«В тюрьме я многое понял о России». Интервью с Павлом Степанченко из СИЗО

На прошлой неделе после двух лет следствия и суда был вынесен приговор алуштинским оппозиционерам — журналисту Назимову и депутату Степанченко. Адвокат Назимова Алексей Ладин назвал дело оговором и провокацией. Но что думают о приговоре сами осужденные? «Примечаниям» удалось передать Павлу Степанченко свои вопросы и получить на них ответы.

Редактор алуштинской «Твоей газеты» Алексей Назимов и депутат горсовета от КПРФ Павел Степанченко ждали приговора в СИЗО два года. Сотрудники ФСБ задержали их в октябре 2016 года в алуштинском кафе. Сначала Назимова и Степанченко обвиняли по ст. 204 УК РФ «Коммерческий подкуп», затем дело переквалифицировали на вымогательство. По версии следствия, журналист вымогал у члена «Единой России» 150 тысяч рублей за нераспространение сведений, порочащих партию в СМИ, а Степанченко выступал посредником при совершении сделки.

Кроме того, в деле был еще один эпизод «вымогательства»: предприниматель Валерий Сударев, занимающийся в Алуште ритуальными услугами, якобы сам обратился к следствию и заявил, что в июне-июле 2016 года — точную дату он назвать не смог — Назимов вымогал у него 300 тысяч рублей за отказ от публикации «компромата». По словам адвоката Ладина, в суде так и не было предоставлено ни одного доказательства реальности этого разговора.

С учетом двух эпизодов Журналист Назимов получил 4,7 года в колонии общего режима. Депутат Павел Степанченко — 3,9 года. Видеооператору Андрею Облезову дали 3 года условно. Все трое намерены подавать апелляцию.

— Павел, как ваше состояние морально-психологическое после вынесения приговора?

— В принципе нормально. Я иного не ожидал, зная число оправдательных приговоров в России — 0,2%.

К тому же за эти два года наши права, как следственно-арестованных, попирались неоднократно: сначала следователем, потом судом. Волокита, отказ рассматривать доказательства защиты…

Одно из основных доказательств, которое полностью разваливало сфабрикованное уголовное дело, — это заключение специалистов-лингвистов, сделанное по материалам оперативно-розыскных мероприятий. Эксперты провели анализ диалогов и установили, что с нашей стороны никаких требований не было. Наоборот, звучали требования второй стороны — от участников диалога, у которых мы с Назимовым якобы что-то вымогали. Эта экспертиза есть в свободном доступе, любой может с ней ознакомиться.

Мы ничего не скрываем. Да, мы вели переговоры. Но как определить, кто вымогатель? По мнению следователя вымогатель я и Назимов, по мнению профессионального эксперта, который предупрежден об уголовной ответственности [за ложные заключения], вымогательства не было.

Судья, когда увидела эту экспертизу, аж перекрестилась. Она никак не ложилась в обвинительную концепцию, поэтому в приобщении нам было отказано, и суд ее не даже рассматривал.

— Что будет происходить дальше? Обвинительный приговор вынесен, вас сразу этапируют?

— Нет, до вступления приговора в законную силу нас на лагерь переводить не будут. Мы будем находиться в СИЗО, знакомиться с материалами уголовного дела. Нас обязаны возить в алуштинский суд на ознакомление с уголовным делом. И будем ждать рассмотрения апелляционной жалобы [в Верховном суде Крыма], которое, по моим подсчетам, состоится не ранее февраля 2019 года.

— Все это время, пока не пройдет апелляция, вы должны находиться в СИЗО?

— Да, до вступления приговора в силу судья оставила меру пресечения прежней. У меня это арест, у Назимова арест, у Облезова домашний арест.

— Получается, к моменту, как пройдет апелляция, даже если случится чудо и вас оправдают, вы уже полностью отсидите свой срок?

— Получается так. Рассматривать дело начнут не раньше февраля, потому что мы еще не ознакомились с материалами дела. Там томов 15, надо их все прочитать, видео просмотреть, аудиозаписи отслушать, протоколы проанализировать. Судья переписала обвинительное заключение — надо теперь дать ему оценку, выработать свою позицию. На все это нужно время.

— Какой срок у вас на подачу апелляции?

