинктов под контроль трезвого и развитого Разума.

Но тут опять загвоздка (поймите всё отчаяние положения древней Церкви!):

чтобы поставить Зверя в человеке под контроль трезвого и развитого Разума, нужно этот Разум иметь. А чтобы его заиметь – нужно сперва ограничить Зверя. Получается какой-то замкнутый круг: Разума в человеке нет, потому что Зверь в нём царит, а Зверь в нём царит, потому что Разума нет.

И тогда начинаются переходные формы «христианнейших монархий», хорошо знакомые историкам. Смешно звучит, но они пытаются «людей насильно осчастливить». Точнее, образумить. Борьба насилием с насильниками – делает насильником самого борца. Короли вгрызаются в Зверя, но и Зверь – в королей. Зачастую, полностью переродившись, король становится противоположностью своей изначальной миссии: сам Зверюга, каких поискать!

Нам это знакомо лучше, чем хотелось бы. В чём была изначальная миссия Хрущева и Горбачева? А во что они переродились, захватив в свои руки все инструменты власти?

Ненасилие – это тупость и тупик, и гарантированная смерть носителей, насилие убивает одного Зверя – а другого делает сильнее. Метафора «борьба со Зверем» отражает лишь борьбу рационального разума, обобщённого, отделившегося от особи в учебники для всех — с иррациональными инстинктами, намертво сидящими в своём биологическом носителе.

Разум сильнее в целом, инстинкт сильнее в конкретной точке времени и пространства. Инстинкт не может переспорить Разум, Инстинкт вообще словом не владеет, оперирует смутными чувственными образами. Но часто Инстинкт побеждает без всякого спора, уводя человека в трясину животности по тропе телесных удовольствий.

+++

Понимая суть и пафос истории (борьба абстрактного Разума, единого для всех носителей, с индивидуальным, биологическим инстинктом особи) – мы поймём и диалектическую природу средневекового монархизма. У него есть своё место и роль в истории. Преодолевая зверскую стайность хищных городов-республик (типа Карфагена и Новгорода), преодолевая оргию частнособственничества в виде феодальной раздробленности – монархизм играл важную прогрессивную роль в историческом восхождении.

Но, естественно, он прогрессивен не сам по себе, а только в рамках своей эпохи, своего уровня развития цивилизации. Если так случилось, что общество повзрослело, в целом помудрело, созрело для горизонтального равенства перед законом, а не перед тираном – монархия становится регрессивным пережитком. Надо переходить к социализму. Из монархии это сделать легче, что доказывает не только опыт царской России, но и опыт скандинавских монархий (при всей их микроскопичности и исторической незначительности).

Буржуазная олигархия с её групповым самодержавием, коллективным абсолютизмом, при всей внешней благовидности парламентских форм, по сути – самый регрессивный и тупиковый для истории строй. Процессы загнивания в этом строе не находят никакого выхода, и вырождаются сперва в обычный (гитлеровский), а потом и в технотронный (зомбирование, чипирование) фашизм.

+++

Наша ОТЦ[3], в отличие от марксизма, предполагает, что движение истории вспять вполне возможно, а регресс не менее вероятен, чем прогресс (50х50), что уровень цивилизованности на шкале цивилизации может прибывать, а может и убывать (так река может наполняться, а может и обмелеть, в зависимости от дождей или засухи). В силу такого взгляда никакое прошлое человечества нельзя считать окончательно снятым, преодолённым.

Всё, что человечество уже проходило – оно рискует пройти вновь. Если не будет следовать нормам ОТЦ (многое включившим в себя из марксизма), то мрачное вчера преобразится в рассвет нового утра. Если люди не поддерживают восхождения – то они падают. А как низко можно упасть?

Пределов этому несчастью не существует. Одичание масс – увы, реальность, нам более чем знакомая.

Это означает, что вопросы о республиканизме и монархии могут встать (и уже встают) вновь перед человечеством. И загреметь в буржуазную республику венецианского типа – это загреметь в «конец истории». Фукуяма, который этот термин ввёл – ныне от него отказался, а вот я настаиваю, что Фукуяма был прав.

Мы уже там, где извечная мечта рабовладельцев – сделать из рабов биороботов – вполне технически воплощаема. Этим новые буржуазные республики отличаются от всяких вонючих Тиров и Сидонов и прочих финикийских молохов. Там-то наука была в зачатке, и удалить мозг у раба так, чтобы раб не сдох – не умели. Поневоле оставляли рабов с мозгами.

А теперь, ребята, вашу личность могут стереть так, чтобы ваши руки продолжали работать, а ноги ходить.

И если вы этого не понимаете, видя в либеральных демократах-рыночниках «естественных союзников» против абсолютизма, самодержавия – то мне вас искренне жаль.

У человека жизнь только одна – а у чипированного с детства зомби – ни одной. И это, при всём его человекоподобии, главное его отличие от человека…

[1] Впрочем, весьма условное: постоянные набеги и войны быстро превращали богатого в бедного, а бедняка, наоборот, в богача. Всё по части имущества менялось очень стремительно: отбив полон, конвоиров победители превращали в собственный полон, человек мог за один день побывать и в рабах, и в их надсмотрщиках.

[2] В захватном праве есть две формы проявления: фундаментальная и промежуточная. Фундаментальный захват – это поведение европейцев на землях индейцев в Америке или их же в России: то есть истребление для перезаселения, «снос под ноль». Внутриевропейские конфликты внутри пусть формальной, но всё же единой «Римской Империи Германской Нации», папской курии – это смена господина при сохранении быта и повинности вилланов. Земля не перезаселяется новыми, при тотальном убийстве прежних жителей, просто выплаты производятся теперь другому лицу. Промежуточного захвата, сохраняющего население – при конфликте цивилизаций быть не может. Они возможны только внутри цивилизационного ареала, например, между католиками разных стран. Если же сталкиваются разные формы цивилизации, то тотальное истребление (при полной ассимиляции части порабощённого населения) является неизбежным.

[3] ОТЦ – Общая Теория Цивилизации