Убыточный курс

Вазген Авагян Экономика 58

Доля убыточных организаций в России превысила 34% Она в период с января по апрель текущего года выросла на 0,7 процентного пункта, до 34,2%. Об этом сообщается в материалах Росстата. Уточняется, что за указанный период сальдированный финансовый результат организаций в действующих ценах составил 3,544 трлн руб. Сразу оговорюсь, что проблемы РФ распространяются на все остальные бывшие республики СССР с умножающим эффектом. Если в ядре растёт убыточность, то на периферии системы она растёт быстрее, чем в ядре.

Как стало известно, доля убыточных предприятий в сфере добычи полезных ископаемых в РФ выросла до 41,2%. Среди обрабатывающих производств убытки получили 33% организаций. В строительстве убыточными оказались 34,5% компаний. Ранее Счетная палата сообщила, что в России снижается экономическая эффективность пригородных перевозок. Это тоже общая проблема пост-советских стран, и чем меньше страна территориально — тем острее стоит в ней эта проблема.

Уже всем очевидно, что сложившаяся экономическая модель не может дать ни роста, ни даже стабильности и обречена лишать людей куска хлеба одного за другим. Трагедия страны в том, что и власть, и активная оппозиция яростно лоббируют именно эту, несостоятельную и убыточную модель, подобно алкоголикам, которым все предупреждения о вреде алкоголя известны, но пагубная страсть «ужраться» сильнее…

Сложившаяся экономическая модель многоуровневой неопределённости (неопределённость цен, заказов, объёмов, планов, потребностей и т.п.) — удобна для воров. Люди с воровской психологией не могут отказаться от её удобств, как алкоголик от пойла.

Да, конечно, уже нет сомнений, рыночный либерализм сведёт в могилу, как водка запойного алкаша: но ведь потом, после! А пока — наслаждаемся жизнью — говорят себе акторы. И в этом смысле официальная оппозиция выдвигает гораздо более деструктивную программу, чем власть. Хотя и власть, по большей части, ничего конструктивного и перспективного не выдвигает.

Главный пафос умственно и нравственно одичавших акторов (либеральный дискурс) базируется на архаике родом из натурального хозяйства. До ХХ века большинство людей планеты производили сами и непосредственно если не всю линейку потребительских продуктов, то львиную долю собственного потребления.

Поэтому главной проблемой производителя ДО ХХ века был отбор, отъём, конфискации, реквизиции. Иными словами — грабёж. Он выращивал хлеб или карттофель, а хлеб или картофель отбирали, и больше всего производитель хотел снижения поборов — откуда и вырос либеральный лозунг уменьшения налогов и экономической свободы производителей.

Но в мире-то всё изменилось. В результате ХХ века смыло все пережитки, аллюзии и паллиативы натурального хозяйства (ем то, что сам вырастил). Не стало не только «столыпинского мужика» — который всё своё делал сам, а на рынок ездил раз в году, на ярмарку, и больше развлечься, чем торговать; не стало и того быта, той психологии, которая связана со «столыпинским мужиком» — коему окромя земельки ничего не нужно.

Разделение труда привело к тому, что у людей мало НЕ БРАТЬ. Они ждут, и это действительно реальная потребность нового уклада — чтобы им ДАЛИ БЛАГА. Производитель 1/16 булавки ничего не выиграет, если у него перестанут отбирать 1/16 булавки! Сам по себе, вне контекста ОБЩЕЙ СБОРКИ — его продукт не годен ни к чему, никак не может быть потреблён без ОБЩЕЙ СБОРКИ.

Такого производителя бесполезно «оставить в покое» — о чём мечтал натуральный хозяин XIX века. Ему нужно дать оплату труда, дать рынок сбыта, подключить к продуктопроводу, он в принципе не может «надеяться только на себя» — потому что давно уже не производит самолично необходимый для жизни набор благ.

Сколько бы вы ни снижали налоги и прочие накладные издержки убыточной фирме — если она убыточная, то это ей не поможет. Это ей как мёртвому припарка. Если прибыль хозяйствующего субъекта — ноль, то, в общем-то, безразлично, 90% налогов в стране, или 1%, или он вообще освобождён от налогов. 90% от ноля будут таким же нолём, как и 1%.

Современная экономика в силу самого разделения труда — строится на ПРЕДОСТАВЛЕНИИ благ человеку. В ней ВНАЧАЛЕ поднимают уровень жизни, и лишь ПОТОМ, с существенным опозданием, поднимается и уровень производства. Рассуждения же паразитов о том, что нужно лишь «не брать» с бизнеса и «не проверять» его — родом из позапрошлого века. Нищие никоим образом не смогут удовлетворить потребностей друг друга: каждый не делает продукта, потому что другому нечем за него платить.

В обществе нищих каждый является одновременно и непроизводителем конкретного блага, и неплательщиком за все прочие блага. А потому вопросы налогообложения, свободы действий, административного давления — для национального бизнеса второстепенны. Главный же вопрос — востребованность продукции, рынок сбыта для неё. Если его нет — то бесполезны любые иные меры поддержки и стимулирования бизнеса: можно вылечить больного, но нельзя вылечить мёртвого.