— Законом установлен срок 10 суток. Но после ознакомления предусмотрена подача дополнительной апелляционной жалобы – по ней срок не оговаривается. Главное в первые 10 суток подать первую жалобу, а потом — пожалуйста, знакомься с делом, пиши дополнение.

— Первое время в СИЗО вы активно подавали жалобы на пытки, отсутствие медицинской помощи. И о ваших жалобах много писали СМИ. Но сейчас эти сообщения затихли. К вам стали лучше относиться или вы просто поняли, что жаловаться бесполезно?

— Жаловаться не бесполезно. Я жаловался, жалуюсь и буду жаловаться. К моему удивлению, приходят ответы от прокуратуры. Проверки признают, что когда-то нам не давали питание, везли в переполненном автозаке, не оказывали медицинской помощи. Все это прокуратурой, как ни странно, подтверждено, но ничего не меняется к лучшему.

— В каких условиях вы находитесь сейчас?

— В ИВС в Алуште, когда нас туда этапируют, условия ненормальные. Крысы в камерах. Более двух лет мне не оказывают медпомощи. У меня два зуба гниет, один уже выпал, а второй болит.

Я каждый раз приезжаю в ИВС, прошу оказать мне помощь. В журнале регистрируют, приезжает «скорая». Да, говорят, кариес зуба, необходимо лечение, консультация стоматолога. На этом все заканчивается.

Я делаю запрос в Министерство здравоохранения, они эту информацию подтверждают. Пишу жалобу в прокуратуру, прокуратура выносит требование устранить нарушение федерального законодательства, но медпомощи как не было, так и нет.

Вся медпомощь — это, в крайнем случае, таблетка обезболивающего, от которого у меня уже бок болит. Если это можно назвать медпомощью, то да, мне ее оказывают. А вылечить зуб я не могу.

Что касается СИЗО, условия такие: учреждение рассчитано на 747 мест по проекту, а содержится здесь 1,5 тыс. человек.

— Как к вам относятся другие сидельцы? Контингент разный. Сейчас никто не разделяет, но вы политический. Как к вам относятся «блатные»?

— Здесь все в одной «коляске» — так принято говорить, жаргон такой. Здесь нет масти, точнее, масть есть, но она не влияет на ход судебного разбирательства. У всех своя беда, свой путь борьбы с системой. Естественно, если ты пишешь жалобу, которая может отразиться на благах для всех заключенных, так поступать не рекомендуется.

— Вы сталкиваетесь с пенитенциарной системой, со следственными органами. Есть ли у вас ощущение, что существует некий заказ: сделать вашу жизнь, как политического заключенного, невыносимой? Как к вам относятся, вас считают виновными? Или, может, дураками?

— Многие жалеют меня. Говорят, молодой парень и так попал, подставили его или сам подставился. Но, знаете, я себя не жалею. И не жалею, что в моей жизни так произошло. Если бы мне дали выбор, я бы так все и оставил, потому что происходящее не стоит того, чтобы отказываться от своих принципов.

Удивляться нечему, в России есть сфабрикованные дела — это не тайна. Их фабрикуют по разным причинам: у кого-то бизнес отобрать, у кого-то квартиру, кого-то просто спрятать в тюрьму.

Есть профессиональные сидельцы: он директор предприятия, на него оформляется все, деньги отмываются, и он сидит.

Что касается сотрудников, относятся ко мне с пониманием. Есть разница между наркоманом, который продал дозу, и журналистом и депутатом, за которого голосовали несколько тысяч избирателей. Отношение, на мой взгляд, неплохое.

— Почему вас тогда не лечат? Возможности нет?

— Это кадровая проблема. В СИЗО сидят 1,5 тыс. человек, а должно быть 740. Санчасть здесь маленькая. Когда я ходил к зубному, он говорил, что у него нет лицензии на лечение зубов. Да, он стоматолог, но он может только осмотр проводить, а не медицинское вмешательство.

С другой стороны, это еще и халатность.

Все думают: болеет заключенный бронхитом – ну и пусть болеет. Сам вылечится или родные передадут таблетку. Если человек какой-то наркоман, и он умрет, то кто будет за него говорить? Статистика есть – умер и умер. Уголовной ответственности никто не понесет.

Наверное, [в системе ФСИН] могли бы этот процент сократить. Ведь когда заключенный режет себе вены и живот, то сотрудники сделают все, чтобы вывезти его за стены учреждения, чтобы он в городской больнице умер. Им нужно снять ответственность с себя.