Человек эпохи прогресса ждёт от государства именно того, что так не нравится либералам: то, что ему ДАДУТ, ПРЕДОСТАВЯТ блага. Он не сможет сам найти благ, если процесс производства благ не организован в национальном масштабе, если нет ни источников сырья, ни рынков сбыта для его деятельности.

Формулу экономического роста XXI века мы неоднократно публиковали в ЭиМ, но не грех и повторить, уж больно важный вопрос. Экономический рост в хозяйстве, вышедшем из стадии натурального, невозможен без участия государства, при самоустранении и невмешательстве государства. И чем высокотехнологичнее производство, тем очевиднее его неприспособленность к свободным, непредсказуемым рынкам. Одно дело — на свой страх и риск, без гарантий растить картошку; и совсем другое дело — без гарантий сбыта строить новую модель авиалайнера (новый самолёт делается примерно в течении 40 лет).

Поэтому для экономического успеха в обществе разделения труда необходимо государство, как организатор и контролёр обменных процессов.

Формула экономического роста — это накачка деньгами населения + силовое сдерживание цен (запрет на спекуляцию).

Только если оба условия соблюдены — возникает неудовлетворённый спрос населения, который и служит стимулом наращивать производство. Если денежная масса уменьшается — то уменьшается и спрос, а значит, нет смысла наращивать производство (если речь не идёт о колониальной экономике «на вывоз», истощающей страны и нации). Но если денежная масса растёт, а цены — свободны, то рынок идёт по линии наименьшего сопротивления (как вода всегда стремится вниз, если её не сдерживать запрудами).

А линия наименьшего сопротивления — обесценить деньги ростом цен. Тогда возросшая денежная масса будет сведена к наличному количеству товаров, и снова пропадает стимул увеличить количество реальных товаров. Поэтому бесполезно накачивать население деньгами в условии свободы ценообразования, бесполезно наращивать зарплаты и пенсии — потому что рост свободных цен съедает любые надбавки.

Это сегодня понимает даже неграмотный человек — слишком уж очевидно демонстрирует этот закон экономика РФ. Если цены свободны — то всегда будут расти цены на товары, а не количество товаров.

Оттого мы снова и снова озвучиваем очевидность: любая Норвегия с её завидным уровнем жизни строилась на том, что доходы населения увеличивали, а цены — сдерживали. Возникали на руках у населения свободные деньги, которые рынок не мог вычерпать простым ростом цен. Чтобы получить эти деньги (удовлетворить рыночный спрос) — нужно было произвести новые товары или новые виды товаров, услуг. Таким образом жизнь раскрывалась и совершенствовалась. Люди больше тратили — и это стимулировало экономику больше производить.

Если же безумные либералы, пытаясь, как они лживо говорят, обуздать инфляцию (и всё равно не обуздывая её) — пытаются сокращать доходы населения (чтобы нищетой сдержать рост цен у спекулянтов) — то формируется то, что мы и видим: растущая дыра убыточности национального производства, отсутствие стимулов работать, что-то делать. Если нет платежеспособного спроса — то нет и предложения. Никто не вкладывается в производство — потому что себестоимость непроданных товаров — чистый убыток бизнеса. И потому гораздо выгоднее не делать ничего — чем делать непродаваемые товары.

Мы к этому и пришли. Либеральное безумие привело к тому, что чем больше человек работает в реальном секторе экономики (например, чем больше урожай он вырастил) — тем выше у него не прибыли, а убытки. В итоге оказалось, что жить на пособие гораздо выгоднее, чем открывать собственное дело. Ибо там, где доходы населения не растут, а сокращаются год от года — не нужны новые виды товаров. Их просто не на что покупать. Хуже того: и часть старых, привычных в обиходе, товаров перестают покупать — потому что на них больше нет денег!

Ведь если доходы сокращаются, то сокращается и объём покупок населения — следовательно, часть прежде востребованных товаров становится невостребованной. Какой же смысл в таких условиях запускать новые линии производства — если и у старых линий загруженность снижается?!

+++

Нет никакой возможности в условиях многоуровневого и сложного разделения труда жить лучше — если государство самоустранилось от двух важнейших задач: накачки населения деньгами и сдерживания цен. Для того, чтобы «рассчитывать только на себя» и не надеяться на государство — человеку придётся переходить к средневековому натуральному хозяйству, поскольку иначе задача «рассчитывай только на себя», «не жди помощи от власти» — не решается.

Всякая проблема с доходами (их падение) у одной группы населения — мультипликативно накладывается на все другие группы населения. Например, при отмене пенсий — снижаются покупки бывших пенсионеров, а это бьёт по доходам булочников и колбасников, сыроваров и полиграфистов, ткачей и швейников. Нет спроса — сворачивается и предложение. Сворачивается предложение — сворачивается производство.

Главная задача государства — инструментами роста зарплат, пенсий, пособий и сдерживания цен — создать обеспеченного потребителя. Тогда национальный бизнес сделает всё остальное. Иначе национальный двигатель превращается в машину без топлива: кажется, что она сломалась, а она просто ждёт, когда её заправят!

Сейчас на главной
Статьи по теме
Статьи автора