— Вернемся к вашему делу. Есть мнение, что главной целью был Назимов, а Степанченко и Облезов пошли «паровозом», чтобы была группа лиц по предварительному сговору. Это так?

— В Алуште одним из рупоров СМИ был Алексей Назимов, как журналист и блогер. Он поднимал и освещал такие вопросы, которые были неудобны людям у власти. А я имел возможность узнавать на сессии некоторые нюансы жизни города, которые, как правило, озвучивались только в зале заседаний. Естественно, я передавал эту информацию Назимову, он ее проверял, искал фактаж и освещал на интернет-ресурсе.

Один из провокаторов, Рыжков, позже признал, что задача, которую ставили ему на инструктажах в ФСБ была такой: собрать нас втроем и вручить деньги. Он это подтвердил в суде. Меня долго пытались вытянуть [в кафе, где произошло задержание], у меня несколько раз не получалось приехать. Поэтому встреч было несколько.

Согласен, что основной целью был Назимов. Он был когда-то редактором печатного СМИ, естественно его по 204 статье и арестовали — организация коммерческого подкупа. Там не надо было доказывать, кто от кого и что требовал. Дал деньги якобы за отказ от публикации — и все, уголовная статья.

Как правило, в России по этой статье легче всего возбудить уголовное дело против журналиста. Однако через полгода выяснилось, что печатное СМИ не работает. И они [следствие] сделали так, будто его уже не покупали, а он, вместе со мной и Облезовым, якобы вымогал.

— Беспредел у нас везде, особенно в маленьких городах и поселках. Но нигде в Крыму мы пока еще не видели такой слаженной работы против оппозиции — журналиста и депутата, где в едином порыве сплотились бизнес (к процессу привлекли «похоронного короля» Алушты Валерия Сударева), чиновничество и судебная система. Что, на ваш взгляд, происходит в Алуште?

— Во времена Украины, в одах, ключевые посты в администрации и горсовете занимали члены «Партии регионов». А теперь алуштинским горсоветом руководит «Единая Россия». Неважно, что думают представители других партий — у них есть необходимое по уставу города большинство для принятия любого решения. Остальные депутаты даже при желании не могут ничего сделать.

Все депутаты, все чиновники, которые были в подавляющем большинстве в правящей «Партии регионов», дружно написали заявление в правящую партию «Единая Россия». Возглавляет фракцию Джамал Владимирович Джангобегов – «хозяин города», предприниматель, владелец бизнесов. Он и при Украине был депутатом.

Его боятся – об этом шепчутся в кулуарах горсовета. Даже глава администрации Огнева вынуждена подписывать документы по его указке. Даже те решения, которые ей не нравятся.

С другими [ветвями власти у Джангобегова] годами налаженные отношения. О чем можно говорить, если председателем суда уже 20 лет сидит один и тот же человек?

— Почему провокаторы применили к вам столь жесткие меры?

— Эта мера — одна из самых выгодных. Можно ударить человека по голове, но голова заживет, и он будет продолжать заниматься активной деятельностью. А дискредитировать в глазах общественности – «Смотрите, они вымогатели» – и упаковать в тюрьму на годы эффективнее. Отвлечь внимание журналиста от общественно-политической жизни на суды, прокуратуру… Пусть он там барахтается.

— Общественность купилась на это?

— По городским телеканалам, подконтрольным власти, крутили ролики, там следователь, не имея на это права, показывал часть материалов ОРМ, где мы якобы соглашались [взять деньги] и якобы совершали преступление. Естественно общественность, посмотрев вырванные из контекста куски, пришла к каким-то выводам. И это их успех.

С другой стороны, люди, которые меня знают, продолжают верить в нашу невиновность. Но они запуганы, не могут выйти на пикет в защиту Назимова и Степанченко, потому что могут схлопотать протокол за несанкционированный митинг как происходит по всей России.

— Вы сказали, «можно дать по голове». В прошлом году прямо на улице в Алуште был избит двумя неизвестными глава местного Следкома Константин Гиряков. Казалось бы, представитель силовых органов, его-то за что? Не вписался в систему?

— В моей судьбе этот человек сыграл отрицательную роль. Когда меня задержали 4 октября 2016 года, он приехал ночью.

Я сидел в подвале связанный, он зашел и говорит: «Что, голубок, допрыгался, долетался?» Начал меня уговаривать сотрудничать со следствием. Потом у меня дома провели обыск с нарушениями, в наглую переменили нам статью с подкупа на вымогательство.

Я общался с людьми, которые на него напали. Они говорят, у них не было цели его убить или покалечить. У них была цель костылем ему дать по голове, чтобы он понял, что не надо совать свой нос, куда не следует.

Поэтому, да, в силовую картинку он не вписался. Начальник ОБЭП, который был заказчиком нападения, привык, что при Украине, пока не было Следкома, по экономическим преступлениям все решал ОБЭП. А глава Следкома приезжий.

— То есть надеяться на изменения к лучшему в Алуште не стоит?

— Ничего не изменится. Тенденция по всей России только к этому [дальнейшему сращению криминала и власти].

У нас основной доход в Ялте и Алуште — это земля. У нас было все: и запугивали, и убивали. Мэра Симеиза убили. От того, что изменилось государство, ничего не поменялось.

Чиновники остались при местах, только поменяли одну правящую партию на другую. Те же методы работы, принципы схожие. Разные государства, но суть одна.

— А у приезжающих с материка чиновников и силовиков принципы другие?

— Такие же, да не такие. В Алуште по делу [экс-мэра] Сотова был арестован [глава городского управления ЖКХ] Молоков — я с ним общался, он с материка. На него спустили всех собак, оставили крайним. Он так и не вписался в картинку алуштинской клоаки.

А еще была недавно ситуация, которую обошла вниманием пресса. Когда было назначение главы администрации Алушты. Когда в отношении Сотова завели уголовное дело, проводили конкурс на замещение должности главы администрации. Было два кандидата: Огнева и некий человек, приезжий с материка. Чтобы соблюсти видимость законности, вынесли вопрос на сессию депутатов. Депутаты проголосовали за свою, за Огневу, хотя второго кандидата продавливали сверху. Депутаты приняли свое решение — и взятки с них гладки. Знаете, коллективная ответственность — это значит никакой.

Что касается Назимова, он всегда выступал с критикой – и при Украине, и при России. Просто сейчас воспользовались ситуацией и сказали, что он якобы создавал некие условия для партии «Единая Россия».

Дискредитировали партию его критические публикации. Но критический материал — почему обязательно плохой? Критика для власти — это плохо, для общества – хорошо.

— Кто вас поддерживает? Мы знаем несколько фамилий общественников, которые ездят к вам на суды. Знаем, издание «Крым.Реалии» следит за вашим делом. Но КПРФ от вас открестилась. Союз журналистов отказался от Назимова.

— На выборах в Алуште за меня проголосовало несколько тысяч человек. Я уверен, доверие определенной группы людей у меня есть. Когда освобожусь, я буду участвовать в избирательной компании снова.

Мне не стыдно, что я был судим. В этой стране каждый может быть судим – и судим по беспределу.

Что касается поддержки, и меня, и Назимова поддерживает международный центр «Мемориал». Если вы зайдете к ним на сайт, увидите страничку в поддержку политических заключенных. Есть разного рода СМИ…

Почему нас многие не поддерживают? Я был сторонником присоединения Крыма к РФ. Естественно, украинские СМИ не особо и хотят в этом участвовать. Думают: «Предатель, предал родину, а новая родина его упаковала».

Но я не стесняюсь того, что поддержал Россию. Другой вопрос, поддерживаю ли я сейчас?

Я уже по-другому смотрю на уровень жизни в России: людей по телевизору кормят ракетами, а социалка не растет. В тюрьме я многое понял о России, о судьбах людей и судебном беспределе.

— Может что-то хотели сказать через СМИ тем, кто вас поддерживал? Или наоборот вашим противникам?

— Тем, кто верит в мою невиновность в данном сфабрикованном уголовном деле, я благодарен.

Заказчикам дела хочу сказать, что запугать ни меня, ни Назимова не удастся. Я когда освобожусь – а случится это где-то в апреле 2019 года, мы продолжим заниматься отстаиванием активной гражданской позиции в общественно-политической жизни Алушты. Основные цели уголовного дела не достигнуты, сломать нас не получилось. Дело, которое дурно пахнет, будет дурно пахнуть не один год. Все, что было скрыто в нем, станет рано или поздно явным.